Джульетта Абгарян - Практика международного трибунала по морскому праву

Нельзя не признать, что обязательство сотрудничества, если речь идет о разрешении международных споров, и особенно сотрудничества между различными судебными учреждениями, пока не имеет нормативного регулирования. Очевидно, идет процесс уточнения и конкретизации этого обязательства в ходе практики. Наличие спора означает, что имеют место разногласия, поэтому обязательство сотрудничать, хотя бы в процессуальных вопросах, необходимо для разрешения этого спора. Разрешение спора без сотрудничества вообще невозможно. Сотрудничество, основанное на самом общем обязательстве, вытекающем из общепризнанного принципа международного права, имманентно присутствует в обязательстве мирного урегулирования.

Менее институциализированные, а потому более гибкие средства разрешения споров предполагают меньшую степень обязательности сотрудничества: если одна из сторон предлагает провести переговоры, вторая сторона обычно никак не обязана соглашаться на это, кроме слабого обвинения в недружественной позиции. Если же одна из сторон подает жалобу в международное судебное учреждение, другая сторона обязана представлять собственную точку зрения. Конечно, это обязательство другой стороны вытекает из заранее данного согласия с обязательной юрисдикцией этого учреждения.

К обязательству сотрудничества между судебными учреждениями нередко применяют доктрину «запрещения срыва разбирательства»[18]. Это выражение означает, что судебное или арбитражное разбирательство не должно быть сорвано из-за надуманных процессуальных предлогов.

Международное право, регулирующее разрешение международных споров, состоит из множества обязательств как государств между собой, так и взаимных обязательств между судами и государствами, которые к ним обращаются.

с) общие характеристики международных судебных учреждений

Еще во время работы Третьей конференции ООН по морскому праву предложения о введении в международные отношения целого ряда новых судов и арбитражей стали подвергаться резкой критике со стороны ученых.

Одним из серьезных объектов критики были планы создания множества судебных органов и право выбора из них на том основании, что у каждого из них явно будут собственные функции и будет невозможно обеспечить соответствие судебного процесса в каждом из них тем задачам, которые будут перед ними стоять. Особенно резко высказывались некоторые члены Международного суда[19].

Однако анализ учредительных документов различных международных судебных учреждений, а также их практики показывает, что тенденции формирования и осуществления полномочий таких учреждений в целом совпадают.

Юридическая природа международных судов – это явно выраженная воля государств; существует неоспоримый принцип, что ни одно государство не обязано представлять свой спор на рассмотрение какого-либо суда без выраженного согласия[20]. Точно так же согласие государств лежит в основе процессуальных полномочий судебного учреждения, в том числе его полномочий на установление объема собственной юрисдикции[21].

Что касается материальных полномочий, то и в этой сфере наблюдается единообразие. Это полномочия решать дела по существу; предписывать временные меры правовой защиты[22], полномочия на допуск третьей стороны к участию в разбирательстве[23], полномочия толковать свои решения и постановления[24], полномочия на их пересмотр[25].

Учредительные документы многих международных судов не содержат детальных положений, регулирующих процедуру разбирательства или возможные меры осуществления решения. Истоки этой практики уходят во времена разработки Статута Постоянной палаты международного правосудия в 1920 г. Консультативный комитет юристов, который занимался Международного суда разработкой Статута, не посчитал необходимым делать это и ограничился лишь некоторыми общими правилами[26]. Вместо этого во многих статутах предусмотрено право самостоятельно формулировать правила деятельности (Регламент)[27]. Международные суды нередко используют эти полномочия для значительного расширения своих прав. Так, в Регламент введены положения относительно расследований на месте для сбора доказательств[28]. В Регламенте Европейского суда по правам человека указано полномочие на практические указания[29].

В случае с Международным трибуналом по морскому праву полномочие на толкование решений также предусмотрено Регламентом[30]. Отметим, что отличие Регламента от Статута состоит в том, что это документ, так сказать, второго порядка. Поэтому, хотя Регламент можно рассматривать как источник процессуального права, который основывается все-таки на согласии государств, государства в действительности не имеют полного контроля над этим документом, его содержание определяется в конечном счете самими членами суда, то есть их юридическую природу согласие государств составляет не напрямую, а косвенно. Содержание этих документов отражает представление суда о том, каким образом он может осуществлять свои функции. Однако иногда встречаются исключения. Так, по Вашингтонской конвенции о сохранении морских котиков стороны в споре могут варьировать выбор арбитражных правил (ст. 44), а в Регламенте МТМП есть следующее уточнение: сторонам в споре дано право совместно вносить изменения в процедуру (ст. 48). Это положение дает сторонам в споре некоторую степень контроля над правилами, если они этого потребуют; в случае Международного суда и МТМП внесение изменений в правила возможны, если суд сочтет их «подходящими», а в случае Центра по разрешению инвестиционных споров – такие изменения обязательны для суда. На самом деле такие изменения до сих пор совершались очень редко – мне удалось отметить только, что просьба об этом была внесена в МТМП в деле Swordfish[31].

И учредительные документы, и Регламент далеко не всегда содержат исчерпывающие положения относительно процессуального права или процессуальных полномочий суда. Напротив, в них нередко есть пробелы. Американский исследователь Э. Гордон обращает внимание на ряд таких пробелов даже в отношении Международного суда[32]. Убедительным представляется его замечание о том, что «с целью достичь хоть какого-нибудь согласия или сформулировать хоть какой-нибудь текст вместо полного провала составители иногда соглашаются на компромисс, вообще не упоминая спорный вопрос»[33].

Обнаружив пробел в правилах своей процедуры или учредительных документах, суды нередко обращаются к поиску методов заполнения пробелов, практикуемых другими судами. Этот процесс Ю. Шейни совершенно справедливо называет взаимным обогащением и считает это главным источником унификации международного судебного процесса[34]. Таких методов в основном два: мнения государств – участников соответствующего учредительного документа; толкование и применение процессуальных норм, обнаруживаемых в практике других судов. При этом происходит либо прямое включение на место пробела той нормы, которая успешно применяется другими судами, либо рецепция так называемых общих принципов права, то есть тех принципов, которые действуют в национальных правовых системах и в качестве обычая применяются другими судами[35].

Необходимо отметить, что международные суды широко применяют Венскую конвенцию о праве международных договоров[36] к толкованию не только собственно международных договоров, но и внутренних документов судов, сформулированных самими судами. Ю. Шейни высказывает мнение о том, что они опираются при этом на положения п. 2 и 3 ст. 31 Венской конвенции, которые позволяют для целей толкования принимать во внимание также контекст (последующие соглашения, любой документ, который стороны считают относящимся к договору); последующую практику применения договора и вообще любые соответствующие нормы международного права, применяемые в отношениях между участниками[37]. С этим нельзя не согласиться, тем более что Комиссия международного права, которая занималась составлением проекта Конвенции о праве международных договоров, в своем комментарии к проекту подчеркнула, что определяющую роль в определении списка толкуемых документов играют намерения составителей договора. Это значит, что если во внутренних документах суда изложена воля создателей суда в той же мере, что и в учредительных документах, документы «второго порядка» являются продолжением учредительного договора, к которому применима Венская конвенция о праве международных договоров.