Леонид Фомин - Парма

— Иди! — огрызнулся Гриша и с ожесточением принялся выдирать чемерицу руками.

Выдрали, вырубили всю. Не увидишь и кустика. Лежит в кучах, точь-в-точь такая, как кукуруза, приготовленная для силосования. Витя Пенкин посмотрел на «кукурузу», вытер рукавом лоб и сердито сказал:

— Вот ведь зелье, даже снег ей нипочем! Свеженькая, хоть бы хны!

— Славно поработали! — одобрил Василий Терентьевич. — Но это только часть дела. Теперь будем катать «снежки». Знаете, как это делается?

— Еще бы!

Но учитель все же сбил снежный ком, обнял его рукой и покатил. Ком, набухая, быстро собирал за собой снег, освобождал вылегшую траву.

— Вот таким манером будем работать! — сказал Василий Терентьевич.

Все гурьбой поднялись на пригорок к домику — с горки-то катить легче! Выбрав участок, где трава под снегом гуще, принялись за дело. Трудно стало с самого начала. Снежные комья росли быстро, уже через восемь-десять метров не хватало силы сдвинуть их с места. Тогда ребята сходились по двое, по трое, сколько могли, катили дальше, а потом бросали и принимались за новый «снежок».

Давно все вымокли до нитки, даже из-за голенищ выжималась вода. Но это было терпимо. Вот если бы не мерзли руки… На двадцать три человека — одна пара варежек, у Вити Пенкина: положила в рюкзак предусмотрительная бабушка. Но ни Витя, никто другой ими пока не пользовались. Хорошо тем, у кого рукава длинные: вобрал руки поглубже и маши, как ластами.

Ребята толкали «снежки» локтями, коленками, а кто и плечом. Потому не особенно охотно расставались с большими тяжелыми комьями — маленький локтем не покатишь.

Все чаще, гуще ложились на луг зеленые дорожки, перекрещивались, переплетались и сходились у снежного барьера внизу поляны. Там был «отвал».

Хоть и трудно, а никто не жаловался на усталость. Разве Гриша-старший… Да не до него было. Нина между делом подтрунивала над мальчишками, над теми, которые больше других натягивали губы, возражая против участия в походе девочек.

— Может, помочь тебе, Пенкин? — с усмешкой предлагала Нина. — А то как бы не надломился…

Из-под мокрого чуба Витя метал на Нину горячий обидчивый взгляд и, широко раскинув руки, грудью налегал на ком.

— А ты, Петя, поменьше топчи своими бахилами траву, — незлобно придиралась Наташа, то и дело поправляя негнущимися пальцами выбившиеся из-под шапочки кудряшки. — Кто после твоих ног траву есть будет?

На ногах у Пети были растоптанные бродни. Они намокли, почернели и только тем и держались, что подвязаны были на щиколотках ремешками.

Петя сам их сшил. Он вообще оказался на все руки мастером. Никто лучше Пети не мог выстругать весла для лодки, отремонтировать электрический утюг, а уж как дело доходило до колхозной техники — равного Пете среди ребят не было. Он умел управлять трактором, грузовиком, летом работал на сенокосилке, подручным комбайнера. И за это его уважали не только ребята…

Вольно с Петей обращалась лишь Наташа. Подсмеивалась по всякому поводу и без повода. И Петя перед ней был бессилен. Почти испуганно смотрел на Наташу, когда та, лукаво поблескивая серыми глазами, затевала что-то против него. А почему объектом этих шутливых нападок был именно Петя, не знала, наверно, и сама Наташа.

А может быть, знала… Она давно пришла к убеждению, что самая красивая в школе, и тщательно следила за своей внешностью. Не только дома — здесь. Вся выглядела чистенькой, гладенькой, не похожей на других: брюки еще не утратили следов утюжения, рукава модной кофточки аккуратно подобраны под обшлага куртки. Наверно, потому в прошлую ночь сонной Наташе ребята подкрасили углем брови.

И опять — ведь не кому-то другому, а Пете! — кричала Наташа: «Кто после твоих ног траву есть будет?»

Шутки шутками, а дело делом. После минутного расслабления ребята как бы спохватывались, с яростным ожесточением начинали лепить новые комья и катать их. Работали неистово, без передыху, а Василий Терентьевич все торопил: «Давай, ребятки, поднажме-ом!» Нельзя ребятам останавливаться — остынут.

И вот уже «дорожек» на лугу стало так много, что не видно было промежутков между ними, и очищенное от снега место походило на проталину. Василий Терентьевич выпустил из сарая телят. Они опрометью бросились к зеленому островку. Отталкивали друг дружку, жадно хватали траву…

Прибежали и кони. Веселый буланый жеребчик раз хватил квелой сладкой травы, два хватил и, вскинув голову и оскалив длинные желтые зубы с засевшими между ними травинками, звонко, дребезжаще заржал. На лошадином языке это, вероятно, означало: «Ничего, проживем!»

Валя долго выискивала среди телят Белку и не нашла.

— Опять, наверно, не встала, — сообщила девочкам и побежала к сараю.

Но не встала не только Белка, не встало семь телят. Василий Терентьевич, как и в тот раз, в лесу, ощупывал ввалившиеся бока, смотрел языки. Глядя на учителя, и девочки делали то же самое — прощупывали бока у телят, с силой растягивали им губы, нимало не задумываясь, зачем это делают. При осмотре телята не сопротивлялись и даже сами услужливо вытягивали грязные ноги.

Василий Терентьевич сказал, что телята ослабли от большой дороги и недоедания. Холод доконал их.

Ясно, надо кормить животных. А вот чем?

— Можно, мы им пойла горячего из сухарей заведем? — попросила Нина.

Еще вчера, когда они остались на вырубе, Нина хотела сделать Белке пойло из сухарей. Но вспомнила, что сухари увезли ребята…

Василий Терентьевич словно ждал такого предложения, круто повернулся, посмотрел на девочек внимательно.

— Пожалуй, можно, — раздумчиво произнес. — Это все, что в наших силах. А сами что есть будете?

— А мы… поменьше… Хоть по сухарю в день — и то ладно! — бойко блеснула глазами Наташа.

— И ребята все согласятся! — поддержали Наташу Нина и Валя. — У нас еще крупа есть, консервы.

— Добре! — улыбнулся учитель. — Так и сделаем. Ступайте, топите печь и грейте воду. Эту работу поручаю вам.

Василий Терентьевич вышел из сарая и уже за воротами крикнул девочкам:

— Сухарную крошку сперва заваривайте, по котелку на ведро!

До позднего вечера катали ребята с Василием Терентьевичем на лугу «снежки». Умаялись. А телята не отставали ни на шаг, мешали работать. Не успеешь своротить ком с места — они тут как тут! Суют жадные морды под ноги и хватают, хватают траву.

Мокрая трава покрылась крупинками льда и похрустывала на зубах у животных. А они все не могли насытиться. Много, слишком много было на лугу телят, а «снежки» — тяжелые. К тому же теперь они катались плохо, рассыпались, резали руки…