Лев Шихляров - Введение в Ветхий Завет. Конспект лекций

В первый день Бог творит свет и отделяет его от тьмы. Т. к. о небесных светилах будет сказано лишь в четвертом дне, то древние толкователи иногда говорят о духовном свете, или об ангелах и их отделении от духов злобы. Современные комментаторы, исходя из гипотезы «большого взрыва», отождествляют этот свет с первоначальной вспышкой. Но в тексте сказано, что Бог назвал свет днем (день внутри «дня», т. е. наш обычный день), а тьму — ночью (т. е. не та, внешняя тьма над бездной, а обычная темнота) (Быт 1, 5); поэтому здесь дело не в том, что автора заботит механизм происхождения света от светил, а то духовное соображение, что в нашей земной жизни каждый день напоминает о Боге (мы и говорим: «каждый Божий день»), ибо свет — знак присутствия Божия, а ночь напоминает о небытии.

Во второй день Бог создает небесную твердь, отделяющую воды под ней от вод над ней (Быт 1, 7). Судя по всему, здесь идет речь о чуде, создающем уникальную возможность жизни на Земле — атмосфере. Воды под ней — это воды в прямом смысле, а наднебесные воды — стихии космоса.

В третий день появляется земная суша, ограничивающая господство воды, на суше появляется растительность трех основных видов (1, 11). В четвертый день взор бытописателя видит на прояснившемся небе солнце, луну и звезды. В космогонии древних народов небесные светила часто обожествлялись, а тут они всего лишь послушные органы огромного небесного механизма, их назначение — светить и отсчитывать время (1, 14). Еще светила нужны для «знамений». Знамением светила могут быть в трех смыслах: во-первых, как ориентиры для путешественников, жрецов, ученых, во-вторых, как устойчивые религиозные символы (даже сейчас мы воспеваем: «Христос — Солнце правды»), а в-третьих, что особенно характерно для древних людей, как тревожные или благодатные знаки Божьей воли (ведь именно звезда привела волхвов к колыбели Господа Иисуса (впрочем, это не имеет никакого отношения к магической астрологии)).

В пятый день появляются рыбы, птицы и пресмыкающиеся, а в шестой день — млекопитающие. Всей фауне Бог дает повеление плодиться и размножаться. Это заповедь земного воспроизводства. Животных Библия называет «живой душой» (1, 20). Здесь «душа» — это просто жизнь, витальная энергия. Откровение ни в коем случае не уравнивает душу человека и всей остальной природы: растение — это просто живая пища, а животное имеет душу-жизнь, кончится жизнь — умрет душа.

Каждый день получает Божие одобрение: рассматривая его результат, Бог «видит, что это хорошо». При этом Бог только «слово» произносит, потом всё само создается, потом Бог рассматривает и одобряет. «Небо и воздушное пространство прекрасны, земля и море прекрасны. Вселенная обязана Божественной благодати именем «космос», которым нарекли ее греки и которое означает «украшение» (св. Иларий Пиктавийский).

Но вот во «второй половине» шестого творческого дня Бог, задумав сотворить человека, делает это совершенно не так, как раньше. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему … И сотворил Бог человека по образу Своему… мужчину и женщину сотворил их… создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душею живою». (Быт 1, 26, 27; 2, 7). Впервые сказано о внутреннем совете Бога в Самом Себе. Впервые Бог непосредственно участвует в механизме создания (вдунул «дыхание» = «духа»). Впервые тварь создается не просто по повелению, а по «образу» Божию. Слова «образ» и «подобие» в еврейском языке синонимы, но т. к. текст во второй раз говорит только об «образе» (замыслил «по образу и подобию», а сотворил только «по образу»), то Отцы Церкви используют эти термины в разных смыслах. Под «образом Божиим» (т. е. отображением) понимается вся совокупность свойств человека, отличающих его от всего остального творения.

