Анатолий Вахов - Фонтаны на горизонте

Ох, простите, — воскликнул Норинов. — Я не предупредил вас. Это рабочие, завербованные на факторию. Знаете, многие сейчас охотнее будут потрошить китовые туши где-то на Камчатке, чем подставлять себя под пулю.

Откровенность Норинова поразила Северова. Капитан давал понять, что некоторые, а может быть все пассажиры скрываются от военной службы или дезертировали с нее.

«Диана» продолжала идти по курсу. Вахты сменялись вахтами. Жизнь на шхуне текла однообразно, без каких-либо происшествий. Северов, когда позволяли вахты, обедал, завтракал и ужинал с Осиповым и Нориновым. Если капитан держался любезно, но как начальник, то Осипов явно старался расположить к себе Северова. Иван Алексеевич не мог понять, для чего это нужно хозяину шхуны. «Пассажиры», или как их теперь звала команда шхуны — «рабочие», вели себя довольно спокойно, лишь изредка затевая ссоры за картами. Вина Норинов им не выдавал. Так «Диана» благополучно дошла до Японии.

В Хакодате «Диана» вошла вечером, город встретил шхуну тысячами огней. Горели цветные фонари на мачтах судов, которые, как огромные спящие звери, медленно покачивались на черной воде. По ней скользили блики света, падавшего из иллюминаторов, тянулись расплывчатые золотистые дорожки от больших огней на пристанях. Голые мачты кораблей выглядели едва различимой щетиной.

Матросы и рабочие столпились у бортов, разглядывая манящий огнями берег. С грохотом скользнула в клюз цепь, и якорь звонко разбил черную воду.

— Я и господин Осипов съезжаем на берег, — сказал капитан Северову. — Вы остаетесь. Кроме вахтенных, все также могут уйти в город. Пусть развлекутся.

На шхуну прибыли таможенные чиновники. Недолго пробыв в каюте Норинова, японцы быстро провели осмотр шхуны и разрешили доступ в город.

Северов и несколько матросов остались на «Диане». Медленно тянулось время. На шхуне было тихо, пустынно.

— Не нравится мне что-то на «Диане», ни ее хозяева, а еще больше эти рабочие, — говорил Джо, прохаживаясь вместе с Северовым по палубе. — Что-то разговоры у них больше о стрельбе, о деньгах...

Северов молча посасывал трубку. Он разделял мнение Джо. Осипов и Норинов больше не вспоминали о китобойном промысле, ради которого идут на Камчатку. Странно все это.

— И мне многое не нравится, Джо, — согласился Северов.

Они вышли на бак и тут увидели боцмана, сидевшего на кнехте и покуривавшего трубку.

Что же вы, Максим Остапович, на берег не съехали? Журба поднялся с кнехта:

Не охотник я по чужим берегам бродяжить.

Давно плаваете? — Северову хотелось поближе познакомиться с этим рыжим здоровяком.

Пятый десяток пошел жизни, — Журба затянулся и, медленно выдыхая дым, продолжал: — На море с мальчонки...

В темноте послышались пьяные голоса, брань. Это на шхуну возвращались подгулявшие матросы и рабочие.

До утра на шхуне не было тишины. Пьяные шатались по палубе, горланили песни, переругивались и даже затеяли драку.

В полдень на шхуну японцы доставили гарпунную пушку, десятка два флейшерных ножей и какие-то ящики. Осипов и Норинов все еще не возвращались. Японец-старшин-ка передал Северову записку. Норинов писал, чтобы пушку устанавливали на баке немедленно.

Маленькие, быстрые японцы принялись за дело. Они сверлили в палубе отверстия для закрепления тумбы пушки, укладывали стальные полосы. Столпившиеся вначале около них рабочие и матросы скоро потеряли интерес и разбрелись. Иван Алексеевич внимательно осмотрел пушку и совершенно не был удивлен ее состоянием. Покрытая ржавчиной, она, по-видимому, была извлечена из какой-то свалки. Ивам Алексеевич с трудом разыскал на ней фабричную марку и около нее год изготовления «1876».

