Милорад Драгович - Олеко Дундич

— Очень жаль, — сказал он. — Но приказ надо выполнять. Коня и снаряжение я оставляю писарю Бергеру. Он давал мне уроки немецкого и французского языков. Спасибо вам за похвалу. Когда мне идти?

— Немедленно. Сопровождающий ждёт. Казармы пехоты находятся на другом краю города. Вы будете среди своих земляков. Я очень сожалею, но вы вчера слишком много забавлялись и к тому же эта плохая весть… Всё вместе и послужило причиной вашего перевода в пехоту. Можете идти!

Ничего не замечая, Алекса, как лунатик, шагал по венским улицам. После сегодняшних событий у него исчезли последние иллюзии относительно честности и рыцарского духа представителей монархии.

Наконец Алекса с солдатом остановились перед кабинетом дежурного офицера. Солдат не поверил своим глазам, когда Алекса вместо нескольких грошей на чай протянул ему маленький золотой меч.

— На, возьми, разломай и продай! Если этого не сделаешь, скажут, что украл. Мне он не нужен. Можешь идти. А я к дежурному.

Солдат не стал дожидаться повторения приказания и исчез.

Алекса вошёл к дежурному офицеру. Там его встретил молодой, бледный и худой поручик с моноклем в глазу.

— Итак, унтер-офицер Дундич. Хорошо! Я вас ждал. Мне уже сообщили по телефону… Так это вы оскорбляете офицеров, и к тому же ещё дворян?

Офицер позвонил. Появился солдат.

— Отведи этого в зал, в унтер-офицерский угол! Только тихо! Солдаты спят. Марш!

Потом, обернувшись к Дундичу, сказал:

— А с вами мы ещё завтра поговорим.

Каково же было удивление Алексы, когда наутро, проснувшись по сигналу трубы, он увидел на соседней кровати Ходжича. Тот ещё спал. Алекса подошёл к нему и стал будить:

— Подъём! Вставай, Пайо! Разоспался, как грудкой ребёнок. Вставай!

Ходжич, наверное, не так бы удивился, если бы вдруг узрел перед собой самого Франца Иосифа. Он вскочил, словно его кто крапивой хлестнул.

— Ты, Олеко! Почему ты здесь? Целую ночь ты мне снился, а теперь, на тебе, наяву вижу. Почему ты здесь, друг?

Пока Ходжич одевался, Алекса в нескольких словах объяснил ему, в чём дело. Появился вчерашний дежурный.

— Что? В гусарской форме! — начал кричать поручик. — Отведи его сейчас же на склад, пусть получит нашу — пехотную. Кстати, там сегодня выдают новую форму, оружие, снаряжение и боевые патроны.

Хотя Дундич уже привык к грубому обращению начальников, но всё же поведение поручика ему не понравилось. Он молча пошёл за Ходжичем к складу, как во сне, переоделся, получил винтовку, штык, пистолет, снаряжение и боевые патроны. Из щеголеватого гусарского унтер-офицера он превратился в серого пехотного солдата с унтер-офицерскими нашивками.

В следующие несколько дней Дундич познакомился почти со всеми солдатами 70-го полка. Это был известный полк, солдат его в народе звали зибцигерами[5]. Все они были из Срема[6]. Встреча с земляками и лихорадочная подготовка к отправке на фронт отвлекали его от мысли о том, как несправедливо с ним поступили. Каждое утро унтер-офицеры раньше всех уходили на стрельбище, где под руководством поручика Ганса обучались стрельбе из пистолета. Алекса первым, почти не целясь, выпускал свои десять пуль в центр мишени и затем задумчиво наблюдал, как стреляют остальные унтер-офицеры и как ругается поручик. Он оставил Алексу в покое, увидев, что унтер-офицер оказался не только первым фехтовальщиком, но и первым стрелком в империи. Пока остальные упражнялись, Алекса иногда читал какой-нибудь французский или немецкий роман, чем вызывал восхищение своих товарищей и откровенную зависть поручика, который не мог удержаться, чтобы не спросить Алексу:

— А ты не… а ты не дворянин?

— Нет, господин поручик, я сын торговца свиньями. Закончил учительскую школу. Я серб, а в моём краю, видите ли, нет дворян.

— Дикари!

— Нет, господин поручик. Сербы — добрый и трудолюбивый народ. Извините, но я должен вам кое-что сказать. Были времена, когда сербские короли пили из золотых чаш, а германцы ещё были людоедами. Это исторический факт, господин поручик!

Лицо поручика Ганса стало белее мела. Неизвестно, что бы случилось с Алексой, если бы на боку его не висел пистолет. Поручик понял, что пощёчина, которую он собирался влепить этому унтер-офицеру, будет последним делом, которое ему суждено совершить в его жизни. И он только процедил сквозь зубы:

 — Невежа, дикарь!

— Позвольте, — продолжал Алекса, — я вам расскажу один анекдот. Вы, наверное, знаете, что основатель нынешнего Сербского государства князь Милош посетил ваш престольный город. Он был неграмотен, но весьма смышлён. Одного только он никак не мог понять: кто такие аристократы? Так как никакие объяснения не помогали, один из сопровождавших его австрийских офицеров сказал ему, что аристократы — это те люди, которые нигде не работают, а живут как заблагорассудится. “А, — догадался князь Милош, — и у нас такие встречаются, только мы их называем не аристократами, а бродягами”.

 Объявлена война. Австро-Венгерская империя вместе с Германией и Турцией начала войну почти со всей Европой. 1 августа 1914 года царская Россия тоже вступила в войну на стороне Франции и Англии. Маленькая Сербия утопала в крови. Алекса жил и работал, как в бреду. Ему было жаль своих братьев с той стороны Савы. Иногда он делился своими мыслями с Ходжичем. Тот охотно слушал его, но, кажется, не понимал.

Однажды вечером весь полк отвели на железнодорожную станцию, посадили в вагоны, и поезд пошёл по направлению Праги. Перед рассветом эшелон остановился в открытом поле. Вскоре в вагоны погрузились солдаты одного чешского пехотного полка.

Каково же было удивление Алексы, когда в его вагон вошёл поручик Обадал. Они поздоровались, как старые знакомые. Алекса уступил поручику половину своего деревянного сундука. Обадал сел, а затем обратился к своему вестовому:

— Крейч, если кто будет спрашивать меня, скажи, что я занят. Понимаешь, — обернулся он к Алексе, — с того вечера в Вене я совсем не переношу этих швабов. Столько кричат о храбрости и чести, а сами в любой момент готовы свинью подложить. А теперь нас посылают против русских на убой, — говорил поручик тихо, чтобы его не слышали другие солдаты. — Ну давай располагаться да спать.

Поезд резко остановился, так что спавшие ткнулись носами в спины своих соседей. Был уже день. Разбуженные резким толчком, Алекса и Обадал сначала не могли понять, в чём дело, а потом рассмеялись.

— Меня ещё никогда так нежно не будили, — сказал поручик.

Ночью состав остановился в лесу. Солдаты построились и рассчитались. Не хватало почти тридцати человек. Из полка Алексы исчез только старый босниец. Остальные были из чешского полка. Поручик Ганс крыл на чём свет стоит русских, сербов, чехов и прочих славянских дезертиров.