Анна Чайковская - Триумф красной герани. Книга о Будапеште

Святой покровитель. Имя горы – Геллерт, но это уже венгерская форма, Gellért. Католический мир знает его как св. Герарда Венгерского, а изначально его имя звучало как Джорджо Сагредо (ок. 977–1046). Жил он в Венеции, происходил из семьи, стоявшей близко к власти. Соответственно, и его ожидала церковная карьера, однако ничто не предвещало такую! Будучи уже приором бенедиктинского монастыря, он отправился в паломничество в Святую землю. Но случился шторм, корабль прибило к острову, где ему и пришлось провести некоторое время, находя утешение в беседах с такими же бедолагами, среди которых оказался аббат из Венгрии. Это 1015 год: пятнадцать лет тому назад принял крещение король Иштван, и венгерское христианство не насчитывает еще и одного поколения. Аргументацию венгра нетрудно вообразить: страна находится в состоянии первого и самого решительного выбора – «Европа или Азия?»; вчерашние кочевники к усвоению Евангелия не готовы; королю, занятому внешней политикой, налогами и армией, не разорваться, и помощник нужен. Опять же, стать просветителем целого государства – это ли не карьера! Геллерт является к венгерскому королю, становится учителем королевского сына Имре и епископом земель на юге Венгрии, но гибнет без малого семидесятилетним, когда после смерти Иштвана восставшие язычники сбрасывают его с горы в Дунай в бочке, утыканной гвоздями. Так заканчивается его земная жизнь и начинается небесная: канонизирован Геллерт был уже в 1083 году и с тех пор считается покровителем Венгрии.

Статуя Геллерта с крестом в поднятой руке стоит на горе его имени, на фоне колоннады, правее купален, его же именем названных, ниже статуи Свободы. На другом важном месте города, в колоннаде площади Героев, стоит бронзовый святой Иштван, и, если пренебречь разделяющим их расстоянием, можно заметить, что статуи перекликаются, взаимно дополняя друг друга. Король Иштван на площади Героев держит крест в левой руке, а в правой, в той самой Святой Деснице – меч. Иштван прежде всего государь, правитель, политик. Недаром он без колебаний и раздумий – вспомним выбор вер святого Владимира – принимает христианство западного обряда, поскольку оно означает коронацию папой римским, следовательно – признание короля легитимным правителем, а его страны – равноправным участником Corpus Christianorum. Крещение Иштвана, до того носившего имя Вайк, означало вхождение венгров в Европу, а христианство служило входным билетом. Бронзовый Геллерт на горе, названной его именем, крест держит в правой. Меч в правой руке у правителя, крест в правой руке у святителя – логично. Будь статуи ближе друг к другу, взаимодополнительность персонажей прочитывалась бы еще яснее.

Самое интересное, пожалуй, в этой стране, помимо красоты и приятности Будапешта, – урок геополитики, преподносимый венграми. Не будучи европейцами по рождению, пришедшие сюда с Урала, мадьяры Европу выбрали. Сознательно или нет, единодушно или в спорах, однократно или с периодическим ренегатством, но – выбрали.

Первый раз – когда пришли на Дунай. Не они первые. Так же приходили в Европу в свое время и франки с алеманнами, и гунны, которых венгры одно время считали своими предками. Но вот монголы, скажем, как пришли, так и ушли. И о пребывании их на берегах Дуная, тут, на территории Будапешта, сообщает лишь легенда, венграми записанная. Сами же воители Чингисхана, хоть и ступили на земли бывшей Римской империи и Римской цивилизации, не заметив ее, откатились обратно – на Восток, в степь, в варварство. Венгры же пришли и остались.

Второй раз – приняв христианство. Первому королю венгров важно было стать не просто правителем, а правителем легитимным; легитимность же давало признание Римом. И вот уже прапраправнук кочевника Арпада получает корону из рук легата папы римского Сильвестра II. Политический, цивилизационный смысл этого акта очевиден, религиозный – вторичен; нерв религиозной жизни здесь спокоен, крупными учителями веры страна похвастаться не может, антирелигиозные кампании и при коммунистах известных границ не переступали.

Третьим актом европейского выбора венгров можно считать ситуацию борьбы с Османской империей. Первая венгерская катастрофа, битва при Мохаче, в 1526 году прервала поступательное развитие государства, оказавшегося под властью турок-мусульман. Проводить ли параллели с Ордой и Русью? Два века, XVI и XVII, в созидательной истории страны ушли псу под хвост; Венгрия тратила силы на безнадежные восстания и безуспешные войны, но от выбора не отступилась и азиатским государством не стала.

Далее – фокус создания Австро-Венгрии, этого «предварительного эскиза» Евросоюза. Можно сколько угодно говорить о том, что идеальным это государство не было, что оно, как Кощей, караулило собственную смерть – в игле, игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце; читай «в дуализме». Но формулировка Андрея Шарова и Ярослава Шимова, описавших Австро-Венгрию как пример «умеренного процветания, относительного спокойствия и скромного благополучия»[5], подозрительно смахивает на характеристику государства, максимально совершенного в несовершенном мире и с несовершенными людьми.

Пятый раз выбор был сделан в 1989 году. Страна, социалистической считавшаяся только приличия ради, создавшая строй, почти официально называвшийся «гуляш-коммунизм», от членства в СЭВ и Варшавском договоре получавшая едва ли не сплошные пряники, не возражавшая против характеристики «самый веселый барак в соцлагере», распрощалась с соцлагерем в одночасье. В венгерском языке есть понятие rendszerváltás, «смена режима», но нет мифологии этого события. Смена режима обошлась без театральных декораций: без клятвы в зале для игры в мяч, без речей с броневика, без штурма Парламента. Правящая партия уступила власть. Это тот самый случай, когда, по видимости, рассказывать-то не о чем, но, на самом деле, надо бы проштудировать и законспектировать, каким образом совершать революции, не проливая ни единой капли крови.

Как водится, равномерным и поступательным движение в Европу не было: история – не физика. Но любопытно, что этапы противостояния Венгрии Европе все же выглядят не как поворот обратно – мол, «знать вас не хотим, у нас особый путь». Скорее, как пауза в движении: уперлись и на понукания только огрызаются. Это упрямство ребенка, который знать-то знает, что взрослый прав, но слушаться не желает.

Так, похоже, выглядели отношения Венгрии с Австрией до середины XIX века, когда венгры долго упирались в ответ на попытки австрийских чиновников ввести тут нормальную, то есть формальную, на бумаге прописанную, юриспруденцию и каждый магнат почитал своим законным правом вершить суд и расправу в собственных владениях по собственному усмотрению, а не по писаным бумажкам. Это коллизия «Женитьбы Фигаро» Бомарше, только застрявшая на столетие.