Гленн Маррелл - Будь осторожен, незнакомец!

Каждая деталь четко отпечаталась в памяти Халлидея — вот Конниган резко бросает обвинение, Таннер тянется к револьверу, который спрятан у него под мышкой слева, молниеносное движение Коннигана, грохот его сорокапятикалиберного, Таннер валится назад, грудь его белой рубашки залита красным — и испуганный визг девушки-крупье.

Халлидей действовал быстро. Конниган сидел рядом с ним за круглым столом, и потому не видел, как кабатчик вытащил револьвер, и не смог уклониться от резкого удара. Рукоятка револьвера обрушилась на голову Коннигана, и тот потерял сознание.

— Слушай, — обратился хозяин салуна к Уотлингу. — Другого такого случая у нас не будет. Ты ведь хочешь убрать Коннигана с дороги, Стив, и у тебя на то есть свои причины…

— Ты чертовски прав! — ранчер бросился к двери и запер ее. — Как это сделать?

— Просто! — Халлидей сгреб выигрыш Коннигана и рассовал по карманам, а потом наклонился над убитым игроком. — Идею улавливаешь? — он ухмыльнулся, вынул револьвер из безжизненной руки и отстегнул наплечную кобуру Таннера. — Таннер был безоружный, а Конниган хладнокровно пристрелил его. Мы трое тому свидетели. — Он поднялся на ноги и твердо посмотрел на девушку. — Тысяча долларов, Санни.

— Т-тысяча?.. — девушка недоверчиво уставилась на него.

— И ты, детка, получишь ее без труда. Все, что от тебя требуется, — это держать язык за зубами. Когда сюда явятся блюстители закона, подтвердишь все, что мы скажем.

Перепуганная, но, в то же время, воодушевленная перспективой получить такое богатство, девушка с готовностью согласилась. Вскоре ввалился Эмерик со своим помощником. Халлидей изложил ему свою версию, и Санни с хозяином ранчо расписались под каждым словом. Эмерик произвел арест в суровой убежденности, что выбора у него нет. Позднее, очнувшись в камере, Конниган зловеще усмехнулся и дал зарок молчать — до самого суда.

— А они до тех пор пускай потеют со страху, — сказал он Эмерику.

«Повезло нам, просто повезло», — думал Халлидей. Если бы Конниган на миг задумался, когда на глаза ему подвернулась рукоятка револьвера, так заманчиво подставленная помощником, если бы Конниган не клюнул на эту наживку, был бы он сейчас живой и мог изложить свою версию преступления на суде. Что ж, об этом можно больше не волноваться. Конниган умер, а Халлидей все так же владеет своим салуном, и денежки, которые выиграл Конниган, по-прежнему у него…

Он нашел бутылку из собственных запасов — редкий сорт бренди — налил себе порцию и поднял стакан, улыбаясь людям по ту сторону стойки.

— Тост, парни, — сказал он. — Да будет закон и порядок в Каррсберге — самом мирном городе на всю Небраску!

— За это я выпью, — ухмыльнулся Симс.

— Я — тоже, — невозмутимо сказал Уотлинг.

Чувствуя, что все взгляды обращены к нему, Эмерик выдавил полуулыбку и поднял стакан. Все выпили.

На следующий день бренные останки Пита Коннигана были преданы земле на городском кладбище Каррсберга, на вершине поросшего травой холма у северной окраины городка. За гробом шли все трое. Один был старый Алби Финн, владелец прогорающей без клиентов платной конюшни «Счастливчик Ф», неприметный маленький человечек, у которого беззаботный чужак всегда вызывал восхищение Вторым был замкнутый, сутулый Джефф Каттл, парикмахер. В первую неделю своего пребывания в Каррсберге Конниган спас Каттлу жизнь. Некий озверевший от виски любитель пострелять набросился на парикмахера с шестизарядным револьвером. Конниган нырнул ему в ноги, свалил на землю и, рискуя собственной жизнью, вырвал револьвер со взведенным курком из рук пьяного дебошира.

Третьей шла за гробом Лорэйн Кит — к вящей досаде помощника шерифа Хэла Симса. Красивая вдова лично оплатила услуги священника Дэна Кетча, чтобы человек, который ей нравился — пусть издали — был погребен достойно.

На первый взгляд, за два месяца, прошедших со дня смерти Пита Коннигана, жизнь в Каррсберге вернулась в обычное русло. Шериф Эмерик получил публичную благодарность от мэра, разъездного судьи и многих видных сограждан за отвагу, проявленную в погоне за отвеянным убийцей. Помощник шерифа Симс получил свою долю почестей, как и Мэйс Халлидей и Стив Уотлинг. Горожане поведали друг другу, что закон и порядок все еще представляют внушительную силу в Каррсберге, и на том успокоились.

Но так было лишь на поверхности течения жизни, в более глубоких слоях дух возмутителя спокойствия оставался жив, все еще распространяя свои чары. Длиннолицый, неулыбчивый Джефф Каттл, брея щеки своим клиентам или щелкая ножницами над их черепами, имел обыкновение любой разговор сводить к погибшему смутьяну

— В этом парне было много хорошего, — не уставал повторять Каттл — Не спорю, он переворачивал город вверх дном — но у него была и хорошая сторона. Вспомните-ка тот случай, когда он кинулся прямо на револьвер Эрни Рандолфа — а Эрни нализался до безумия и мог выстрелить в любой момент. Он мне тогда жизнь спас, черт побери! Много ли найдется людей, способных на такой риск, — где они?

И его клиенты неизменно кивали головой и соглашались, что людей, способных на такой риск, немного.

А в «Счастливчике Ф» маленькой платной конюшне, приютившейся на дальнем конце Мэйн-стрит, старый Алби Финн собирал своих дряхлых дружков, пускал по кругу бутылку и вспоминал тысячу и одну байку, услышанную от покойного

— Тут в Каррсберге куча народу считает, что молодой Пит был недружелюбный, — пускался он в рассуждения — Ну уж нет Пит был в доску дружелюбный — со мной. Всегда, как поставит в стойло свою конягу, всегда сядет со мной поболтать. Мы с ним всегда находи ли над чем посмеяться, с этим пареньком. По правде, я-то знаю, что байки, которые он мне рассказывал, это сплошная брехня, — но это была самая развеселая брехня, какую я в жизни слышал, так что я был вовсе не против Я и сам иногда подпускал чего-нибудь.

— Ты как раз тот парень, который это может, Алби, — соглашались дружки — Ты самый лучший брехун на весь этот чертов штат Небраска!

Финн, как всем было известно, на такие утверждения не обижался. Он воспринимал их как дань восхищения своим буйным воображением.

— Но я должен признать, — уточнял он, — молодой Пит — вот это был чемпион. Да, судари мои, чистая жалость, что он помер.

В этом месте он поворачивал лысую стариковскую голову и близоруко щурился в сторону холма, где на фоне неба чернели силуэты деревянных крестов каррсбергского кладбища.

— Может, он был скверный парень. Откуда мне знать? Но я по нему скучаю. Чертовски я по нему скучаю…

Шериф Эмерик в течение этих двух ничем не приметных месяцев упорно гнал из головы мысли о погибшем.