Иван Папанин - На полюсе (Изд. 1939 г.)

Когда всё было готово, я сказал:

— А теперь, братки, давайте поживем где-нибудь под Москвой, будто на полюсе, и всё проверим.

Вот мы погрузили наше имущество на машины и выехали за Москву. Была зима. Кругом лежал снег. Я выбрал полянку.

Чем не полюс!

Стали разбивать палатку. Укрепили палки, натянули парусину, чехлы из гагачьего пуха. А поверх всего — черный брезент с белой надписью:

Потом мы надели полярные костюмы: шубы, меховые чулки, шапки с ушами. И стали жить, будто на настоящем полюсе.

Сами себе готовили обед. Бросим кубик в кипяток, — получаются щи. Из другой плитки получались котлеты. Из третьей — компот. Всё было очень вкусно.

Ширшов и Федоров испытывали приборы. Кренкель установил радиостанцию и давай разговаривать с Москвой и другими городами.

Вечером он сказал:

— Иван Дмитриевич, можно, я съезжу на часок в Москву?

Я напомнил:

— Теодорыч, ты забыл, что мы на полюсе!

Эрнст улыбнулся:

— Но ведь Москва рядом.

И он укатил в Москву. Через час, правда, он вернулся.

Шесть дней мы жили под Москвой, всё проверяли: годится ли палатка, хороша ли радиостанция, точны ли приборы, тепла ли одежда.

Всё было хорошо. Мы вернулись в Москву. Я заявил:

— Мы готовы лететь на полюс!

И вот на Московском аэродроме выстроились четыре огромных воздушных корабля. И еще один самолет, поменьше. На нем один летчик полетит вперед, на разведку.

С нами летят отличные летчики: Водопьянов, Молоков, Алексеев, Мазурук, Бабушкин… С нами летит замечательный штурман Спирин.

Загудели моторы. Поднялся вихрь. Мы забрались в кабины. Провожающие махали шапками, кричали:

— Счастливого пути! Счастливой зимовки! Привет Арктике!

Никто не кричал: «Пишите письма», — ведь на полюсе почтового отделения пока еще нет. Поэтому все просили Кренкеля:

— Передавайте почаще радиограммы.

— Ладно. Счастливо оставаться!

Одна за другой поднимаются тяжелые машины.

Летим! Летим на полюс!

Я всё беспокоился — хватит ли еды? Вдруг нехватит? А ведь на полюсе магазинов нет. Правда, мы запасли вдоволь всего — и мяса, и фруктов, и колбасы, и сладостей. Даже пельмени были. Но мне всё казалось мало. Летчики говорили:

— Иван Дмитриевич, хватит грузить, пожалей нас.

А я все-таки исхитрился. Повсюду насовал всяких продуктов: в крылья, под сиденье, в хвост.

И вот мы прилетели в город Холмогоры. Погода плохая, лететь дальше нельзя. Я решил проверить продукты. Открыл банку с пельменями, а там одно тесто. Стало тепло, и пельмени испортились. Пришлось их выбросить. Летчики посмеиваются:

— Что, Иван Дмитриевич, пельмени-то — ау!

— Ничего. Вместо пельменей корову возьму.

Мне очень хотелось привезти на полюс живую коровку. И свинку.

Но летчики не хотели корову в самолет.

— Ты бы еще, Иван Дмитриевич, слона привел!

Тогда я прикатил бочонок со сметаной.

— Вот вместо пельменей.

Сметанку они взяли.

Погода стала лучше, мы полетели. Прилетели в Нарьян-Мар. Водопьянов подходит:

— Иван Дмитриевич, угости сметанкой.

— Пожалуйста.

Беру бочонок, а он удивительно легкий. Заглянул— пустой! Что за диво? Все смеются, заливаются:

— Перехитрили мы тебя, дядя Ваня!

Оказывается, они украдкой проделали в бочонке дырку и через трубку потихоньку потягивали сметану. Так всю и высосали.

Я говорю:

— Нет, не перехитрили, потому что я вместо сметаны этот бочонок рыбой нагружу.

А сам думаю: «Рыбку-то вы уж через дырочку не высосете». Летчики видят: со мной спорить трудно. Пришлось им взять рыбу на самолет.

Снова заревели моторы. Полетели дальше — на остров Рудольфа.

На Рудольфе мы прожили несколько дней. Погода стояла плохая, и лететь дальше нельзя было.

Познакомились с новым спутником. Это был небольшой смышленый пес — сибирская лайка, с острыми ушами, с закрученным в крендель хвостом. Она звонко залаяла на нас.

Кто-то сказал:

— Из этой собачки отличный полярник будет! Веселый пес!

Так и осталась кличка: «Веселый».

Наконец небо стало чистое, солнышко…

Можно лететь. Теперь прямо на полюс!

Быстро приготовили одну машину. Она была сильно нагружена. Аэродром на Рудольфе круто обрывается над морем. Надо оторваться от земли во-время, не то — гибель.

Но недаром за рулем сидел замечательный летчик, Герой Советского Союза Михаил Водопьянов. Тяжелая машина легко взлетела. Мы в воздухе. Курс — на полюс.

Это было 21 мая 1937 года, в 4 часа 52 минуты.

Летим очень высоко. Ровно гудят моторы. Мы жадно смотрим вниз. Но там — облака. Иногда видны просветы, «окна». В «окнах» мелькают льды, льды, льды…

Так летим уже шесть часов.

Вдруг штурман Спирин и Женя Федоров в один голос закричали:

— Полюс! Мы над полюсом!

Водопьянов повел самолет на снижение. Всё ниже, ниже… Прошли облака. Под ними — туман. Наконец туман кончился. Водопьянов стал выбирать льдину для посадки.

Долго кружил он над белыми льдами, приглядывался. Наконец выбрал огромную льдину и стал летать над ней, прицеливаясь, как лучше сесть.

Вот лыжи коснулись льда, заскользили, и машина остановилась.

Мы все, тринадцать человек, выскочили на лед, стали друг другу жать руки, стали друг друга обнимать, целовать, поздравлять…

Мне кричат:

— Иван Дмитриевич, хозяин полюса, принимай свои владения!

Я оглядывался. Кругом ледяные поля. Так вот он, полюс, из-за которого погибло столько смелых путешественников, который считался недоступным! Теперь на полюс ступили мы, большевики.

Кренкель раскинул радиостанцию. Но что-то там застопорилось. Часы идут, а радио не работает. Все волновались: «Мы на полюсе, а никто про это не знает, и наверняка думают, что мы погибли!»

Кренкель успокаивал:

— Ничего, наладится.

Через одиннадцать часов радио заработало. Мы обрадовались и сразу же передали товарищу Сталину первую радиограмму с полюса.

Закипела работа. Кто нарезáл из снега кирпичи, кто складывал из них стены для радиостанции, кто разгружал самолет, кто разбирал нарты…

Мы с Петром Петровичем поспорили: какой толщины лед? Долбили-долбили льдину, двадцать раз вспотели, наконец добрались до воды. Толщина льдины больше трех метров. Ничего, жить можно!

Скоро к нам прилетели остальные летчики: Молоков, Алексеев, Мазурук. Они привезли лебедку, палатку и Веселого.