Василий Песков - Белые сны

Окончательно определились два журналистских места. Летим: корреспондент «Правды» Геннадий Проценко и я.

До последнего часа я заставлял себя сомневаться: «Вполне можешь не полететь». Но утром 21 ноября штурманы двух самолетов поставили на картах последние точки. Мы с дочкой тоже проложили маршрут. Взяли глобус и красным карандашом поставили метку: «Москва» – и повели вниз по глобусу красную линию. Сделали остановку в Ташкенте, спустились в Индию. Далее Рангун – Джакарта – порт Дарвин на самом «верху» Австралии. Дальше линия прочертила Австралию до Сиднея.

21 ноября 1963 года в полночь два самолета из Шереметьева взяли курс на юго-восток.

Я давно заметил: когда самолет взлетает, пассажиры напряженно молчат. Поглядывая украдкой в иллюминатор, наверно так же, как и я, думают: кто знает, может, в последний раз вижу эту желтую траву, мокрое дерево, это дорогое тебе лицо. Это не трусость. Просто сознаешь трезво: бывают случаи…

Молчали и в этот раз. А когда самолет уже повис в небе и поплыла под крыльями огненная ночная Москва, сразу все загалдели. А сколько еще впереди и посадок и взлетов!

Летим как обычные пассажиры. Только без билетов и нет на борту стюардессы.

Рассвет над Ташкентом неправдоподобно красив. Черные зубцы гор. Вверху такое же темное небо, а между ними огненно-красная полоса, самолет делает крен – видно то звезды, то огни спящего города. Сели. На хвост одному самолету опустились три горлинки. Глядят на красное блюдо солнца и чистят перья. За вокзалом зычный голос кричит: «Гарачий шашлык! Гарачий шашлык!»

У одного самолета сломался локатор. Пока его чинят, едем поглядеть на Ташкент.

Высокий минарет с турецким полумесяцем наверху. Блестящие цветные изразцы. Минарету, говорят, тысяча лет. Кричит мулла наверху. На площади рядом – алюминиевый репродуктор говорит о пользе химии для народа. Прошла в детский сад шеренга мальчишек. Седой старик везет на арбе груду арбузов. Тихо. Тепло. Зачем мы в этом городе? Ах да, мы летим в Антарктиду.

Локатор исправили быстро. Прощаемся со всеми, кто пришел проводить самолеты. Обнимаемся с московским журналистом. Ему не выпало счастье лететь. Он упросил летчиков взять его до Ташкента. Летчики взяли. Он летел ночь. Беседовал с зимовщиками, давал мне советы. Время прощаться. Достает из кармана пучеглазого фарфорового лягушонка.

– Старик, этот хранитель был со мной на Северном полюсе, в Риме, в Корее. Лягушонка я выиграл в Швеции. Там на каждой улице – лотерея. Возьми. Хочу, чтобы побывал… И возвращайся, старик.

Туманное утро. Мы были сентиментальными от бессонной ночи и выпитого на прощанье вина.

Гималаи. Это место, где людей не увидишь. Холодные граненые горы ослепительной белизны. В самом низу, где нет снега, сверкает, как будто кованная из металла, река. Серый камень пустыни и опять белые зубцы гор. Неприступная дикость земли. Невозможно поверить, чтобы тут хоть раз проходил человек. А он проходил, несомненно. Вон у штурмана карта. На ней каждый пик обозначен, речки имеют название – кто-то ведь составлял карту.

Высота одиннадцать тысяч метров, а вершины совсем недалеко под крылом. Ни следа, ни птицы, только сизое облако зацепилось за гору. Чувствуешь себя счастливым оттого, что видишь эту гордую красоту земли. Ребята, не отрываясь от окон, щелкают аппаратами. Кто-то кричит:

– Братцы, а ведь тут живет снежный человек!

Оживление. Прилипли носами к иллюминаторам. Когда горы пошли на убыль, тот же веселый голос сказал:

– Снежный… Да мы и сами все снежные…

Разговор пошел о «снежных» биографиях. Рядом со мной сидит радист Яша Баранов. Жил на полярных станциях. Дрейфовал на льдине в Арктике. Третий раз направляется в Антарктиду. То же самое – Яковлев Слава. Николай Корнилов был начальником станции «Северный полюс-10». Теперь назначен начальником станции Молодежная в Антарктиде. Небрежно говорят о жизни во льдах:

– …Ночью слышу треск. Выскочил из палатки, а льдина – надвое! Горючее, метеобудка – на той половине…

– …Медведи – обычное дело. Однажды из камбуза вылезаю, а он в отбросах копается. И сразу ко мне! Я задом к двери… Одним выстрелом повалил. Шкуру сняли. Акт составили: «Убит при нападении на человека»…

И далее в этом же роде. Переводчик Роман Тухканен, летящий первый раз в Антарктиду, и я робко помалкиваем. Наговорившись, «снежные люди» начинают бриться, достают галстуки и становятся похожими на дипломатов, приготовившихся к официальному приему. Скоро Дели, смотрим вниз. Вспоминаю выставку Рериха на Кузнецком мосту. Я ходил тогда ошеломленный цветом его необычных картин. Не верилось, что так может быть на Земле. Может!

Молчаливые горы. Чей-то костер на темном склоне и свет уходящего солнца. На равнине не бывает такого света. Только высоко в горах или, вот как теперь, с самолета можно увидеть эту густую темень, кровь и лимонную желтизну неба над уходящей ко сну землей. Знаменитый русский художник долго жил в Гималаях. В Индии я узнал: сын Рериха тоже художник, тоже живет недалеко от Дели. Кормят его не картины, а кусок земли, на котором растут деревья – эфироносы.

Индия. Дели. Были в городе одни сутки. Все промелькнуло, как в детском калейдоскопе. Сиреневый свет вечернего аэродрома. Бородатые люди в чалмах. Ночная дорога мимо белых дворцов и мимо лачуг с робкими огоньками. Чужие деревья, чужая речь, чужое небо с яркими звездами.

Экзотика в Дели подступает к порогу гостиницы. Полосатые бурундучки стаями бегают под окном, дерутся из-за брошенной корочки хлеба. Неторопливо проковыляли по саду две обезьяны. По улицам в толпе людей лениво бродят горбатые коровы. Чем питаются, где ночуют эти неприкосновенные существа?

Пестрая суматоха торговых кварталов. Продавцов вдвое больше, чем покупателей. Автомобили, велорикши, и опять все те же коровы. Ведут на прогулку слона из цирка. На нем тощий индиец в белой рубашке. Я кинулся снимать. Слон пошел в мою сторону. Растерявшись, я пятился назад, не понимая знаков погонщика. И только когда слон почти коснулся хоботом объектива, сообразил: надо платить за съемку «бакшиш».

Спрос на экзотику породил целую армию бродячих факиров, музыкантов и укротителей змей. Факир садится на корточки, открывает корзину. Под звуки дудочки из корзины, слегка покачиваясь, поднимается кобра. У самого лица человека качается змеиная голова. Ты уже знаешь: ядовитые зубы у кобры давным-давно вырваны. Но все равно стоишь зачарованный.

В маленьком парке обратил внимание: мешок за спиной у мальчишки-факира слегка шевелится. Замедления шага было достаточно, чтобы факир почуял клиента. Бросает на землю мешок, запускает руку. По траве в мою сторону ползут две небольшие серые змейки. Секунда – из другого мешка выпущен длинноносый, чуть больше крысы, зверек. Странный хруст. Змеи в судорогах скрючились и затихли.