Луис Ламур - Там, на сухой стороне

Моуэтт несколько раз продул трубку, затем начал набивать ее табаком.

— Мы даже можем убить тебя.

— Можете, но вряд ли это сделаете, — сказал Чантри. — И все потому, что ты любишь Марни.

— По-моему, ты не понял, — сказал Моуэтт. — У тебя не то положение, чтобы торговаться. Просто отдай нам сокровище, и больше никаких проблем.

— Отпусти моих друзей, — спокойно сказал Чантри. — Потом повесь человека, который убил Клайва, — и я покажу, где сокровище.

— И ты собираешься слушать эти бредни? — фыркнул Фрика.

— Ну, не знаю, не знаю, — сказал Пиерс Моуэтт. — Похоже, сделка справедливая.

— Наверное, справедливая, — сказал Джейк Строун. — Мы ничего не имеем против мальчика или его папаши.

— Чантри — смутьян, — сердито сказал Фрика. — Вы что, не видите этого? Он пытается стравить нас.

— По моему мнению, — сказал Чантри, — убийца должен сам набросить себе петлю на шею, просто для того, чтобы помочь своим друзьям.

Он легко улыбался, но мысли его работали с лихорадочной быстротой.

— Где сокровище, Чантри? — напрямую спросил Моуэтт.

Чантри пожал плечами:

— Вы, ребята, задали мне столько работы, что у меня не было времени на него взглянуть.

Они забрали его револьвер, забрали его винтовку, но где-то недалеко, с полмили, все еще стояла вторая, прислоненная к стволу.

— Чантри. — Моуэтт говорил спокойно, тщательно подбирая слова. — Я хочу, чтобы ты понял одно: мы потратили много времени и сил и не допустим, чтобы они ушли впустую. Даю тебе еще один шанс. Найди то, что Клайв Чантри привез из Мексики. Если не найдешь, я не стану отдавать тебя своим парням. Я пристрелю тебя собственноручно.

— Похоже, у меня нет выбора, — сказал Чантри, — но все, что у меня имеется, — это ключ.

— Какой еще ключ? — требовательно спросил Пиерс.

— Я знаю, какой, однако еще не могу прочесть его, — признался Чантри. — Хотите вы или нет, но мне потребуется время. Клайв не был мертв, когда вы его бросили. Поэтому он оставил мне кое-что, над чем нужно подумать.

— Что у него могло быть, если мы его бросили умирать? — опять встрял Фрика.

— Он кое-что написал на крыльце. Он написал слово «десять».

Они непонимающе уставились на него.

— «Десять»? Что это значит? — потребовал ответа Фрика. — Десять чего?

— Вы читаете мои мысли, джентльмены, — произнес Чантри. — Десять чего? Тогда я подумал: если он хотел сказать «десять футов», «десять миль», «десять дюймов», почему не написал измерение? Почему лишь слово «десять»?

— Чушь какая-то, — пробормотал Олли Фенелон. — Точно чушь.

— Ты уже догадался? — спросил Моуэтт.

— Может быть. По-моему, он хотел написать «Теннисон» note 1, — сказал Чантри.

— «Теннисон»? Это еще что такое? — с подозрением спросил Пиерс.

— Это не что, — сказал Моуэтт. — Это кто. Это имя.

— Чье имя? — спросил Олли. — Никогда не слышал такого имени.

— Это писатель, — сказал Мак. Он свирепо оглядел остальных. — Если бы вы когда-нибудь что-нибудь читали, вы бы хоть что-нибудь знали. Теннисон был писателем. — Моуэтт взглянул на Чантри: — Он ведь был англичанином?

— Англичанином. И поэтом. Очень хорошим поэтом.

— Поэтом? — Олли был в шоке. — На что человеку писать имя поэта, если он умирает?

— Я люблю поэзию, — спокойно ответил Чантри. — Клайв тоже ее любил. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме меня, нашел то, что он спрятал. Поэтому он хотел оставить ключ, который мог разгадать только я.

