Александер Кент - Мичман Болито и «Мститель»

Изрядно громыхая колёсами, почтовая карета остановилась у гостиницы и горстка усталых путников внутри вздохнула с облегчением. Было начало декабря 1773 года, и Фалмут, как и большая часть Корнуолла, был укрыт одеялом из снега и слякоти. Запряженная четверкой парящих после тяжелой поездки лошадей, карета, покрытая грязью от осей до крыши, казалась совершенно бесцветной в меркнущем предзакатном свете.

Мичман Болито спрыгнул с подножки и несколько мгновений пристально осматривал до боли знакомое ветхое здание гостиницы и потрёпанные постройки неподалёку. Поездка была не из приятных. Отсюда до Плимута было всего пятьдесят пять миль, но дорога заняла два дня. Карета двигалась вглубь страны от побережья, почти до самой вересковой пустоши Бодмин-Мор, чтобы объехать разлившеюся реку Фовей, кроме того кучер напрочь отказался передвигаться ночью из-за опасных дорог. Болито полагал, что он больше боялся разбойников, чем плохой погоды. Эти джентльмены предпочитали грабить увязшие в грязи кареты, чем вступать в перестрелку с патрулями на королевской дороге.

Он забыл о поездке, о спешащих конюхах, распрягающих лошадей, а также о других пассажирах, торопящихся окунуться в манящее тепло гостиницы, наслаждаясь моментом.

Минул год и два месяца с тех пор как он покинул Фалмут чтобы поступить на семидесятичетырёхпушечный линейный корабль «Горгона» в Спитхеде. Сейчас «Горгона» была в Плимуте для ремонта, а Ричард Болито получил заслуженный отпуск.

Болито протянул руку своему попутчику, который как раз начал спускаться, чтобы присоединиться к нему на пронизывающем ветру. Мичман Мартин Дансер попал на «Горгону» в тот же день, и ему, как и Болито, было 17 лет.

— Что ж Мартин, вот и приехали.

Болито улыбнулся, он был рад, что Дансер приехал с ним. Друг был родом из Лондона, и это место было совершенно не похоже на его собственный дом. В то время как в семье Болито мужчины много поколений служили морскими офицерами, отец Дансера был богатым лондонским торговцем чаем. Но несмотря на то, что они происходили из столь разных миров, Болито относился к Мартину как к брату.

Когда «Горгона» встала на якорь и на борт доставили почту, Дансер узнал, что его родители находятся за границей. Он немедленно предложил Болито составить ему компанию в Лондоне, но первый лейтенант «Горгоны», неизменно бдительный мистер Верлинг, холодно отрезал: «Я думаю, не стоит. Одни в таком городе! Да твой отец проклянёт меня за это!»

Так что Дансер охотно принял предложение Болито. Втайне Болито был рад этому. Он очень хотел повидаться с семьей, чтобы они увидели, каким он стал, увидели перемены, произошедшие с ним за четырнадцать месяцев трудной службы. Как и его друг, он похудел, если было возможно похудеть ещё больше, стал более уверенным, но главное — радовался, что смог пережить и шторм, и битву.

Кучер дотронулся до шляпы и взял монеты, которые Болито сунул ему в перчатку.

— Не переживайте, сэр. Я поручу трактирщику доставить ваши сундуки прямо в дом. — Он постучал в окно гостиницы, через которое уже пробивался свет фонаря. — Я часок передохну и на Пензанс. — И, уходя, добавил: — Удачи, юные джентльмены.

Болито задумчиво смотрел ему вслед. Так много членов семьи Болито садились здесь в карету или покидали её. На пути к краю земли, возвращаясь с какого-нибудь корабля. А некоторые и вовсе не возвращались.

Он набросил на плечи синий плащ и сказал:

— Пойдём. Надо бы разогнать кровь, а?

Дансер кивнул, его зубы отбивали чечётку. Как и Болито, он загорел и всё ещё не мог свыкнуться с резкой сменой климата после годичного плавания у африканских берегов.

Теперь, пробираясь сквозь грязь и слякоть, мимо старой церкви и вековых деревьев, с трудом можно было поверить что всё это было: поиски пиратов, захват «Сэндпайпера» и уничтожение с его помощью пиратского брига после погони сквозь опасные рифы. Погибли люди, многие страдали от тяжестей морской жизни. Болито дрался изо всех сил, был вынужден убивать и видел как один из мичманов «Горгоны» замертво упал во время нападения на крепость работорговцев. Они уже не были детьми. После этих испытаний они стали мужчинами.

— Вот он. — Болито указал на большой серый дом, угловатый и почти такой же серый, как рваные облака вдали.

Сквозь ворота к широкой двери. Ему даже не пришлось тянуться к одной из массивных окованных железом ручек — дверь распахнулась, и он увидел миссис Тримэйн, экономку, с сияющим от удовольствия лицом бросившуюся ему навстречу.

Она крепко обняла его, заставив нахлынуть воспоминания. От неё пахло свежим бельём, лавандой, кухней и копченым беконом. Ей было хорошо за шестьдесят пять, и она была такой же важной частью дома, как и фундамент под ним.

Миссис Тримэйн потрясла его как ребёнка, хотя он был на голову выше.

— О, юный господин Дик, что с вами случилось? — Она почти плакала. — Вы худой как тростинка, от вас ничего не осталось. Уж я постараюсь добавить мяса на ваши кости.

Только сейчас она увидела Дансера и неохотно отпустила Ричарда.

Болито ухмыльнулся, смущённый, но польщённый её заботой. В то время, когда он в двенадцать лет впервые отправился в море, все было гораздо хуже.

— Это мой друг, Мартин Дансер. Он остановится у нас.

Они дружно развернулись, когда на лестнице появилась мать Болито.

— Добро пожаловать.

Дансер смотрел на неё. Он много думал о Хэрриет Болито во время длинных вахт и редких минут покоя, проводимых в чреве корабля между палубами. Но в своих мыслях он не представлял её себе как женщину. Казалось, что она слишком молода, чтобы быть матерью Ричарда, слишком хрупка, чтобы её так часто оставляли в одиночестве в этом каменном доме недалеко от замка Пенденнис.

— Мама!

Болито подошёл к ней, и они надолго заключили друг друга в объятья. Дансер наблюдал за ними. Ричард, друг, которого он так хорошо знал, бесстрастное лицо и спокойные серые глаза которого обычно так удачно скрывали чувства, с чёрными как смоль волосами — в противоположность его собственным белокурым, — Ричард, который мог проявить эмоции лишь увидев смерть друга, но был храбр как лев во время боя, больше походил на её поклонника чем сына.

— Надолго вы? — спросила она у Дансера.

Это было сказано спокойно, но он почувствовал напряжение в её голосе.

Болито ответил за него.

— На четыре недели. Может быть подольше, если…

Она протянула руку к его волосам.

— Я поняла, Дик. Это слово «если». Должно быть его придумали моряки.