Артур Дойл - Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2009, 2011

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2009

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Вы поступили замечательно, друзья мои, оказав мне небольшие почести. В моем лице вы платите дань уважения не столько мне, сколько Франции и себе. Перед вами не просто битый годами, седоусый офицер, который поедает омлет и выпивает очередной стакан вина, но фрагмент истории. В моем лице вы видите последнего представителя славной когорты тех, кто стали ветеранами, будучи еще мальчишками, научились орудовать саблей раньше, чем бритвой, и никогда не показывали неприятелю, какого цвета у них ранец. В течение двадцати лет мы обучали европейцев сражаться, и даже после того, как они усвоили уроки, лишь термометр, а не штык смог сломить Великую Армию{2}. Берлин, Неаполь, Вена, Мадрид, Лиссабон, Москва – мостовые всех этих городов топтали копыта наших коней. Да, друзья, скажу снова: вы поступили замечательно, прислав ко мне ребятишек с цветами. Ведь мои уши слыхали, как трубы звенели во славу Франции в разных уголках земли, а глаза видели, как развеваются французские знамена там, где, вероятно, их никогда уже не увидят.

Даже сейчас, стоит мне задремать в инвалидной каталке, я вижу, как великие воины прошлого проезжают передо мной: егеря{3} в зеленых мундирах, гигантского роста кирасиры{4}, уланы{5} Понятовского{6}, драгуны{7} в белых накидках, конные гренадеры{8} в качающихся медвежьих шапках. А затем сквозь частый, низкий грохот барабанов, клубы дыма и пыли вижу ряды высоких киверов{9}, потемневшие от пороха лица, вспышки выстрелов и холодный блеск стали. Вот поскакал рыжеголовый Ней{10}, за ним Лефевр{11} с бульдожьей челюстью, щеголеватый, как все гасконцы, Ланн{12}. А затем среди сверкающей меди и развевающихся перьев я вижу человека с вялой улыбкой, круглыми плечами и отстраненным взглядом. Так заканчиваются мои сны, друзья. В эту минуту я вскакиваю с кресла, кричу нечеловеческим голосом и вытягиваю в салюте руку, а мадам Тито посмеивается над стариком, который живет окруженный тенями прошлого.

Хотя к окончанию военных действий я стал полным бригадным генералом и имел все основания полагать, что вскоре получу звание дивизионного генерала, с большим удовольствием возвращаюсь я к началу службы. Я с радостью вспоминаю овеянные славой дни, когда служил простым солдатом. Вы должны понять, что когда у офицера под началом множество людей и лошадей, его голова постоянно забита мыслями о рекрутах{13}, фураже, походных кузнях, квартирах и прочем. Жизнь генерала непроста и в мирное время, не говоря уже о войне. Зато на плечи лейтенанта или капитана не давит ничего, кроме эполет. Молодой офицер лихо щелкает шпорами, щеголяет доломаном{14}, пьет вино и целует молодых красавиц. Он не думает ни о чем, кроме удовольствий и развлечений. Вот в такое время молодой удалец ищет приключений. Я немало могу поведать о той поре. Но сегодня расскажу вам о том, как побывал в Сумрачном замке, о необычной цели, которой задался младший лейтенант Дюрок, и об ужасном происшествии с человеком, которого ранее звали Жаном Карабеном, а впоследствии бароном Штраубенталем.

Вам должно быть известно, что в феврале 1807 года, сразу после взятия Данцига, меня и майора Лежандра направили привезти четыреста лошадей из Пруссии в Восточную Польшу. Суровая зима, а особенно жестокая битва при Эйлау{15} погубили такое количество лошадей, что над Десятым гусарским полком нависла угроза переформирования в батальон легкой пехоты. Поэтому мы с майором знали, что на передовой нас ожидает весьма теплый прием. Тем не менее мы двигались медленно: снег был слишком глубок, а дороги отвратительны. Кроме того, у нас в подчинении находилось всего лишь двадцать человек, еще не оправившихся после ранения или болезни, которым предстояло вернуться в строй. Если запасы фуража скудны, а в некоторые дни лошади оставались вообще без кормежки, то нельзя было заставлять животных двигаться быстрее, чем шагом. Мне известно, что в романах кавалерия всегда мчится сумасшедшим галопом, но я, участвовавший в двенадцати кампаниях, должен заявить, что моя бригада на марше всегда двигалась шагом и переходила на рысь лишь при появлении неприятеля. Я говорю о гусарах{16} и егерях, но сказанное еще в большей степени касается кирасиров и драгун.

Я очень люблю лошадей. Иметь в распоряжении четыреста благородных животных, разного возраста, характера и расцветки, доставляло мне огромное удовольствие. Большинство лошадей была померанской породы, некоторые – из Нормандии и Эльзаса{17}. Нас неимоверно изумляло, насколько нрав лошадей соответствует характеру людей из этих провинций. Мы обратили внимание (а мне с тех пор не раз приходилось доказывать), что характер лошади легко определить по масти: от кокетливого солового, полного причуд и капризов, до безрассудного гнедого; от податливого чалого до упрямого, своенравного пегого. Все это не имеет ни малейшего отношения к истории, которую я собираюсь вам рассказать. Но как кавалерийский офицер может продолжить рассказ, не похваставшись с самого начала четырьмя сотнями прекрасных лошадей? Я привык начинать разговор с того, что интересует меня, и надеюсь, что сумею заинтересовать вас.

Мы форсировали Вислу напротив Мариенвердера и уже добрались до Ризенберга, когда майор Лежандр вошел в мою комнату на постоялом дворе с раскрытым конвертом в руках.

– Вам предписано оставить меня, – произнес он с кислым выражением лица.

Я не разделял печаль майора, хотя понимал его чувства. Ему нелегко будет обойтись без такого подчиненного, как я. Поэтому я лишь молча отдал честь.

– Приказ генерала Лассаля{18}, – продолжил майор. – Вам следует направиться в Россель немедленно, а по прибытии доложить о себе в штабе.

Ни один приказ не мог более обрадовать меня. Тогда я был уже на хорошем счету у вышестоящих офицеров. Мне стало ясно, что неожиданный приказ означает лишь одно: нашей части предстояло сослужить серьезную службу, а Лассаль рассудил, что такой офицер, как я, понадобится эскадрону{19}. По правде говоря, кое-что смутило меня, когда я услышал о внезапном решении командования. У хозяина постоялого двора была дочь – брюнетка с кожей цвета слоновой кости. Я небезосновательно надеялся на продолжение нашего с ней знакомства. Но разве положено пешке вступать в спор, когда шахматист переставляет ее на другую клетку? Мне оставалось лишь оседлать своего крупного черного Ратаплана и отправиться в путь.