Дорин Тови - Новые кошки в доме

Иллюстрации О.Келейниковой.

Я знала, знала! Едва я впервые вывела нового сиамского котенка Шантун в сад, как над калиткой возникло лицо миссис Бинни, углы ее рта опустилась, как обвислые поля ее шляпки, и она мрачно предсказала, что вырастить эту кисоньку никак не удастся.

Когда-то миссис Бинни можно было увидеть в деревне не чаще, чем кукушку в декабре, но после смерти моего мужа Чарльза в прошлом году она начала маячить там постоянно. Она несколько раз сообщила мне, что ее сыну Берту коттедж очень даже по вкусу, так если я решу его продать… И то ли она с этой позиции высматривала, нет ли признаков, что я задумала переехать, то ли опасалась упустить момент, когда я сорвусь с приставной лестницы или с дерева или поранюсь электропилой Чарльза (все это она не уставала предсказывать), но как бы то ни было, стоило мне увидеть, что по дороге спускается миссис Б., и сердце у меня наливалось свинцом. Будто меня повадилась навещать пророчица несчастий в шляпке колоколом и высоких ботинках. И мне не становилось легче от того, что относительно Шантун она, как я опасалась, могла оказаться права.

Почти сразу же, как мы впервые обзавелись сиамскими кошками, у нас жила кошечка блюпойнт и кот силпойнт. Первой в коттедже появилась блюпойнт по кличке Саджи, а когда у нее родились котята, среди них оказался кот силпойнт с большими лапами и пятнистыми усами, которого мы решили оставить у нас, чтобы она не скучала одна, и назвали Соломоном (мы решили, что Соломон Сильный звучит очень неплохо). Когда сама Саджи трагически погибла, едва котятам исполнилось три месяца, мы оставили у себя и ее дочку блюпойнт, которую назвали Шебой, чтобы Соломону не было скучно. Так повелось и дальше.

Почти все это время у нас жила ослица Аннабель, ревела, требуя мятных леденцов, высовывая морду над нижней половиной двери своего стойла, или посматривала, чем мы занимаемся, со склона холма над коттеджем. Миниатюрная, своенравная, она считала уморительной шуткой боднуть нас сзади, когда мы совсем этого не ожидали, и все-таки любившая нас так же сильно, как мы любили ее. Она умерла через три месяца после Чарльза, которого обожала, а Шебалу, преемница Шебы, последовала за ней меньше чем через год. Коттедж и большой сад при нем казались такими пустыми (ведь там остались только я и Сесс, наш последний силпойнт), что я, когда не смогла найти котенка блюпойнт, чтобы побыстрее восполнить хотя бы этот пробел в моей жизни, решила взять котенка лайлакпойнт.

Не такая уж большая разница, уговаривала я себя. Блюпойнт и лайлакпойнт нередко рождаются у одной кошки. Лишь бы в доме снова появилась чопорная светленькая девочка. Потом я отправилась за ней в Девон, познакомилась с трехмесячной кошечкой лайлакпойнт и испугалась — столь хрупкого существа мне еще не приходилось видеть.

Все сиамские котята рождаются белыми. Длиннее обычных котят, закругленные спереди и сзади, они очень похожи на французские белые колбаски. Однако, когда начинает проявляться их окрас, хотя туловища и остаются белыми, белизна эта обретает тонкие оттенки. У силпойнтов она становится кремовой, у блюпойнтов — ближе к молочно-матовой. Два котенка лайлакпойнт, на которых я смотрела, были снежно-белыми с легчайшими темными полосками на ушах и лапках, напоминающими светлые тени на сугробах, а носишки — я просто глаз не могла оторвать — поражали удивительным цветом. Лиловато-розовым, точно их ущипнул мороз.

Но мороз тут был ни при чем — ведь они свернулись рядышком на сиденье кресла перед пылающими в камине поленьями в большой гостиной старинного загородного дома с низким балочным потолком, с ковриками на натертом дубовом паркете и множеством взрослых сиамских кошек: возлежащих в креслах, притаившихся на верху книжного шкафа; одна валялась на спине, болтая лапами возле корзины с дровами у огня, одна входила из кухни, а еще одна удалялась через открытую дверь в прихожую…

Возможно, котята казались такими хрупкими просто по сравнению с этими взрослыми кошками, щеголяющими четкостью окраса. Однако один и при более внимательном взгляде сохранил тот же беспомощный вид. Второй был покрупнее, поплотнее, поувереннее в себе и смотрел на меня небесно-голубыми глазами, полными спокойствия. Конечно, я бы немедленно забрала эту кошечку, но ее уже выбрали до меня. В следующую субботу ей предстояло участвовать в выставке, и если она займет первое место, то ее возьмут в питомник. Продавалась же ее сестричка, которая рядом с ней казалась белой мышью — и такой же пугливой. Едва она перехватила мой взгляд, как распласталась на животе под шкафчиком, отползая от меня, будто от страшного чудовища.

Я знала, что она совершенно здорова. Ее для меня подыскала моя приятельница Полина Фэрбер, сама занимавшаяся разведением сиамских кошек. И раз Полина сказала, что она — отличный котенок, значит, она — отличный котенок. Вот только ее хрупкий вид… словно мне предстоит растить Дюймовочку. Тут я вспомнила Сесса и содрогнулась. Он-то больше смахивал на миниатюрного слона. Непоседа, с огромными широкими неуклюжими лапами. А что, если он на нее наступит и расплющит? И она выглядит такой сосредоточенно серьезной! А мне нужен шаловливый котенок, вносящий в дом веселость, а не такой, который, по всей видимости, решил стать святым. Ее хозяйка словно прочитала мои мысли.

— Она немножко замкнутая. Мы еще ни разу не слышали, чтобы она мурлыкала, но, конечно, она вела бы себя иначе, не будь вокруг столько кошек.

А ведь пожалуй… Этот надменный конклав кошачьих мог внушить робость кому угодно — восседают (за исключением той, которая болтает лапами в воздухе), будто члены палаты лордов.

— У нее очаровательная голова, — сказала Полина, сопровождавшая меня.

Бесспорно. Миниатюрная Нефертити в облике кошки, пусть ей и не хватало бодрости ее сестры.

Надеясь, что не допускаю роковой ошибки, я сказала, что возьму ее. Было первое мая, воскресенье: день, когда по старинному обычаю в деревнях самую красивую девушку выбирали майской королевой, и я сказала ей, что она — моя майская королева. Кстати, в анналах метеослужбы такого первого мая еще не значилось: холодище и проливной дождь. Потому-то у них в гостиной камин и топился. Возвращаясь в Сомерсет, мы вдобавок угодили в грозу, и у майской королевы в дорожной корзине приключилась медвежья болезнь. Если прежде она расстройством желудка не страдала, то обзавелась им с этого дня — молнии, гром, первая в жизни поездка на машине и встреча с Сессом.