Анастасия Герасимова - Вензель императора

Служанка Глаша принесла воду и полотенце, и госпожа Никольская захлопотала вокруг больного: натерла виски одеколоном, на лоб положила смоченное холодной водой полотенце. Тут только взгляд Марьи Алексеевны упал на Павлика, тихо стоявшего у ног Пети.

– Павлик, а ты что не одеваешься? – с просила она. – Нам ведь скоро идти во дворец!

– Я не пойду, – тихо произнес он.

– Как не пойдешь? – изумилась Марья Алексеевна. – Ты же мечтал об этом дне не меньше Пети?!

От неожиданности Петя даже перестал плакать. Он повернул к Павлику распухшее от слез лицо и вопросительно посмотрел на друга.

– Я не могу идти без Пети! – сказал Павлик. – Ведь он заболел из-за меня!

– Почему из-за тебя? – Марья Алексеевна удивленно подняла брови.

– Это я позвал его вчера к морю, вот он и простыл там! Если Петя остается дома, я тоже остаюсь! – т вердо произнес мальчик, но не удержался и всхлипнул.

Петя благодарно сжал ему руку:

– Нет, Павлик, ты ни в чем не виноват! Тебе нужно пойти. Приглашением государя не шутят!

– Не пойду, – з аупрямился тот, смахивая кулачками слезы с ресниц. – Скажите его величеству, что мы оба заболели!

Тут в дверном проеме показался полковник:

– Что за спор вокруг больного?

– Да вот, Андрюша, мало того, что Петя заболел, так еще Павлик отказывается идти во дворец! Говорит, что виноват в болезни брата! А как же государево приглашение? Неприлично ведь! Что император о нас подумает? – Марья Алексеевна расстроенно опустила руки.

Андрей Петрович пристально посмотрел на приемного сына и вдруг улыбнулся:

– Весь в отца! Тот тоже никогда не бросал друга в беде. Помню, под Аустерлицем меня ранило в ногу, а кругом свист пуль, рев пушек. Я ему говорю: «Оставь меня, вдвоем ведь сгинем», – а он знай себе тащит меня через все поле, к лесу. И дотащил ведь! – полковник ласково потрепал Павла по волосам. – Ладно, Марьюшка! Оставь его, раз душа его так желает. А ты, Петя, радоваться должен, что Господь тебе такого друга и брата послал, а ты нюни распустил, нехорошо!

Петя не ответил, только еще сильнее сжал руку Павлику.

В этот момент в сопровождении Глаши в комнату вошел плотный мужчина лет сорока пяти в дорогом сюртуке.

– Борис Львович! Как я рада. Надеюсь, мы не сильно отвлекли вас от дел? – Марья Алексеевна протянула гостю руку.

Тот почтительно поцеловал ее.

– Что вы, голубушка, Марья Алексеевна! Я всегда к вашим услугам, – произнес он с сильно выраженным французским акцентом.

Надо сказать, что главный врач Таганрогского карантина4 Борис-Марк-Морис Лакиер был прусский подданный, но родом происходил из Страсбурга, чем и объяснялся его французский акцент. В свое время он обучался медицинскому делу в Берлинском и Дерптском университетах. И хотя карьере Лакиера, появившегося в Таганроге только в 1819 году, несомненно, способствовала его женитьба на дочери председателя коммерческого суда, необходимо признать, что лекарем он и впрямь был достойным.

В 1823 году Борис Львович удачно прооперировал шестнадцать страждущих женщин, среди которых была и Марья Алексеевна Никольская. Излишне говорить, что после этого она стала страстной поклонницей медицинского таланта Лакиера. Поэтому если кто-то из домочадцев прихварывал, первым делом всегда посылали за Борисом Львовичем.

Обменявшись любезностями с хозяйкой, Лакиер направился к больному.

– Петр Андреевич, что же это вы разболелись? – доктор положил руку на лоб мальчика. – Так! Дайте-ка я вас послушаю! Спинкой, пожалуйста! Теперь извольте открыть рот и показать язык!

Петя послушно исполнял его приказания. Закончив осмотр, Борис Львович обратился к хозяйке дома:

– Ну, Марья Алексеевна, голубушка, не переживайте. Обычная простуда.

Госпожа Никольская облегченно вздохнула. – Правда, недельку придется посидеть дома, а то и все две, – доктор достал из большого кожаного портфеля, который всегда носил с собой, несколько маленьких свертков. – Вот порошки, собственноручно приготовил третьего дня. Нужно давать два раза в день, утром и вечером. После первого приема температура должна понизиться.

– Благодарствуем, Борис Львович! Глаша, неси скорее теплой воды! Пете надо запить лекарство!

Девушка убежала за водой, а Лакиер засобирался.

