Андрей Скалон - Живые деньги

Собаки разбрелись по гари, нюхали, смотрели.

Арканя строил план, как искать зимовье. Сидя на горелой валежине,теперь уже не важно чистые, не важно в саже его штаны, — шарил взглядом по сопкам, свыкаясь с новой этой землей, с этими, по слухам, сказочно богатыми местами, про которые он давно уже, несколько лет как мечтал и в которые, наконец, забрался и где он теперь, на этот только сезон, хозяин.

Барахла было два тючка легких, — продуктов, раззява, опять недобрал. «Зато нести легче, — подумал Арканя о продуктах. — Ничего! Зверька завалим рогатого, строганину будем есть».

Судя по карте-синьке, идти следовало вниз, за маленький перевальчик, и если там будет ключ, то, значит, Фартовый, а если ключ будет справа, на той стороне Нерки, то, значит, летчик — долбак, значит, далеко сели, и будут идти один за другим Малый и Большой Верблюды, а выше их — маленький ручей Болонгуй.

Арканя достал из мешка топор и ружье, которое сразу собрал и зарядил. Ружье было не очень подходящее, но счастливое, «Зимсон» шестнадцатого калибра, с вынутыми за ненадобностью и экономией эжекторами. Вот с топором он сплоховал и сейчас уже об этом пожалел — башка у топорика болтается. Пьянствовал, а надо было о топорике позаботиться. Когда-нибудь застынет как пес, и все из-за беспечной лени, халатности и излишней смелости — «авось не пропаду».

Пока что действительно не пропадал. А возможно, и будут гнить в тайге его косточки, мышки обточат, дождички обмоют, травка прорастет, никто не найдет. На вертолете — не на спине, взять надо было у Пикалова большой топор, у него их вон сколько. Хоть бы тот, который в сарае лежал, в дровах. Если сломается эта тонковатая ручка, то куковать ему да куковать.

Захватив с собой немного продуктов, Арканя сделал, как решил: одолел перевальчик, спустил-ся и внизу, увидел ключ слева, как и положено было по карте и по предположениям, а самое глав-ное, по чутью, на которое Арканя единственно и в жизни, и в тайге полагался. Значит, Фартовый.

По ключу Арканя и повернул вверх, сделав, от греха, затес на том месте, где надо было поворачивать на гарь, к вещам. Хотелось Аркане найти старые зимовья, хоть они и погнили, разумеется, но он был не против и не сильно развалившегося барака, хоть его и не натопишься. В таком бараке всегда пила найдется списанная, топоры брошенные. А если раскольницкое зимовье искать, то смотреть надо в отнорочках, пазушках, в щелочках каких-нибудь, в распадочках боковых, неожиданных, они свои зимовья прятали.

Набрел Арканя на старый затес, заплывший на широком боку кедра,значит направление у него правильное, и пошел веселее. Потом второй затес,совсем правильно: тропы ближе к зимовью стягиваются со всей тайги в пучок, в фокус. Кто-то не из больших охотников орудовал здесь, если затесы такие ему были нужны частые. Не иначе — геологи. Настоящий охотник для мальца или для женщины затесы делать будет тоже. Геологи, вернее всего, те ходят тропы тешут.

Внизу идти было сильно мокро. Вода сочилась по всему дну распадка, и там, где виднелась старая тропа, было мокро совсем — значит, это только зимняя тропа, и выше по склону должна оказаться тропа сухая, летняя. Чтобы не путаться и время не проводить, Арканя шел все низом, низом. Бродился он в рабочих казенных башмаках, взятых для зимовья на сменку, у него в запасе были белой резины японские сапоги — «ботфорты», на которые теперь пошла мода: ходят в них в тайгу хоть зимой, хоть летом, махнув рукой на ревматизм. А для зимы у него была ценная вещь — полудомашние ичиги. Сделал ему их один случайный старичок. Им уже третий сезон, только промокать начали подшитыми стельками. Хорошей кожи не нашел, пришлось фабричную ставить, и осоюзил фабричной кожей (а то бы горя горького не знал про резиновые сапоги).

Нынче сибирские охотники домашнего производства ичиги давно уже не делают, поразучи-лись. Сначала поступали фабричные, потом и фабричные кончились. Кто же будет делать уродливые право-левые, лево-правые ичиги за девятнадцать рублей? Да и не нужны такие никому. Кожа не та. И бродни плохие. Кожу делают для городской носки, другим способом, чем раньше в деревне, химия другая, вот и промокают. А собрать бы старичков, кто помнит, научить молодых, артель организовать. Десять стариков десять деревень обули бы таежной обувью. Перешли на резинки!.. Ревматизм от них только. Старики вот перемрут, как с броднями тогда быть?

Зимовье Арканя просто почувствовал. Остановился и почувствовал. Вот если бы он не был слесарь-золотые руки на химкомбинате, а был бы штатный охотник, — конечно, кабы контора по живой цене принимала пушнину, — то тут бы, на Фартовом, и была его тайга, именно здесь бы он поставил свою главную базу. На излучине этой. Сделал бы переход через ручей. Пробил бы круги плашника, кругов пять-шесть по сотне ловушек. Тут как раз похоже на лужок, коню сена накосить летом. Епифанов-балагур говорит: «Одному коню горстям нарву». Зачем «горстям», литовочку бы занес. Для зимовья место удобное, сухое, и вода рядом. Кедрач кругом отличный, не молодой, не старый, самый колотун, шишки на нем висят, как гранаты-лимонки. Баню бы поставил! Не чета местным долбакам, сладости не понимают, по сезону не моются. Да у них и стимула нет, при обезличке угодий, — построишь, а участок как раз и передадут Федьке. Будет он париться да смеяться: спасибо, мол, друг, хорошая баня!..

Зимовье тут и стояло. Тропки к зимовью, то есть к геологическому бараку, конечно, через чащу стекались, заросшие. Пять на пять — гараж! Труба буровая на фундаменте. В трубу сена пищухи натаскали, им, пищухам, все равно. Упавшая лесина, криво зарубленная, жженная с этого же боку: смола накипела, а дурачок какой-то поджигал, баловался; упала от бури, зацепила, сдвинула крышу. Щепа побурела уже. Стекла же остались целы, и только двери не было. Внутри сырость, и в нескольких местах стены белели плесенью, зияли щелями. Печка совсем прогорев-шая, но был очаг и выходное отверстие в стене — «хлебальник» — для дыма. Очаг был большой. Жег тут сторож Орлов целые лесины, не ленился таскать. «Вот только кто-то дверь снес. И кто это насвинячил?!» — с обидой думал Арканя, радуясь в то же время, что не надо строить балаган, что не придется дрогнуть ночами на морозе, не придется сезон вертеться по-собачьи клубочком под тентом, который он на всякий случай приволок. Дворец! Дверь сделать — полдня делов, вон нары на десятерых, половину разобрать на дверь, гвозди вынуть. Петли от сожженной каким-то проходимцем-туристом двери Арканя нашел в костерике, они были словно из музея, истлевшие, но в дело годились.

Арканя натаскал сушняка, разжег его на очаге, набил им печку полняком и на четвереньках выполз из-под дыма на улицу — дым валил из всех щелей. Пусть сохнет, а он побежал за мешками.