М. Алазанцев - Грозный отшельник

— Что слышал Эддин? — задал я вопрос, с величайшим трудом удерживаясь от смеха, душившего меня.

— О, саиб! Он слышал вздох великого раджи Баккани.

— Вздор. Великий раджа Баккани, говорят, умер семьсот лет тому назад. Кости истлеть успели.

— Это ничего не значит, саиб. Мы, бедные индусы, разве мы знаем, есть ли легкие и печенка у духа великого раджи.

— Эддину просто приснилось, будто он что-нибудь слышал.

— О нет, саиб! Разве Эддин мог спать, когда у него были открыты глаза?

— Мне нет никакого дела до всей этой чепухи. Я остаюсь. А вы можете удирать, если вам угодно!

— Но саиб не лишит нас заслуженной нами за нашу самоотверженную храбрость награды?

Тут я уж не выдержал и расхохотался.

Минуту спустя от моих телохранителей и след простыл, и я остался в полном одиночестве.

Едва прошло еще четверть часа, как и я почувствовал себя немногим лучше, чем, должно быть, чувствовал себя сам длинноухий «самоотверженно-храбрый» Эддин: я явственно расслышал неимоверно глубокий и как будто печальный вздох, словно вырвавшийся из самых недр земли, затем какое-то неясное бормотание, а потом звон цепи.

Да, да, ошибки быть не могло.

Кто-то, и по всем признакам, совсем недалеко от меня, шел, тяжело ступая, как будто шаркая старческими ногами, и на ходу волочил тяжелую цепь, которая звенела, ударяясь о камни. И каждый шаг сопровождался глубоким, печальным вздохом и бормотанием.

Мною овладел самый дикий, малодушный страх. Позабыв о том, как я смеялся над суеверными индусами, я сам ринулся в паническое бегство, позабыв обо всем в мире, оставив на произвол судьбы мой мольберт, громоздкую и тяжелую шкатулку с красками, огромный зонт — все решительно.

И опомнился я только тогда, когда находился уже поблизости от поселка.

На счастье, моего улепетывания от «духа» раджи Баккани и потери всего моего имущества никто не видел. Я мог заявить преспокойным тоном, что попросту окончил работу и оставил все мои вещи в развалинах, чтобы не таскать их с собой завтра.

— Надеюсь, там их никто не тронет, — уверенным тоном сказал я Мустафе.

— Если только духи развалин, саиб, не заинтересуются твоими вещами, — отозвался старик, поглаживая бороду.

На другое утро мне стоило немалого труда заставить собраться в поход моих храбрых телохранителей. Но пара пиастров помогла им побороть страх, и мы отправились.

Можете себе представить мое удивление и негодование, когда я увидел, что все мои доспехи разбросаны по поляне, на которой я вчера работал.

Мольберт — в одной стороне, зонт — в другой, этюды, сильно испорченные, смазанные, — в третьей.

На мое счастье, каким-то чудом уцелела от разгрома шкатулка с красками, как уцелело и большинство кистей. Таким образом, я мог немедленно снова приступить к работе и в очень короткий срок исправить попорченные этюды.

Но через час или два с нами повторилась старая история. Эддин-длинноухий снова услышал издали вздохи великого раджи. Муззаффар, и на этот раз уже без всяких предварительных переговоров, ударился в бегство. За ним последовали все остальные храбрецы, предоставив меня моей собственной участи.

На этот раз я лучше вчерашнего владел своими нервами и порешил узнать, наконец, что за «дух» ходит, вздыхая, по развалинам былой резиденции раджей Баккани.

И я увидел этого «духа».

Должно быть, около часа спустя после бегства моих храбрецов вздохи раздались в моей непосредственной близости.

Тщетно я оглядывался, надеясь увидеть того, кто так жалобно вздыхает. Кругом не было ничего видно.

Звуки были ясны, отчетливы. С того места, где я находился, сидя на верхушке небольшого пригорка, было отлично видно всю покрытую развалинами площадь, и в то же время я не мог различить ни малейшего признака близости странно вздыхающего и позванивающего цепями существа.

— Кто?.. кто здесь? — сдавленным, для меня самого незнакомым голосом крикнул я, вскакивая со своего походного стула.

В это мгновение случилось нечто совершенно неожиданное: в нескольких шагах от меня из-под земли, правильнее, из-под густого полога ярко окрашенной зелени, представлявшего полное подобие ковра в азиатском вкусе, вдруг взвилось в воздухе нечто, напоминавшее чудовищно толстое тело змеи, готовой ринуться на свою жертву, и в то же время раздался трубный звук, перешедший в неясное, но явно раздраженное бормотание. Еще миг — травяной и лиственный ковер разлезся по швам — и из какой-то ямы появилась голова великолепного слона-гиганта.

Как окаменелый, стоял я, не имея сил шевельнуться, бежать, даже прыгнуть. Страх перехватил судорогой мое горло. Ноги словно вросли в землю.

А слон тем временем без всяких видимых усилий выбрался из ямы и, не спуская с меня горящих ненавистью глаз, медленно подвигался ко мне, волоча за собой на ходу правую заднюю ногу и длинную железную цепь, которая, извиваясь змеей, колотилась о камни развалин и обвивалась вокруг колонн и стволов деревьев.

Тут сознание опасности разогнало страх, парализовавший меня. Вскрикнув, я ринулся искать спасения в бегстве, оставив на произвол судьбы все мои художественные доспехи. В мгновение ока я выбрался из территории развалин. На бегу я не оглядывался, да это было излишне, ибо, даже не обладая длинными ушами Эддина, я все время слышал сзади себя яростное пыхтенье и ворчанье шагавшего за мной лесного великана.

Сознавая, что на ровной местности состязание со слоном на скорость может закончиться только невыгодно для меня, я инстинктивно начал искать прикрытия, шныряя среди стволов деревьев и укрываясь за торчавшими из-под земли здесь и там отдельными скалами. Вот на пути мне попалась обрывистая стена скал, поросшая кустарниками и деревцами, укрепившими свои верхушки в расщелинах. Миг — и я, как акробат, с непонятной для меня самого ловкостью, забрался по отвесной почти стене на самый ее верх, туда, где, по моим расчетам, слон ни в коем случае не мог достать меня.

В самом деле, как ни пытался слон последовать моему примеру и забраться на верх скалы, она оказывалась слишком крутой. Тщетно вытягивал он свой змееобразный хобот, надеясь стянуть им меня вниз, чтобы растоптать ногами или разбить о камни.

Несколько успокоившись сознанием своей безопасности, я вспомнил, что со мной всегда находился великолепный маузер с коническими пулями.

В борьбе со слоном это оружие не может считаться особенно действительным, но, за неимением другого, годилось и оно.

Тщательно прицелившись, норовя попасть в глаз, я выпустил в моего могучего противника все пули, имевшиеся в магазине револьвера, потом принялся переряжать его.