Сергей Городников - Золотая роза с красным рубином

Время от времени приходилось сдерживать жеребца и удостоверяться, что следует за недавними отметинами тех же самых сапог. Однажды он потерял следы и, как собака, возвратился к последней остановке, от неё поехал по ним медленно, заметил, где они вильнули налево. После чего перестал спешить и стал чаще вглядываться в них и в окружающую степную равнину. Повсюду, куда устремлялся взор, шерстилась полынь; встретился и бросился наутёк заяц; попадались зверьки, исчезающие в норах при его приближении; пролетали стаи уток, птиц, в стороне показались и улетели к северу лебеди. Создавалось впечатление, что на значительном пространстве земная поверхность прогибалась, и конь и он постепенно спускаются ниже уровня моря. Если по пути оказывались пригорки, он поднимался на них, с седла высматривал даль, но ни одного человеческого существа над покрывалом серой полыни не видел. Так прошёл день. Лишь к сумеркам обозначился слабый подъём со дна огромной низины.

Темнело быстро, и различать следы при движении верхом становилось трудно. Разумнее было остановиться на ночь, что он и сделал. На ужин довольствовался сушёной рыбой и несколькими глотками воды. Остальную тёплую воду из кожаного бурдюка отдал усталому рассёдланному коню. Ночь была тихой, они хорошо отдохнули и выспались, и с первыми лучами солнца вновь отправились в путь. Примятая в трёх местах полынь указывала на то, что преследуемый ими убийца перса устраивал три привала, но непродолжительных, он как будто желал быстрее пересечь открытую равнину, в которой негде было укрыться от встречи с дикими кочевниками. Шёл он и ночью, напрямик, очевидно сверялся с расположением звёзд. Они не смогли его настичь ни к полудню, ни после, когда впереди показалась серая полоска горной гряды.

Невысокая гряда протянулась хребтом от северо-запада к юго-востоку. Казалось, она была без начала и без конца, словно естественная стена на краю бескрайней степи. Час спустя Удача приближался к её подолу. Как не способная больше скрывать своих безобразных морщин старуха, она вблизи показала множество уступов, выпуклостей, изломов, расщелин и распадков, которые заканчивались тупиками крутых склонов и скатов. Чахлые и карликовые деревца, кусты, блеклые пучки бурой травы цеплялись корнями за всевозможные трещины и щели, гнездились на уступах. Они словно прилипли везде, где скапливалась нанёсённая ветрами за сотни и тысячи лет земляная пыль. Их было достаточно для прокорма способной подобраться к ним жизни, и от стремительного падения беркута к уступам и выступам скал по ним рассыпалась стайка горных козлов с самками и детёнышами. Беркут намеревался столкнуть одного из детёнышей, чтобы тот разбился о камни, но промахнулся и взмыл к серо-голубому небу.

Большое солнце готовилось вскоре коснуться земли, и хребет был рыжим от его сияния. В этом сиянии было хорошо видно, что подол являл собой пологие скаты из задержанного хребтом песка бесчисленных степных бурь, перемешанного с осыпями камней и скального щебня. Следы рослого мужчины, которые привели Удачу к этому месту, проступали на песке ската подола отчётливо, они поднимались к расщелине, и уже там терялись у её начала. Приблизясь к хребту, он сузил глаза и внимательно осмотрел всю стену, выискивая удобное укрытие для своего жеребца, которого приходилось оставить, и вдруг опять увидел серого всадника, который спокойно пропал из виду за выступающей в степь отвесной скалой.

Удача нахмурился. Он уже забыл о нём. Кто он? Что ему нужно? Не следит ли он за ним? Удача остановил коня, раздумывая, за какую задачу взяться в первую очередь. Выяснить, кто этот серый всадник, или же завершить преследование убийцы перса?

Тень выискивающего добычу беркута плавно скользнула по узкой расщелине, и Гусейн встревожено откинул голову и вздрогнул. Веки приоткрывались тяжело, словно налитые застывающим свинцом. Тень хищной птицы выпрыгнула из расщелины, и ничто больше не беспокоило воспалённых после полутора суток непрерывного пути и подёрнутых дремотным туманом глаз. Но голод и жажда напомнили о себе приступом тошноты, помещали ему опять погрузиться в настороженное подобие сна.

Уставившись бессмысленным взглядом в освещённую красными лучами стену расщелины, он ощупал пристроенную на коленях шкатулку, как если бы хотел неосознанно убедиться, что самая дорогая для него вещь никуда не делась. Затем глазами удостоверился, что это именно она. Изготовленная из ценной породы красного дерева, шкатулка по бокам украшалась золотыми пластинками с отчеканенными изображениями, которые передавали содержание персидской поэмы о розе и соловье. В крышку её был искусно вделан большой поющий соловей из слоновой кости, и к одной грани шкатулки крышка прикреплялась золотыми петельками, а на противоположной запиралась двумя золотыми пчёлками. Поправив шкатулку, Гусейн нащупал в кармане коричневого полукафтана сушёную рыбу, последнюю из прихваченных на посольском струге. Вяло поднёс её к пересохшим, по-женски полным губам и невольно царапнул палец о чёрную щетину на заросшем, как и всё лицо, подбородке. Но снова вспомнил, что у него не осталось воды, а от съеденной рыбы жажда только усилится. Лениво вернул рыбу в карман и сумрачно повернул голову туда, где была солончаковая степь, которую он пересёк за час до этого.

Высвеченная заходящим солнцем извилистая расщелина, в которой он сидел, рассекала самый верх горы. Он привалился к щербатой стене у её начала, и при повороте головы ему стал виден низ склона хребта, в полусотне шагов от которого возле подола из щебня и песка остановился всадник. Посадка у молодого наездника была отменная, как у степняка кочевника, и Гусейн вдруг понял, что тот с особым вниманием разглядывает оставленные им следы. Наездник поднял голову, переводя взор к расщелине, и Гусейн резко отдёрнулся. Высматривающий следы молодой мужчина не успел бы его заметить, однако мог захотеть выяснить, кто их оставил. Это неприятно озадачило Гусейна и согнало дремоту.

Он живо встал. Пригибаясь и прижимая под мышкой шкатулку, стал пробраться вглубь расщелины. Оступившись на остром сколе камня, нелепо взмахнул свободной рукой и едва не упал, но шкатулку не выпустил, придавая ей большее значение, чем возможному ушибу.

Он продвигался в тени, пока не добрался до заворота, где макушку головы ему осветило предзакатное солнце. Миновав это место, он не заметил, что за верхним гребнем расщелины привстал седовласый, но моложавый и сильный мужчина в накрывающем панцирь сером плаще, по охотничьи бесшумно крадучись приблизился к краю заворота. Наблюдая за Гусейном, седовласый нечаянно задел расшатанный временем и непогодой щебневый откол, и тот сорвался с края, в падении беспечно стукнул о дно расщелины. Гусейн с ходу резко обернулся, на мгновение замер. Ничего подозрительного он не увидел. Никаких странных звуков больше не доносилось ни поблизости, ни вдалеке, но он продолжал напряжённо прислушиваться. Наконец он медленно сглотнул, с напряжённым вниманием осмотрелся. Его взгляд привлекло малозаметное щелевидное углубление на уровне дна, как раз возле обвала у неровной отвесной стены. Он в два шага настороженно приблизился к нему. Присев на корточки, сунул туда ладонь, убедился, что оно было достаточно вместительным. Затем с холодным прищуром глаз снова осмотрелся и опустился на колени.