Христианская антропология чаще всего рассматривает человека как двухсоставное (душа — тело) или, подробнее, трехсоставное (дух — душа — тело) существо. В первом случае под «душой» понимается вся невидимая часть человека; а во втором — совокупность ума, воли и чувств. Понятие «духа человеческого» как раз и вводится для отличия человека от остальных живых существ; черты духовности, воздействующие и на душу, и на тело человека и формирующие его личность, как раз и являются проявлениями в нем «образа (отображения) Божия». Среди этих черт святоотеческое богословие и православные философы нового времени отмечают:

— свободную волю (о ней позже);

— творческую деятельность (человек, как и Бог, творец в своем масштабе);

— стремление к бессмертию;

— молитвенность;

— совесть и раскаяние;

— нравственность (две последние — следствие свободы);

— властное миропознание;

— самосознание (в отличие от сознания животных — познание самого себя, смысла жизни, истории, оценка явлений с точки зрения целесообразности или эстетики) и др.

Отцы Церкви также часто в связи с образом Божиим говорят о Троице. При этом образ Божественной троичности усматривается в связках «дух — душа — тело», «разум — воля — чувства», «мысль — слово — дыхание» и др. (см., напр., св. Иоанна Кроншт.)

Понятие образа Божия является синонимом потенциальной Божественной данности. Но под «подобием Божиим» отцы Церкви понимают поставленную перед человеком цель уподобления Самому Богу, т. е. уже не данность, а заданность (далее это будет разъяснено, а без комментариев звучит довольно дерзновенно). Человек создан по образу Божию и призван к подобию Божию. «Человек — это животное, призванное стать Богом» (св. Василий Великий). И, в отличие от животных, человеку в числе первых заповедей благословлено не просто плодиться и размножаться, но и владычествовать над всем живым и над всей землею (1, 26). Заповедь власти над миром придает неожиданную целесообразность всем предыдущим этапам творения, и оказывается, что Бог сотворил вселенную для человека, и эта завершенная картина вызывает высшее одобрение Творца («хорошо весьма», 1, 31) Здесь уместно во-первых, вспомнить об атеистическом обвинении в том, что христианство унижает человека. А во-вторых, можно сравнить библейский текст с месопотамским мифом о том, что когда боги низшего уровня не захотели выполнять самую тяжкую и грязную работу по приказу верховного божества, они создали себе из глины людей, чтобы те мучались вместо них (!) Духовно-телесный человек создан как вершина («венец») Божьего творения. Находясь на стыке двух миров, духовного и материального, он призван быть управителем Бога во вселенной. Другая заповедь — хранить и возделывать землю (2, 15) — точно определяет механизм этого управления. Хранить — значит суметь сохранить полученные дары и величие, возделывать — трудиться, познавать, приносить плоды. Рай поэтически назван садом, и стало быть, человек — садовник, приносящий Творцу плоды благодатного труда (попутно заметим: в замысле Божием небесные светила не правят человеком, а служат ему; природа — не «мать», а скорее «сестра» или даже служанка).

В связи с рассуждениями о сотворении мира и человека коротко упомянем о споре между «эволюционистами» и «креационистами». Последние считают, что библейские «дни» равны нашим суткам, что человек и животные сотворены одновременно и упрекают первых в дарвинизме и атеизме: Богу, дескать, не нужны особые природные механизмы, Ему достаточно сказать слово. Но библейские эволюционисты также считают теорию Дарвина ущербной; они говорят о «творческой эволюции», т. е. развитии под воздействием благой и мудрой воли Творца. Уже одно то, что человек создан не в особый «день», а именно в один день со зверями (но не с рыбами и птицами), может служить косвенным указанием на животное происхождение человека. Есть и другие нюансы в тексте в пользу постепенного творения мира. При этом появление человека есть не просто этап эволюции, а «революция», т. е. качественно иной уровень.

Но по большому счету даже не в этом дело. Во-первых, богословия касается лишь то, что именно Бог сотворил человека и то, каким Он его сотворил и для чего, а спор о том, каков «технический способ» появления человека, должен быть делом сугубо научным, даже не обязательно задевающим вопрос личной веры ученого. Во-вторых, если наука показывает нам некую сложность или постепенность явлений, то это обстоятельство веру верующего не умаляет, а усиливает, ибо, постигая сложнейшие природные механизмы, мы преклоняемся пред величием Божиим. Наконец, в-третьих, независимо от научной точки зрения сама библейская концепция постепенного преображения, исцеления падшего мира, врастания человека в тайну жизни Божественной Троицы есть прежде всего концепция становления, возрастания и в этом смысле — эволюции (чего, кстати сказать, почти не встретишь во внебиблейских религиозных моделях мира).