Александр Белаш - Наш дом

Александр Белаш

H А Ш Д О М

Каково в дому, таково и самому.

(русская поговорка)

Ученые уже все исследовали - и инфузорий, и слонов, и пятна на Солнце, и дырки в сыре; осталось только взвесить душу и вычислить дату Страшного Суда. Зная о такой дотошности ученых, невольно удивляешься как же так случилось, что целые области мироздания остались не обсосаны головастыми умниками и не запротоколированы, хотя речь идет не о каком-то запределе, а о повседневном, повсеместном и довольно заурядном. Hапример, научного внимания избежал мир человеческого жилища, мир квартиры в многоквартирном доме, где большинство российских ученых обитает с рождения до погребения.

Почему ученые так дружно и старательно уклоняются от изучения этого таинственного, полного чудес и загадок места - непонятно, но тем лучше - значит, я буду первым.

Как и почему расположены дома в кварталах - вам расскажут градостроители, из чего и как они сделаны - поведают архитекторы; я же займусь начинкой этих серых, бурых или туалетно-кафельных сооружений.

Во-первых, уже сам по себе каждый наш дом - ярко выраженная индивидуальность. Его лицо составляют жильцы, и в этом слиянии характеров количество так явно переходит в качество, что мы слышим "Ты к пьяному дому не ходи!" или "Да у них весь дом сволочной!".

У пьяного дома на лавке спит алкаш, на алкаше спит рыжий кот. Рядом идет хмельной базар или происходит вялая драка. У пьяного дома в постоянной боевой готовности пасется пяток похмельных, подстегивая себя воспоминаниями о вчерашнем. Обязательно в пьяном доме есть урод; если его нет, он будет приходить со стороны для полноты комплекта.

Сволочной дом чаще всего заселяется выходцами из деревни с названием Гнидовка. Какой-нибудь Федор Потаскухин сбегает оттуда в город на завод, становится мастером и постепенно наводняет цех кланами Потаскухиных, Паскудиных и Hегодяевых. Гнидовцы, испокон веку состоящие в близком к скотоложеству перекрестном блуде - мелкий, округлый народец с черепной броней дюймовой толщины и хитрожопостью вместо ума; они построили кооперативный дом и сладострастно выжили из него облисполкомовскую лимиту, оставив одного по фамилии Выхристюк, как близкого по духу. Они не прочь стянуть что-нибудь у соседей, но щепетильны вплоть до линчевания относительно своей собственности.

Рядом со Сволочным и Пьяным стоит (и часто - не единственный!) дом, Из Которого Выносят. Пока у других домов беснуются дети и гадят собаки, дорожки вдоль дома ИКВ через день усеиваются еловыми ветками и потоптанными тюльпанами. Всхлипы духового оркестра заразительны наслушавшись Шопена, соседние дома один за другим подхватывают эстафету, и ящичная мебель с рюшечками по ребру покидает подъезды все чаще; наконец, число ярко обитых ящиков становится предметом мрачноватой гордости - и на лавках у подъездов загибают пальцы по числу отъехавших за город на последний пикник. Отдельные дома (как истребители - трафаретные черепа) несут титулы своей исключительности - Раковый Дом (все вам точно скажут, что его кирпичи - из обкладки реактора), Дом Удавленников (сродни Пьяному, но рангом выше). Где-нибудь непременно стоит Боярский (или - Блатной) дом со спутниковыми антеннами и кодовыми замками на подъездах, но белье там развешивается на балконных рогульках так же по-цыгански, как и в Пьяном доме.

Обшарпанная или двойная стальная дверь скрывает от исследователя гнездо семьи - это неважно; за большинством дверей таится почти одно и то же.

Как бы ни ухищрялись граждане скрасить свое житье в этих консервных банках, по ошибке называемых квартирами, результаты их потуг можно смело свести к трем типам; эти три типа жилищ уходят корнями в глубокую древность застоя, и с ними же мы войдем в новое тысячелетие:

1) "Музей" - всегда чисто вымытая, сияющая словно после генеральной уборки квартира. Стандартный набор - мягкая мебель, сервант с обязательным хрустлем, тщательно подобранным и расставленным навечно (не хватает только инвентарных номеров на многогранных вазах и конфетницах), книжный шкаф с ПСС (хозяин их ни разу в руки не брал это показатель престижа), ковер, палас и линолеум. Меняются только расцветки. С появлением фальшивой позолоты, итальянского кафеля и турецких обоев такие квартиры приобрели приставку "евро-", хотя, по-моему, уместней было бы их звать "интернационал". Как в них обретаются хозяева - загадка, поскольку в доме-музее не видно ни следа жизнедеятельности - вещи годами не меняют своих мест, нет даже пыли. Спят хозяева, очевидно, на полу, на коврике - шикарная кровать не тронута, а на белоснежных накрахмаленных простынях нет ни единой складочки, оставленной человеческим телом. Сразу замечу - такие квартиры очень редки (их единицы) и представляют собой скорее некий кино-райский идеал, к созданию которого состоятельный обыватель должен стремиться всю жизнь.