– Что ж, Петр Андреевич, лечитесь! А вы, Павел Николаевич, присматривайте за другом! – доктор пожал на прощанье руки мальчикам.

– Борис Львович, пойдемте, я вас провожу! – сказала Марья Алексеевна, увлекая за собой врача.

В прихожей она сама подала Лакиеру шляпу и трость. Когда доктор уже взялся за ручку двери, Марья Алексеевна неожиданно спросила:

– А как вы думаете, государю понравится у нас в Таганроге?

Борис Львович обернулся.

– Думаю, да, – немного помедлив, произнес он. – Хотя, по правде сказать, я был немало удивлен приездом императора.

– Его величество приехали пораньше, чтобы лично все приготовить к приезду государыни императрицы.

– То-то и оно! – подхватил Лакиер. – Весьма странно, что их величества, имея возможность отправиться на лучшие курорты Европы, решили провести зиму здесь.

– Чем же плох Таганрог? – обиженно надула губки госпожа Никольская.

– Помилуйте, сударыня! Вы ведь и сами понимаете, что Гнилое море5 не самое удачное место для больных чахоткой! – произнес Борис Львович. – Я имею все основания опасаться, как бы здешний климат не повлиял дурно на здоровье императрицы.

– Возможно, вы правы, – вынуждена была согласиться Марья Алексеевна.

– Ну, вот видите! Поэтому я не перестаю удивляться выбору государя!

Вечером, вернувшись из дворца, Марья Алексеевна зашла к мальчикам пожелать спокойной ночи. Она застала сыновей у окна: город вновь был иллюминирован.

– Что это еще такое! – возмутилась госпожа Никольская. – Марш в постель немедленно!

– Матушка! Как все прошло? Государь на нас не обиделся? А Воронцов6 уже приехал? – Павлик и Петя, которому действительно после порошков Лакиера стало намного лучше, засыпали мать вопросами.

Марья Алексеевна с улыбкой отвечала:

– Все было просто замечательно! Государь был весьма учтив, с папенькой нашим разговаривал словно со старинным другом, спрашивал и о вас. Его величество передал Петеньке пожелание скорейшего выздоровления, а Павлика похвалил за верность брату. А Воронцова ждут со дня на день.

– А государыня?

– Ее величество приедет в конце месяца. Будет торжественная встреча, так что ты, Петруша, лечись усердно, а то и это событие пропустишь, – произнесла госпожа Никольская.

– Обещаю, я буду делать все, что вы говорите, даже буду пить противные порошки доктора Лакиера, лишь бы скорее выздороветь! – с жаром сказал Петя.

– Да уж, наказал ты себя, да и Павлушу в придачу! – заметила Марья Алексеевна. – Кстати, о порошках. Глаша принесет тебе вечернее лекарство, и немедленно ложитесь спать.

– Хорошо, матушка!

Дни шли за днями, Петя держал свое обещание и выполнял все рекомендации врача. С каждым днем пациенту становилось все лучше, но Марья Алексеевна все равно не выпускала сына из дома – боялась осложнений. Верный Павлик почти не отлучался от брата, развлекая больного чтением книг и игрой в шахматы. А чаще всего – просто разговорами. Мальчики очень сокрушались о том, что государь уже неделю гостил в Таганроге, а они еще ни разу его не видели.

Как-то вечером к ним тайком пробрался Гаврила.

– Где ты пропадал так долго? – бросились к нему мальчики.

– Известно где! – проворчал Гаврила. – Когда ваша милость заболели, матушка ваша вконец осерчала и сослала меня в поместье на работы. Лишь сегодня вернулся. Умаялся! Все руки стер!

И он вытянул вперед большие загорелые руки, которые действительно были покрыты мозолями.

– Так ты тоже не видел еще государя?

– Какой там! – Гаврила подошел к окну и раскрыл его. – Фу, какая духота у вас!

Веселый прохладный ветерок вмиг влетел в комнату и начал играть с Петиными кудрями. Мальчик зябко закутался в одеяло – болезнь еще не до конца отпустила его.

– Но зато, господа, – Гаврила хвастливо поднял указательный палец, – мне известны все последние новости про его величество!

– Рассказывай, рассказывай скорее!

– Значит так! – начал Гаврила. – Через день после приезда государь еще до обедни побывал в крепости, в тюрьме и карантине, местность которого, говорят, очень уж ему понравилась; он даже нашел наш карантин лучше Одесского. А вчера приехал граф Воронцов и разместился у Мартоса7, а свиты у него – видимо-невидимо! И только приехал, уже весь город на уши поставил – это не то, то не так! Известное дело, завидует. Врачи же государыне в Крым велели ехать, а государь возьми и предпочти Крыму наш город, вот его светлость и серчает!

– Все-то ты знаешь, Гаврила! А мы вот тут сидим, никуда выйти не можем! – з аныли ребята.