— Да мы с тобой ровесницы, — похлопал Северов ла донью по короткому толстому стволу, с которого падали чешуйки красной ржавчины.

Японцы, поглядывая на Ивана Алексеевича, с улыбкой переговаривались. Старшина, вежливо улыбаясь, сказал по-английски:

Вери гут...

Чтобы сбросить ее за борт! — не удержался Северов. Теперь у него больше не было сомнений. Все, что говорится и делается якобы для будущего китобойного промысла, неуклюжая маскировка. Северов дал себе слово быть настороже. Ни в каких темных делах господ Осиповых и Нориновых он участвовать не будет. Он моряк честный и не станет марать своего имени.

К вечеру пушка была установлена, и японцы съехали с «Дианы». Иван Алексеевич иронически осмотрел их работу. Все было сделано кое-как, небрежно. «А откуда же будет идти линь?» — задал он себе вопрос. Перед пушкой в палубе должно быть отверстие, через которое линь поступит из трюма. Но его не было. Когда Норинов и Осипов вернулись на судно, Северов сказал им об этом.

— Новой пушки сейчас достать невозможно, — ответил Норинов. — Из этой мы будем стрелять в китов гранатами, а затем преследовать раненых животных и добивать. Есть же такой вид охоты?

Был, — вспомнил Иван Алексеевич рукопись отца. — Еще в прошлом веке.

Начнем со старины, Иван Алексеевич, — спокойно сказал Норинов. — Да, ящики с гранатами, что японцы привезли, не вскрывали?

Нет. Убрал в трюм, — доложил Северов. — А кто же у нас будет гарпунером?

Осипов, не принимавший участия в разговоре, похвалил Северова:

Ценю ваше беспокойство и заботу о наших делах, Иван Алексеевич. Вы для нас просто золотая находка!

Совершенно верно, — согласился Норинов. — Иван Алексеевич, я думаю, при нужде согласится на нашу просьбу стать капитаном «Дианы».

Если в этом будет необходимость, то это моя обязанность, как старшего помощника, — осторожно ответил Северов, не понимая, грубо ли ему льстят или же за этим кроется что-то другое. Осипов повернулся к Норинову:

Иван Алексеевич вправе знать, кто же будет у нас гарпунером, Игнатий Федорович?

Среди наших рабочих немало бывших артиллеристов. Практика у них большая. Стреляли по людям, а уж в огромного кита, конечно, попадут без промаха. — Норинов беспечно рассмеялся. — Прошу, господа, к ужину. На рассвете снимаемся с якоря...

2

...«Диана» шла на север. Заметно похолодало. Море потеряло свой теплый ласковый блеск, и темно-синяя вода с седовато-серыми гребнями волн дышала уже осенью. Солнце как будто поблекло, стало бледно-желтым. Шхуна приближалась к цели своего плавания. Слева по борту темнел скалистый восточный берег Камчатки. Палуба опустела. Людям надоело однообразное плавание, да и похолодание гнало их вниз, и они коротали время за картами, в болтовне.

Иван Алексеевич в меховой куртке ходил по палубе, заложив руки в боковые косые карманы. Тщательно выбритое лицо порозовело от встречного ветерка. За дни плаваний он посвежел, более молодо стали светиться его глаза. Когда Иван Алексеевич не думал о хозяевах и пассажирах шхуны, он был доволен и даже счастлив. Хорошая шхуна, благоприятная погода, исполнительная команда, опытный боцман — что еще надо для моряка, ведущего судно. Вот только мысли о целях экспедиции не давали покоя. Зачем все-таки «Диана» идет в бухту Круглых ворот? Северов раздумывал о словах, сказанных ему в порту: «Согласится на нашу просьбу стать капитаном». Они не были произнесены, между прочим, случайно. Норинов почти устранился от своих капитанских обязанностей, переложив все на Северова. Осипов против этого не возражал. Ивану Алексеевичу было приятно доверие и в то же время он держался настороже. Он не забывал о словах Хайрова и решил поступать так, как, по его мнению, поступил бы тот.