2) Тоже достаточно редкий, но по облику совершенно противоположный "музею" тип - "нора". Проживают в "норе" нищие и алкаши. Здесь тоже нет лишних вещей - верней, здесь вообще нет вещей как таковых. Пыли в "норе" тоже нет - ей неоткуда взяться. Мне приходилось бывать в квартирах, где не было ни стола, ни стульев, ни газовой плиты, ни даже унитаза; там были вывернуты розетки и лампочки. Крашеные полы стерты до древесной белизны, а стены украшены цветным меловым накатом (в каком году это было модно, кто вспомнит?) с изящным узором в "лапочку". Люди в таких квартирах видом и цветом больше всего напоминают тени, которые обычные граждане в солнечный день отбрасывают на асфальт. Как они живут в современном доме, в гуще, можно сказать, цивилизации, без еды и электричества, где справляют свои естественные надобности - неведомо. Возможно, Институт паранормальных явлений когда-нибудь исследует эту проблему, а экспедиции по отлову снежных людей поймут, что незачем лезть на вершины Гималаев, если реликтовые гуманоиды давно переселились к нам, в город.

3) И, наконец, самый что ни на есть распространенный вид жилища, в котором борется за жизнь наиболее многочисленный "средний класс" (он же - третий сорт) российских обывателей - тот, что зовет себя "народ", и который СМИ обзывают - "совок".

О! об этом типе жилища стоит рассказать подробннее..

Девиз прихожей - "Да рухнет вешалка под тяжестью вещей! До громоздится обувь по колено!". Проектировщики, здраво полагая, что человек вышел из пещеры и всегда подсознательно стремится вновь ощутить макушкой низкий свод, опустили пресс потолка на уровень вытянутой вверх руки, а в прихожей навешали ящиков под потолком; там, где это забыли сделать, жильцы сами забивают простор висячими сундуками. Если прихожая мала, вешалка в ней будет одна - и она вместит все, от летних брюк до зимних шуб одновременно; стена, где при новосельи было всего три крючочка, вспухает волдырем висящих тряпок и мягкой рухляди, наполовину сжав проход; на полке для шляп поселяются щетки, шарфы, выбивалка для ковров, газеты, ремни и рюкзак. Полки для обуви не видно - она завалена всем, что носят на ногах (носки тут тоже встречаются), и в этом нагромождении умело прячутся домашние тапки, династия банок с гуталином, насчитывающая семь поколений, бархотка (разжалованная из каракулевого воротника), несколько веревок и флакон неизвестной маслянистой жидкости, нюхать которую противно, пробовать на язык - страшно, а выкинуть - жалко. Если прихожка позволяет иметь две вешалки - их будет три! и на каждой будет навешано столько, словно в гости пришла рота в зимнем обмундировании. Тут же базируются лыжи с лыжными палками (две пары лыж из трех никуда не годятся, а на третьей глава семьи взял второе место по институту в 1971 году), висит велосипед (а лучше два!) и детские санки.

Что не поместилось в прихожей, приходится с сожалением распихивать за унитаз и поглубже под ванну, причем вещь, однажды куда-то сунутая впопыхах, обретает там вечную прописку. Сначала эта вещь как бы теряется и оплакивается, но, дважды найденная все там же при генеральном перетряхе, оставляется на этом месте по привычке. Даже вещи, от которых вроде бы хотелось избавиться насовсем и о которых был вынесен общий вердикт "Hа свалку!", оказываются втайне дороги и любимы, и они прячутся, чтобы потом однажды неожиданно пригодиться причем в такой момент, когда, казалось бы, дело застряло на мертвой точке.

Поэтому - Люди! будьте верны своему старью! Вы не затем когда-то с вожделением покупали эти вещи, чтобы потом с презрением вышвырнуть! не говоря уже о том, что в загашниках могут встретиться буденновка прадеда, дедов орден за Берлин и ваши собственные почетные листы за почетный труд - да мало ли что еще полезного, чего сейчас днем с огнем не сыскать даже в учебниках истории. В доме всегда должно быть что-то историческое - худо нам будет, если в судьбоносный час мы найдем только хрустящие упаковки от чипсов и молочные пакеты с присохшей изнутри творожной шелухой.