Юрий Цеханович - О маленьких рыбаках и больших рыбах

А Яков Иванович, который с самым серьезным вниманием меня слушал, сказал с убеждением:

— Хорошие, значит, люди, коли у них обыск сделали да арестовали! За народ, значит, стоят, против начальства!

Все четверо мы уселись на скамеечку перед домом. Отсюда была видна река, зеленая даль лугов за ней и зубчатая полоска леса на горизонте. Мы с Федей развьючились, и я еще раз, уже со всеми подробностями, рассказал, что было у Закатаевых. Рассказал и про Петруся все, что мы о нем узнали, и о наших предположениях насчет него. Яков Иванович вдруг спросил меня:

— А каков из себя будет этот самый Петрусь?

— Молодой, — говорю, — невысокий, кудрявый, глаза веселые, все напевает про себя, в кожаной куртке, в сапогах высоких.

— Ну он и есть! Он! Его я и вывез на «Северянина». И, скажи пожалуйста, откуда он только взялся. Я на лавочке сидел возле будки, а как «Северянин» засвистел против Людца, он уж тут как тут. Ровно из-под земли передо мной вырос. Право! «Мне, говорит, на пароход надо, а к перевозу мне уж, говорит, не успеть теперь дойти. Так, мол, не вывезешь ли меня на пароход». А сам он, и верно, точь-в-точь такой, как ты говоришь, — и кудреватый, и в пиджаке кожаном, и веселый, все шутит да усмехается. Ну, я расспросил его кой о чем. «Откуда? — спрашиваю. “Из города, говорит, на пароход в городе опоздал, так пешком пришел, чтобы в Людце на пароход сесть”». Подивился я — из города-то до Людца хоть и вдвое ближе посуху-то, чем по реке, а все же скорее парохода не придешь. Ну, да разговаривать-то нам пришлось недолго. Пароход уж к будке подходил. Повез я его, а он еще пуще веселый стал… Песню запел в лодке-то, право! Про ручейки про какие-то.

— Не эту ли, Яков Иванович? — спросил друг Федя и спел вполголоса: «Бегут ручьи веселые»…

— Эту и есть! Эту самую.

— Ну, значит, Петруся вот и вывезли.

— А что ж, и ладно! — сказал с довольным видом Яков Иванович. — Не думал, не гадал, а доброе дело сделал! Он теперь, приятель-то ваш, в Рынск укатит. А там чугунка. Хоть в Москву поезжай, хоть в Питер. Куда хошь!

Сомнения у меня теперь уже не было — Петрусь благополучно уехал. Только почему же он так запоздал в Людец? Из Лукинского еще вчера ушел вечером, а в Людец только-только к пароходу поспел. А пройти ему надобно было всего каких-нибудь десять-одиннадцать верст? Я только что хотел сказать об этом, как Яков Иванович предупредил меня:

— А он ловок, дружок-то ваш! Право! Он, видно, давно в Людец пришел, да где-то схоронился и на перевоз не пошел. А на перевозе его ждали. Я как вывез его на пароход да переехал на этот берег и иду мимо перевоза, а там какие-то двое из начальства, становой ли с урядником, али другие кто, в тарантас садятся, в город ладят ехать. Перевозчик сказывал, что дожидались они кого-то с парохода, да не дождались. А они, видно, не парохода ждали, а дружка вашего. И, скажи пожалуйста, как он ловко их провел! Право!

Яков Иванович посидел еще недолго с нами и ушел, сказав, что ему пора возвращаться к себе в будку. А нас Екатерина Васильевна, Шуркина мать, скоро позвала чай пить.

После чаю мы еще долго, пока не зашло солнце и не погасла заря на небе, сидели втроем на той же скамеечке и разговаривали. Сперва говорили о Закатаевых, о Петрусе, о революционерах, а потом о предстоящей завтра поездке на Садки.

Было уже совсем темно, когда мы отправились, наконец, спать на сеновал.

Заснул я не сразу. Лежа с открытыми глазами на свежем пахучем сене, я прислушивался, как где-то внизу, под нами, мирно жует и время от времени шумно вздыхает корова, как иногда во сне о чем-то невнятно бормочут куры, как шуршит кто-то в сене, должно быть, мыши. Я все думал о Петрусе. Как это хорошо, что он не попался, а сейчас едет себе на пароходе в Рынск. Я даже немного позавидовал ему — я бы сам был не прочь поехать на пароходе, да еще в Рынск, где я ни разу не бывал. Да и вообще мне казалось, что все, что с ним случилось, в сущности, очень интересно. Мне тогда и в голову не приходило, что бежать из дому, скрываться и быть на положении преследуемого зверя — совсем уж не так приятно.

Юрий Владиславович Цеханович родился в 1887 году в городе Череповце, Новгородской губернии (ныне Вологодской области). Еще в раннем детстве определилась его склонность к изучению природы и, в частности, речных водоемов. Окружающая обстановка много тому способствовала. «Наш маленький городок, — вспоминал позже Цеханович, — стоял на горе. И почти со всех сторон его окружали реки. Куда мы ни пойдем, бывало, с мамой гулять, обязательно на реку придем, не на ту, так на другую».

Окончив в 1912 году естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета, Юрий Владиславович стал преподавателем естествознания в Череповецкой средней школе. Вначале он работал в женской гимназии, затем в учительской семинарии, преобразованной позднее в педтехникум.

После Октябрьской революции Цеханович все силы и свободное время отдает широкой краеведческой работе. Он заведует Череповецким музеем, возглавляет местное общество краеведения.

В 1925 году Юрий Владиславович переезжает на Урал. Обогащенный долголетним учительским опытом, он поступает преподавателем педагогики в Пермский педтехникум, одновременно заведует учебной частью.

Осенью 1930 года его, как опытного преподавателя-методиста, приглашают в Свердловский педагогический институт. Здесь он заведует кафедрой педагогики.

Прогрессирующее ослабление слуха скоро прерывает его педагогическую работу. В 1932 году Цеханович переходит в редакцию Уральской советской энциклопедии, где и остается до конца ее существования (1934 г.) контрольным редактором и редактором естественно-исторических разделов. Работа в энциклопедии, по личному признанию Цехановича, дала ему возможность основательно ознакомиться с Уралом, его природой и историей.

Он много путешествует по Уралу, кропотливо собирая материал для большой научной работы о речных водоемах и их населении.

Последние полтора года он работал научным работником в Краеведческом музее, подготовляя обширную био-библиографию о писателях Урала для литературного музея имени Мамина-Сибиряка.

В 1937 году Цеханович закончил свой первый капитальный труд «Рыбы Урала и их ужение». Во введении к этой книге автор выражает свое давнее желание: «Мы хотели бы заинтересовать читателя, преимущественно из молодежи, жизнью уральских рыб, показать, как мало мы о них в сущности еще знаем, познакомить его с простейшими способами их ловли, а главное, чему мы особенно были бы рады, побудить к деятельному изучению рыб не только с целями узко любительскими, но и более широкими, краеведческими».