Луис Ламур - К далеким голубым горам

— Оборотни? Да это просто болтовня… сказки тупых крестьян. В Англии нет волков, и я…

— Да ладно, говорю вам, мне приходилось слышать их запах. Это было в Татарии, куда я ездил по приказу Генриха Седьмого…[3]

— Генриха Седьмого! — он уже просто визжал. — Невозможное дело! Уже почти сто лет прошло с тех пор, как…

— Так долго? — удивился я. — Вот не подумал бы…

Я наклонился к нему:

— Оборотни! Я этот запах где хочешь узнаю! Запах разрытых могил! Старых могил! Давным-давно мертвых тел! — я сделал паузу и пробормотал озадаченным тоном: — Но вы сказали, что король Генрих Седьмой правил около ста лет назад?

— Около того. — Человек осторожно пятил лошадь от меня.

— Ну-ну-ну! Ох и бежит же время! Но, знаете ли, когда уходишь и ты уже не подвластен больше времени…

— Мне надо ехать. Меня ждут в таверне вон там…

— А? В таверне? Хотелось мне туда заглянуть, но сами знаете, что из этого получается. Когда я захожу, другие уходят. Так я…

— Ты сумасшедший! — внезапно завопил человек. — Безумец!

Он ударил коня каблуками и умчался прочь.

Из живой изгороди донесся смешок.

— Он так и не понял, ты безумец или призрак, Барнабас. — Черный Том вздрогнул и передернул плечами. — В такую ночь, в темноте во что хочешь можно поверить. — И махнул рукой. — Быстрее! Лодка ждет.

Я двинулся по проезду, Черный Том бежал рядом вприпрыжку, держась за стремя. Времени было мало, я лишь мельком взглянул на свой дом: он стоял темный и тихий, маленькие окошко глядели, словно одинокие глаза. Я решил, что Уильям сейчас в хижине, чуть в стороне от дома. Меня словно кольнуло в сердце — этот коттедж был домом моего детства, этот участок и болота вокруг него. Внутри был очаг, возле которого отец давал мне уроки. Никто на свете не трудился усерднее ради будущности своего сына. Он научил меня всему что мог из увиденного и узнанного за свою жизнь.

Никогда больше… он ушел в мир иной и похоронен — не знаю даже, в каком году из прошедших. Волна печали захлестнула меня, я повернулся, чтобы кинуть еще один взгляд…

— Быстро! В лодку, Барнабас! Они скачут!

Это была не просто обыкновенная лодка, а скорее барка, я быстро провел лошадь по сходне, мы оттолкнулись от берега и скользнули на темную поблескивающую воду. Топот копыт звучал все громче.

Оглядываясь назад, я чувствовал, как закипают на глазах горячие слезы. Когда-то здесь был мой дом, в этом коттедже на краю болота. Здесь я вырос и стал взрослым, здесь умер мой отец.

А где же будет лежать мое тело, когда придет время?

Мы у себя в плавнях знаем каждый изгиб и поворот водяных тропинок-проток; они складываются в такой запутанный лабиринт, что чужаку здесь и заблудиться недолго. Глядя сверху, от Уэст-Киля, можно подумать, что болота ровные как стол и спрятаться здесь негде. А на самом деле тут полно островков, укромных бухточек, скрытых ивняком проток-каналов между редкими полями.

За многие годы болота сильно изменились, хоть с виду все тут осталось по-прежнему. Попытки римлян осушить их большей частью провалились — из-за колебаний уровня моря, из-за долгих периодов, когда ничего не делалось, чтобы продолжить это дело. Теперь Елизавета подумывала возобновить работы, потому что осушенные болота превращались в богатейшие земли для хлебопашества.

Мы, живущие среди этих болот, не особенно хорошо представляли себе их истинную площадь, нам, полагаю, край этот казался куда больше, чем на самом деле, потому что болота лежали перед нами огромные, необозримые, они простирались в несколько графств-широв и границы для них мало что значили.

Римляне, говорят, добирались даже сюда, до места, которое мы сейчас сдавали в аренду. Это был островок площадью не больше трех акров, отрезанный со всех сторон узкими извилистыми протоками. Стояло тут несколько приземистых невысоких дубов с могучими стволами и толстыми ветками да еще пара-тройка берез. Спиной к известняковому бугру прижималась хижина, строение древнее уже в те времена, когда мой отец бегал тут мальчишкой, а насколько древнее — никто не знал. Много раз обновляли на ней тростниковую крышу, а когда-то давным-давно, помню, я глазел, как отец меняет дверь. Я приезжал сюда перед первым своим плаванием в Америку, но и теперь, почти через год, ничего тут не изменилось.

Даже Черный Том, хорошо знакомый с болотами, об этом месте не знал. А мы с Уильямом знали.

— Что за славное местечко! — восхищенно вертел головой Черный Том. — Да тут можно прожить, ничем кроме ловли угрей не занимаясь.

— Можно, но я предпочитаю Америку, Том, хоть и люблю это место. Красиво тут, когда кричат болотные птицы и последний свет заката падает на желтые водяные лилии. И никогда мне не забыть, как плещут мягко весла, когда лодка пробирается по протокам, или как утренний туман лежит низко-низко над самой травой.

— Ты тут родился?

— В том самом коттедже, который мы только что проплыли. Мой отец был солдатом, вернувшимся с войны, ему даровали эту землю в награду за свершенные им деяния. Я думаю, это было именно то, чего ему хотелось, — своя собственная земля и спокойная честная жизнь. Немало стран прошел он с мечом и луком. Он научил меня многому из того, чему учат в школе, и многому такому, чему в школе не учат, и я чту его за это. Он хотел для меня лучшей жизни, и она будет у меня там, в Америке.

Черный Том кивнул.

— Отец завершил свою жизнь, — продолжал я, — и подготовил хороший фундамент для меня. И я, когда настанет время, сделаю то же самое для своих сыновей. Но я желаю для них чести — чести и человеческой гордости, а не богатства. И не желаю я титула либо же места возле королевы или короля, ибо гордость, какую дает титул или знатный род, — пустое дело, подобное сухим листьям, которые срывают холодные ветры осени.

— У тебя есть жена?

— Не-ет… но скоро будет, если все сложится хорошо. Славная девушка, она поедет со мной в Америку, — я чуть задумался, потом усмехнулся: — И не столько потому, что я хочу взять ее с собой в эту дикую страну, а потому, что она не захочет остаться здесь. Милая она девчушка, мы с ней хорошо поплывем под одним парусом. У меня отличный корабль, трюмы уже забиты грузом и он ждет только попутного ветра — и меня.

— Она, должно быть, крепкая девчонка, раз не боится податься в дикие страны.

— Что да, то да, Том, и я много об этом раздумывал. Мужчинам должно не бояться опасностей, ибо у нас широкие спины, чтобы сносить удары, но меня дивит мужество женщин, которые идут с нами, хоть должны думать о том, что будут рожать детей в одиночку, без помощи, в далеких краях. Знаешь, Том, порой сам удивляюсь: зачем я уезжаю, если есть у меня вот это владение? Если королева Бесс осушит болота, так я стану состоятельным человеком, ибо изрядный кусок их принадлежит мне. Но ради этого я не останусь.