Фредерик Марриет - Корабль-призрак

Вдова замолчала, как бы собираясь с мыслями. Слезы катились по ее ввалившимся щекам. Успокоившись, она продолжала:

— Филипп, я хочу поговорить о твоем отце. Ходят слухи, будто он… будто он утонул в море.

— А разве это не так, мама? — удивился Филипп.

— О, нет!

— Но он же мертв, мама?

— Нет!.. Да!.. То есть нет! — отвечала женщина, закрывая лицо руками.

«Она бредит», — подумал Филипп, но все же спросил:

— Так где же тогда мой отец?

Вдова приподнялась на кровати. Она дрожала всем телом.

— ОН БЛУЖДАЕТ ПРИЗРАКОМ!

Женщина опустилась на свое ложе и зарылась головой в подушки, словно хотела укрыться от собственных мыслей. Филипп был настолько ошеломлен, что не мог вымолвить ни слова. Не в силах побороть страх перед неизвестностью, он наконец, запинаясь, пролепетал:

— А… ваша… тайна… мама? Скорей! Выкладывайте ее!

— Теперь я могу рассказать все, Филипп! — произнесла мать торжественно. — Слушай, сынок! У тебя такой же характер, как и у твоего отца. И пусть его ужасная судьба послужит тебе уроком! Он был отважным и, как говорили, превосходным моряком. Родился он не здесь, а в Амстердаме, но жить там не пожелал, поскольку оставался приверженцем католической религии. Прошло семнадцать лет, и даже больше, с тех пор, как отец на прекрасном корабле «Амстердамец» с богатым грузом отправился под парусами в Индию. Это было его третье плавание в Индию, Филипп, и, по воле Божьей, стало последним. Отец купил корабль на свои сбережения, и благополучное плавание сделало бы его богатым человеком. О, как часто мы говорили, что мы предпримем после его возвращения! Как эти мечты о будущем помогали перенести разлуку с ним! Я очень любила твоего отца, Филипп, потому что он был всегда добр и внимателен ко мне. О, как я хотела, чтобы он поскорее вернулся! Судьбе жены моряка не позавидуешь! Разлученная с мужем на долгие месяцы, смотрит она на мерцающий огонек в ночнике и прислушивается к завываниям ветра, который возвещает ей о беде — кораблекрушении и вдовстве!

Твой отец находился в море уже полгода, Филипп, и должен был пройти еще долгий печальный год до его возвращения. Однажды вечером ты уснул крепким сном, сынок. Ты был моей единственной радостью, единственным утешением в одиночестве! Я охраняла твой покой, ты улыбался во сне и лепетал: мама! Я поцеловала тебя, затем опустилась на колени и помолилась за тебя и за мужа, совершенно не ведая, что в тот час над ним нависло ужасное проклятие!

Вдова перевела дух. Филипп не мог выдавить из себя ни звука. Рот его был приоткрыт, взгляд прикован к губам матери. Казалось, он впитывал каждое ее слово.

— Я оставила тебя одного и спустилась в ту комнату, Филипп, которая с той страшной ночи никогда не открывалась. Я присела на кушетку и занялась чтением. Дул сильный ветер, а когда бушует шторм, жена моряка редко спит спокойно. Наступила полночь, дождь лил как из ведра. Неожиданно меня охватил непонятный страх. Я встала, окропила себя святой водой и перекрестилась. Ураган бесновался за стенами, и это только усиливало мои страхи. Мной овладело неясное предчувствие чего-то ужасного, и тут ставни и створки окна распахнулись, лампа погасла, наступила кромешная тьма. Я вскрикнула от испуга, но потом, набравшись мужества, хотела было закрыть окно, и тогда… представь себе, Филипп, тогда я увидела человека, идущего к дому! Да, Филипп, то был твой отец!

— Боже милосердный! — еле выдавил из себя Филипп.

— Я не знала, что и подумать, — продолжала вдова Вандердекен. — Он был уже в комнате, и хотя меня окружала густая темь, я различала его фигуру и лицо так отчетливо, словно был полдень. Страх гнал меня прочь, а любовь влекла к нему, и я застыла там, где стояла. Ужасные предчувствия сжимали мое сердце. Когда он оказался в гостиной, окно закрылось само и зажегся свет. Тогда я подумала, что вижу призрак, и упала без чувств. Когда я пришла в себя, то увидела, что лежу на кушетке. Я почувствовала в своей ладони чью-то холодную, до чего же холодную и мокрую руку! Это окончательно привело меня в чувство, и я совсем позабыла о том, каким странным образом твой отец появился в доме. Мне подумалось, что он потерпел кораблекрушение и теперь вернулся домой. Я открыла глаза, посмотрела на моего любимого мужа и бросилась в его объятия. Его одежда была мокрой от дождя, и мне показалось, будто я обнимаю лед! Но нет ничего на свете, что могло бы преодолеть тепло женской любви, Филипп! Твой отец позволял ласкать себя, но сам оставался бесстрастным. Он угрюмо молчал и, казалось, был чем-то озабочен.

— Виллем, Виллем! — воскликнула я. — Ну скажи хоть одно слово своей любимой Катарине!

— Я готов, — отвечал он, — но у меня мало времени.

— Нет, нет! Ты не пойдешь больше в море! Ты потерял свой корабль, но сам-то ты спасся! Разве не так?

— Да нет же, нет! Не волнуйся и выслушай меня. Я сохранил свой корабль, Кэте, но я потерял ВСЕ! Не перебивай меня, а выслушай до конца! Я не мертвый, но я и не живой! Я блуждаю между этим миром и миром духов! Девять недель подряд я боролся со штормом, пытаясь обойти под парусами Мыс, но безуспешно! Я сквернословил. Еще девять недель я нес паруса, борясь со встречным ветром и течением, но так и не продвинулся вперед. И тогда я стал богохульствовать, ужасно богохульствовать! И все же не сдавался! Изможденная команда настаивала, чтобы мы вернулись в гавань, но я стоял на своем. Более того, я стал убийцей! Разумеется, я сделал это непреднамеренно, и тем не менее я — убийца! Боцман отказался подчиняться и попытался связать меня. Он схватил меня за ворот, но я отбросил его. В этот миг корабль накренился, и бедняга полетел за борт. Даже эта ужасная смерть не охладила моей ярости, и я поклялся на осколке Святого Креста, хранящегося в капсуле, которую ты носишь на шее, что обогну Мыс, несмотря ни на что, даже если бы пришлось трудиться до Страшного суда!

Моя клятва была начертана под раскаты грома на появившемся облаке сернистого газа. Ревел ураган, паруса были изорваны в клочья, горы воды перекатывались через корабль, и вдруг в центре плотного, окутывавшего нас облака возникли полыхавшие огнем слова: «ДО СТРАШНОГО СУДА!»

— Дослушай до конца, Кэте. У меня всего несколько минут. Осталась ЕДИНСТВЕННАЯ надежда! Вот почему мне дозволено явиться сюда. Вот письмо. — Он положил запечатанный конверт на стол. — Прочти его, Кэте, и постарайся помочь мне. Прости. И прощай! Мне пора!

Снова распахнулось окно, вновь погас свет, и фигура твоего отца, казалось, уплыла в темноту. Я вскочила с намерением удержать его, но он уже выскользнул в окно. Застывшим взглядом я следила, как его с быстротой молнии несло на диких крыльях шторма, покуда он, как искорка, не затерялся во мгле. Окно захлопнулось, свет вспыхнул, и я осталась одна.