Лев Альтмарк - Точка опоры — точка невозврата

— Сколько всего человек пропало?

— Уже шестеро.

— И вы решили, что это серия?

— Ну да. Очень похоже.

— А почему вы так решили? Что-то эти пропажи всё-таки объединяет?

— Почти ничего. Все эти люди совершенно разные — и по социальному положению, и по возрасту, и по достатку.

— Но вы всё-таки что-то нарыли?

Винтерман морщится от грубоватого словечка, но терпеливо объясняет:

— Почти ничего. Какие-то мелкие незначительные детали. Но они настолько условные, что вполне могут объединять ещё добрую тысячу людей с улицы… Просто что-то нам подсказывает…

Тут я усмехаюсь и ядовито замечаю:

— Так об этом в протоколе и записано? Профессионалы, блин…

И сразу Винтерман деловито подхватывается со стула и глядит на часы:

— Короче, Алексей, помоги человеку войти в курс дела, а я должен идти к начальству. Через час вернусь. — А потом мне персонально: — Не советую вам, Даниэль, со мной в таком тоне разговаривать. Никому от этого пользы не будет. А вам тем более…

После его ухода мы некоторое время сидим молча, потом Штрудель виновато разводит руками:

— Не трогай ты его. Разве не видишь, что шеф комплексует? Раньше он был тут звездой сыска, хотя ничего серьёзного, по большому счёту, до последнего времени не раскрыл. Да и не случалось у нас ничего серьёзного. А в тебе он сразу почувствовал угрозу своему мирному существованию…

— Какая я для него угроза? Я даже не в штате и вряд ли когда-то в нём буду. Пригласили меня в качестве одноразового презерватива — используют по назначению и смоют в унитазе.

На мгновение Штрудель задумывается, в красках представляя нарисованную мной натуралистическую картинку, потом замечает:

— Но ты его всё равно без причины не дразни. Витюха — мужик не вредный, а от начальства всегда прикроет, если что. А недостатки у всех есть.

— Меня-то чего прикрывать? Я тут человек вольный — что-то не понравилось, развернулся и пошёл домой. Никому ничего не должен… Но заболтались мы что-то. Давай, вводи в курс дела.

Но, к моему разочарованию, никакого дела как раз и не было. Всё оказалось скучным и банальным, сродни корявому рапорту полуграмотного сельского участкового. Я-то думал, что местные шерлоки холмсы пытаются расследовать какое-нибудь леденящее кровь убийство с кучей выносящих мозг подробностей и напрочь обрубленными концами, а тут не только нет трупа, но даже никто ни на кого не в обиде.

Первая бумага из дела гласила следующее. Неделю назад репатриант из России Юрий Вайс вернулся, как обычно, с работы, отужинал с женой и детьми, посмотрел телевизор и отправился в спальню. Там он взял почитать книжку — и всё. Когда жена спустя полчаса пришла в спальню, ночник горел, полураскрытая книжка лежала на подушке, постель была расстелена, но на ней никого не оказалось. Сперва жена подумала, что супруг вышел перед сном покурить, но мужа не оказалось ни на балконе, ни на лестничной площадке — нигде. Правда, она вспоминала, что кто-то позвонил муж в такое позднее время, но такое иногда случалось, когда его вызывали на работу. Его сотового телефона дома не оказалось, видно, прихватил с собой.

До утра она проворочалась, то засыпая, то просыпаясь, а утром чуть свет отправилась в полицию. Но там над ней только посмеялись, мол, найдётся ваш супруг, не сомневайтесь. Бывают у мужиков такие заскоки, что исчезают куда-то в одночасье, а потом появляются. Может, и в самом деле, звонили с работы и попросили срочно прийти, а может, любовница или друг-собутыльник. Бедная дама им в ответ, дескать, такого никогда не было, а ей твердят, что всё случается когда-то в первый раз. Короче, заявление всё же приняли, но хода ему не дали — кто ж будет расследовать бытовуху, в которой никто не пострадал, никто никому физиономию не начистил, и даже кошелёк ни у кого из сумочки не пропал?

А на третий день, когда бедная супруга снова явилась в полицию уже со скандалом, делу дали ход. Патрульная машина с двумя полицейскими съездила в адрес, где ещё раз опросили её и детей, осмотрели спальню, в которой перед исчезновением находился Вайс, для порядка потрусили соседей на лестничной площадке, и на этом всё закончилось. На его работе клялись, что никого никуда они за последние дни по ночам не вызывали.

Где искать пропавшего репатрианта из России, было неясно, поэтому полицейское начальство приняло соломоново решение: если дело не связано с криминалом, — а такого вроде не просматривается, — и человек где-то наверняка прячется, то и искать его нет причины. Бессмертный ментовский принцип «нет тела — нет дела», как ни странно, прекрасно прижился и в израильской полиции. Дело передали Винтерману, который слыл в управлении специалистом по правильному оформлению документов, чтобы к нему потом никакой комар носа не подточил, и Виктор аккуратно приплюсовал его к другим висякам — скучным и бесперспективным, лежащим стопкой на его рабочем столе и потихоньку перекочёвывающим в архив.

Но раз в году у Виктора случаются обострения бдительности, и он, лениво копаясь в бумагах, вдруг обнаружил ещё пять дел с исчезновением людей за последнее время.

— Стоп, — прерываю я многословные объяснения Штруделя, — я понимаю, что твой бравый лейтенант решил объединить все эти исчезновения в серию. Но причины-то исчезновений людей могут быть самые различные. Что заставило Вайса исчезнуть? Что заставило исчезнуть всех остальных пропавших?

— В том-то и дело, что никаких видимых причин не наблюдается! — охотно поясняет Лёха.

Я встаю и начинаю расхаживать между столами, но мыслей никаких, словно они уже давным-давно выпарились на жарком израильском солнышке:

— В общем, так. Сделай мне, пожалуйста, справку с именами пропавших людей, их происхождением, возрастом, работой, семейным положением и датой исчезновения. Короче, всё, что на них есть. А пока ты будешь делать, я наведаюсь к Вайсам. Надеюсь, у Винтермана спрашивать на это разрешения не надо?

— Вообще-то, надо. — Лёха чешет нос, а потом машет рукой. — Хотя ты человек вольный, думаю, можешь и без разрешения обойтись.

Чета Вайсов жила в стандартной пятиэтажке на столбах в старом районе, заселённом, в основном, репатриантами восьмидесятых-девяностых годов. Дом был в меру обшарпан, исписан по стенам всевозможными гадостями, комментирующими пририсованные тут же картинки эротического содержания, с подъездами, заваленными необходимым в хозяйстве, но уже вышедшим в тираж хламом, и небольшими островками свободного пространства у дверей в квартиры.

Зина, так звали супругу исчезнувшего Юрия, оказалась весьма неприветливой дамой с сиплым прокуренным голосом и тёмным неухоженным лицом.