Барт Эрман - Искаженные слова Иисуса: Кто, когда и зачем правил Библию

Такие взгляды были мне в новинку, ни о чем подобном я не подозревал, когда принадлежал к евангелической церкви, как не подозревает большинство ее приверженцев и по сей день. На примере объясню, какое влияние мои меняющиеся представления оказывали на понимание Библии. Когда я учился в Библейском институте Муди, одной из самых популярных книг в кампусе было апокалиптическое описание нашего будущего — «Великая последняя планета Земля» Хэла Линдси (Hal Lindsey, The Late Great Planet Earth). Ею зачитывались не только в институте Муди: по сути дела, в 70–х годах XX века она была одним из самых известных англоязычных бестселлеров из категории нехудожественной литературы (если не считать Библии и достаточно вольно обойтись с термином «нехудожественная литература»). Подобно студентам нашего института, Линдси твердо верил, что Библия непогрешима вплоть до последнего слова, и в этой вере полагал, что, прочитав Новый Завет, каждый узнает не только то, как Бог заповедал нам жить и во что верить, но и планы самого Бога на будущее и способы их осуществления. Планете угрожал кризис катастрофических масштабов, и, чтобы узнать, каким он будет, как и когда произойдет, следовало обратиться к непогрешимым словам Писания.

Меня занимал в первую очередь вопрос «когда?» Линдси писал, что в притче Иисуса о смоковнице содержится указание на время будущего Армагеддона. Ученики Иисуса пожелали узнать, когда наступит «кончина», и Иисус ответил:

От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето; так, когда вы увидите все сие, знайте, что близко [Сын Человеческий], при дверях. Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все сие будет»

В чем смысл этой притчи? Считая ее непогрешимым словом Божьим, Линдси раскрывает ее значение, для чего указывает, что в Библии «смоковница» часто упоминается как образ народа Израилева. Что подразумевается под смоковницей, пускающей листья? Народ, который после периода бездействия (зимы) вновь пробудился к жизни. А когда Израиль вновь пробудился к жизни? В 1948 году, когда опять стал суверенным государством. Иисус указывает, что «кончина» произойдет при жизни того же поколения, при котором случилось возрождение. А какова продолжительность жизни поколения по библейским меркам? Сорок лет. Следовательно, вот как звучит богодухновенное наставление прямо из уст Иисуса: конец света произойдет приблизительно в 1988 году, через сорок лет после возрождения Израиля.

Это доказательство сразило нас наповал. Сейчас это кажется странным, поскольку 1988 год наступил и прошел, а Армагеддон так и не разразился, но, с другой стороны, миллионы христиан до сих пор верят, что Библию следует воспринимать буквально, как полностью богодухновенное предсказание последующих событий, которым предстоит завершить известную нам историю человечества. Пример тому — нынешнее увлечение циклом книг Тима Ла Хэя и Джерри Дженкинса «Оставленные на земле» (Tim LaHeye, Jerry Jenkins, Left Behind), еще одним апокалиптическим описанием нашего будущего, в основу которого легло буквальное прочтение Библии: этот цикл в наши дни был распродан тиражом свыше шестидесяти миллионов экземпляров.

Переход от восприятия Библии как непогрешимого плана нашей веры, жизни и будущего к отношению к ней, как сугубо человеческой книге, собранию человеческих точек зрения, из которых многие расходятся друг с другом и ни одна не является непогрешимым руководством, в соответствии с которым мы должны стоить свою жизнь, — кардинальный сдвиг. Этот переход в мышлении я в конце концов совершил и теперь полностью предан ему. Разумеется, многие христиане вообще не воспринимают Библию буквально, подобные взгляды могут показаться им слишком однобокими и ограниченными (и вдобавок неадекватными и не связанными с вопросами веры). Тем не менее нас окружает множество людей, отношение которых к Библии однозначно. Изредка мне попадаются машины с наклейками на бампере: «Бог сказал, я поверил — и точка». На это я всегда возражаю: а если ничего подобного Бог не говорил? А если в книге, слова которой вы считаете Божьими, на самом деле содержатся человеческие слова? Если в Библии нет стопроцентно верных ответов на вопросы современности — об абортах, правах женщин, правах гомосексуалистов, религиозном превосходстве, совершенстве западной демократической модели, и тому подобное? Если мы сами должны понять, как нам жить и во что верить, не превращая Библию в фальшивого кумира — или оракула, обеспечивающего нам прямую связь с Всевышним? Есть все основания полагать, что Библия не представляет собой непогрешимое руководство для нашей жизни: помимо всего прочего, во многих случаях мы (как ученые или просто рядовые читатели) понятия не имеем, какими были изначальные слова Библии.

