Евгений Марысаев - Пират

Но тот же голод сейчас толкал рысь на безрассудный поступок. Добыча сама шла к ней. Сразу столько вкусного и сытного мяса!

Прыжок был удачный. Хищник сразу утвердился на шее сохатого и с остервенелым рычанием когтями и клыками начал рвать упругий загривок. Громадный зверь оставался в замешательстве недолго. Рывком мотнув головой, он попытался стряхнуть рысь. Бесполезно. Тогда сохатый тяжело отпрыгнул к стволу лиственницы, изогнув, вывернув шею, прижал к нему свою страшную ношу.

Рысь уже не рвала живое мясо. Она не чаяла, как вырваться из этих тисков. Они душили ее. Неминуемую, казалось, гибель отвратила случайность. Упершись задними копытами в валун, сохатый поскользнулся и грузно сел на снег. Рысь, взвизгивая от боли, забралась на дерево, перемахнула на другую лиственницу, оттуда — на кедрач и только потом спустилась на землю и побежала прочь.

Сильно болели намятые бока, похрустывал чуть было не переломившийся в тисках хребет.

Она проверила, все ли в порядке в ее норе. Голодные рысята с визжанием бросились к матери, едва та просунула голову в пахнущую молоком темень норы. Нет, в материнских зубах не было ни куропатки, ни зайца. Самый рослый рысенок, самец, с досады вцепился крохотными зубками в губу матери. Она ударила его лапой, откатила внутрь норы и побежала добывать пищу.

Возбужденная битвой с сохатым, рысь не проявила должной осторожности, когда подходила к своей норе. Если бы она внимательно посмотрела наверх, то увидела бы ушастую соболиную головку. Соболишка, тот самый, которого она отгоняла от норы три дня назад, вновь пришел сюда. Уж больно заманчиво было полакомиться рысятами, нежнейшее мясо которых так вкусно пахнет молоком.

Рысь, поторчав у норы, ушла, но соболек еще долго не двигался, ждал: не вернется ли? Наконец он решился, спустился к норе. Тотчас оттуда выглянула любопытная мордочка боевитого самца. Он склонил голову набок, как бы спрашивая: а ты кто такой? С коротким змеиным шипением выпущенной из лука стрелою соболь бросился на рысенка, полоснул зубами-иглами по чуть опушенной шее. Рысенок упал замертво. Ушастый хищник выволок добычу на снег и не спеша, не особенно тщательно обгладывая кости, съел ее. Не успел он заглотать последний кусок мяса, из норы высунулись морды сестриц съеденного рысенка. Голод, Его Величество Голод притупил инстинкт самосохранения. Сейчас они чуяли запах крови, запах мяса, вовсе не думая о том, что эта кровь, это мясо — плоть их родного брата.

Рысята один за другим вышли из норы и начали жадно слизывать со снега незатвердевшие еще бурые солоноватые пятна.

Первую самочку постигла участь брата — соболь полоснул зубами нежную шею; другая заковыляла было к норе, но была остановлена и задушена при входе.

Рысь обежала свои владения, довольно обширный участок тайги с незаметными глазу метками на деревьях, но не добыла пищу. Лишь однажды она вспугнула глухаря, но в зубах ее остались только хвостовые перья. Увернулась птица от страшной смерти, вовремя взлетела. И в неудаче, как всегда, был виноват пестрый окрас добытчицы.

Она поднялась на взлобок, поросший корявыми лиственницами, заставленный замшелыми валунами. В тяжелом панцире льда внизу белела под луною река. На том берегу аляповато облепили сопку с одного бока темные избы — будто тяжелые огромные валуны скатились с вершины. Над каждой избою колом стоял дымный столб. Лениво брехала собака. Из избы на отшибе, где в окнах горел яркий свет, летели в промозглую стынь тайги ритмичные джазовые аккорды.

Рысь замерла в чуткой боязливой стойке, немигающе глядела на избы. Деревня и тайга вокруг деревни этак с версту от изб были запретным местом для рыси. Прошлой голодной зимою притянул ее туда псовый запах. Добыть собаку не составляло особого труда. Она подстерегла ее на задворках. Но когда тащила в зубах окровавленного полугодовалого щенка, из жилья выбежали двуногие существа. Они преследовали ее, кричали и размахивали руками. Затем раздался выстрел — будто перекаленный морозом лед на реке лопнул.

Ожгло правую ляжку. Нога повисла в воздухе. Пришлось бросить добычу. Спасла зверя плотная таежная стена. Теперь к перемене погоды раненая нога побаливала, рысь прихрамывала...

Долго она стояла на взлобке, глядела на деревню. Все пугало ее: тревожно пахнущие гарью белые дымы из труб, огненные глаза окон в избе на отшибе, звуки музыки. Но там была легкая, хотя одновременно и опасная добыча: жестковатое собачье мясо с неприятным запахом, и это непреодолимо влекло туда голодную, отощавшую самку.

Она спустилась со взлобка, крадучись перешла реку и очутилась на заснеженной, бугристой от невидимых камней косе. И вдруг сильная пахучая струя шибанула в нос. Запах исходил от пушистой елки, утвердившейся на кромке косы и высокого берега. Из-под елки раздалось злобное рычание. Рысь торпедой ринулась туда, с ходу пробила стену из пушистых веток. Лежавшая на снегу собака, странно, даже не вскочила, а только замотала узкой мордой и оскалила зубы. Прикончить ее не составило труда. Рысь выволокла Ласку на открытое место, огляделась. Опасности не было. И разорвала ее.

Жрала она жадно, быстро, давясь и срыгивая. Когда голод был утолен, хищник схватил зубами ополовиненную тушу. Только сделал несколько шагов, как вдруг совсем рядом раздался... то ли писк, то ли слабое поскуливание. Рысь бросила добычу на снег, метнулась в еловый шатер. Там лежал щенок, слепой, только родившийся, еще не облизанный. На свет божий успел появиться лишь он. Пятеро его братьев и сестер так и остались навсегда в материнской утробе.

Рысь перевернула его лапой на снегу, обнюхала. Запах щенка остро напомнил ей запах ее рысят: вся только родившаяся таежная тварь пахнет одинаково — молоком.

Часом раньше это обстоятельство едва ли бы остановило хищника. Закон тайги жесток: не насытишься ты, тобою насытятся другие. Но сейчас рысь была совсем не голодна. Она фыркнула, схватила ополовиненную тушу и поспешила в свою нору кормить рысят.

Она на малое время подарила щенку жизнь. Ведь на морозе это совершенно беспомощное существо ждала неминуемая гибель.

Рысь бежала к норе, вздернув голову, чтобы добыча не волочилась по снегу, чуяла только один сильнейший запах — запах псины и поэтому не могла издалека почуять свежий соболиный след. Но вот она возле своей норы. Бросила добычу. Возле входа снег был утоптан, умят. Рысь обнюхала разбросанные повсюду небольшие темные предметы — это были лапки и головы ее рысят, они чуть слышно пахли молоком — и метнулась в нору.

Нора, расположенная под выворотнем кедрача, была пуста.