— Черт! — сплюнул Фрика. — Если какую-то штуку может найти один, ее может найти и другой.

— Ты, по-моему, уже пробовал, — сказал Чантри, — и что, нашел? Приглашаю продолжить поиски. В этом деле есть место каждому. Вперед, джентльмены!

— Если ты что-нибудь знаешь наверняка, брось болтать и расскажи нам, — сказал Моуэтт. — Он оставил что-то в одной из книг?

— Конечно.

Чантри встал и потянулся. На него были направлены три револьвера, и люди, которые их держали, были готовы убить его. Но не сейчас. Они хотели знать то, что знал он.

— Мы оба любили Теннисона, — сказал Чантри. — Некоторые стихи нравились нам больше, поэтому Клайв, естественно, пытался придумать что-то, о чем подумал бы и я. Тайна сокровища спрятана в одном из стихотворений Теннисона.

— В стихотворении! Кто бы мог подумать! — с отвращением сказал Фенелон. Но вдруг его настроение изменилось. — Я тебе не верю! Ни единому поганому слову. Ты все придумал!

— Может быть, кое-что, — сказал Строун. — Но я видел слово «десять» и не придал ему значения.

Мак Моуэтт внимательно наблюдал за Чантри.

— Ладно, что потом? — спросил он наконец.

— Мне нужна книга Теннисона, — сказал Чантри.

— Ты уверен? — тяжело взглянул на него Моуэтт. — Разве ты не помнишь? Разве ты не знаешь его наизусть?

— Нет, — сказал Чантри. — Не выучил. Я даже не знаю, в каком это стихотворении. Мне нужна книга и время, чтобы изучить ее в хижине.

— У нас нет времени, — сказал Фрика.

— Мы пойдем все вместе, — сказал Моуэтт. — Все, кроме Уайти и Слима. Не хочу, чтобы что-нибудь сорвалось.

Чантри выругался про себя. Во рту пересохло, и он был полон горечи. Это был его последний шанс.

— Мы все тебе не нужны, — сказал Фрика. — Я останусь здесь, вместе с Уайти и Слимом. Будем сторожить пленников.

— Ты пойдешь с нами, — непреклонно заявил Моуэтт.

Фрика медленно встал и сплюнул в костер.

— Если Уайти может остаться, то я, значит, тоже могу, — сказал он.

Оуэн Чантри почувствовал, как расслабляются его мышцы, но мысль работала ясно как никогда. Это может быть последним актом драмы, и если…

— Ладно, Том, — неожиданно легко согласился Моуэтт. — Может, ты просто устал. Посиди, пока мы сгоняем за этим золотом. Посиди. — Он перевел взгляд на Уайти.

— Ты отвечаешь за пленников. За всех. Их нельзя обижать.

Уайти кивнул:

— Понял тебя, Моуэтт. Я их не обижу.

Моуэтт повел свой отряд к хижине. Они уже отошли на достаточное расстояние, когда Пиерс спросил:

— Может, мне вернуться?

— С пленными все будет в порядке, — отозвался Моуэтт.

— Ну, с вашим Фрикой я не оставил бы и старуху, — заметил Чантри.

— Не твое дело, — грубо оборвал Моуэтт. — Твое дело — вести нас к сокровищу.

Они добрались до хижины.

Чантри остановился на поляне, не доходя до порога. В спину его ткнулся ствол винтовки.

— Почему ты остановился? — это был Пиерс.

Чантри не ответил.

— Пошел вперед, — сказал Моуэтт.

Чантри двинулся к дому и мягко толкнул слегка приоткрытую дверь. Она тихонько отворилась.

Комната была пуста, постель заправлена. Однако в очаге тлело несколько углей, из почерневшего чугунка поднимался пар. Чантри огляделся. Здесь не было оружия, здесь вообще не было ничего такого, что можно было бы использовать для нападения. Это был провал. Он надеялся… Он и сам не знал, на что надеялся.