Это осознание до неузнаваемости изменило мою личную богословскую систему, повело меня по пути, совсем не похожему на тот, которым я следовал в юношеские годы и в двадцать с небольшим лет. Я по–прежнему ценил Библию за многочисленные и разнообразные откровения, содержащиеся в ней, — не меньше, чем научился ценить другие раннехристианские тексты того же периода, а вскоре после этого — труды менее известных авторов, таких, как Игнатий Антиохийский (Богоносец), Климент Римский и Варнава Александрийский, и не меньше, чем начал ценить тексты приверженцев других религий примерно того же периода — труды Иосифа Флавия, Лукиана из Самосаты и Плутарха. Все эти авторы пытались постичь мир и найти свое место в нем, каждый из них способен преподать нам ценные уроки. Важно знать, какими были слова этих авторов, чтобы понять их высказывания и суждения, а затем в свете этих слов решить для себя, как мыслить и жить.

И, таким образом, мы возвращаемся к моему увлечению рукописями Нового Завета и к изучению этих рукописей — к так называемой текстологии, или текстуальной критике. По моему убеждению, текстология — притягательная и интригующая сфера научной деятельности, имеющая огромное значение не только для ученых, но и для всех, кто интересуется Библией (как буквалистов, так и бывших буквалистов, тех, кому никогда не был присущ буквализм, и даже тех, кто питает к Библии неявный интерес как к историческому и культурному феномену). Удивительно другое: большинство читателей, даже увлеченных христианством, Библией, ее изучением, верящих в ее непогрешимость или не верящих в нее, почти не имеет представления о текстологии. Нетрудно понять, почему. Несмотря на то что текстология была предметом пристального внимания ученых на протяжении более чем трехсот лет, нет ни одной посвященной ей книги, предназначенной для мирской аудитории — то есть для тех читателей, которые не слышали о текстологии, не знают греческого и других языков, необходимых для ее углубленного изучения, не осознают существования «трудностей», связанных с текстом. Однако этих читателей могли бы заинтриговать и сами трудности, и то, как справляются с ними ученые[2].

Вот она, эта книга — насколько мне известно, первая в своем роде. Она написана для людей, которые ничего не знают о текстологии, но не прочь узнать, как переписчики вносили изменения в текст Писания и как можно выявить правленые таким образом фрагменты текста. В основу книги легли мои тридцатилетние размышления об этом предмете — с точки зрения, которой я придерживаюсь сейчас, после того, как мои взгляды на Библию претерпели столь радикальные метаморфозы. Эта книга написана для всех, кому было бы интересно узнать, каким образом появился Новый Завет, известный нам сегодня, убедиться, что в некоторых случаях мы даже не знаем, какими были изначальные слова его авторов, увидеть, каким любопытным образом иногда преображались эти слова, узнать, как мы могли бы, применяя весьма скрупулезные аналитические методы, восстановить первоначальный вид текста. По многим причинам я питаю к этой книге личную привязанность, для меня это результат долгого пути. Возможно, для некоторых читателей она станет одним из этапов их собственных путешествий.

Прежде чем обсуждать копии Нового Завета, которыми мы располагаем, понадобится начать с одной из необычных особенностей христианства в греко–римском мире — с его книжного, литературного характера. Чтобы разобраться в этой черте христианства, придется обратиться к дохристианским временам и религии, из которой выросло христианство, — иудаизму. Ибо книжность христианства в некотором отношении предвосхитил и предопределил иудаизм — первая «религия Книги» в западной цивилизации.

Иудаизм, из которого возникло христианство, был необычной, но отнюдь не уникальной религией в римском мире. Подобно приверженцам любой другой из сотен религий Средиземноморья, иудеи признавали существование Божественной сферы, населенной сверхъестественными, бесплотными существами (ангелами, архангелами, ангельскими чинами, Божественными силами); они соглашались поклоняться божеству, принося ему в жертву животных и другую пищу; они утверждали, что на земле есть некое особое святое место, где пребывает это божество (Иерусалимский храм) — именно там ему надлежит приносить жертвы. К этому Богу они обращались с общими и личными потребностями. Они рассказывали, как этот Бог общался с людьми в прошлом и ожидали от него помощи в настоящем. Во всех этих отношениях иудаизм был «привычной» религией для тех, кто поклонялся другим богам империи.