Амеде Ашар - Золотое руно

— Неплохое начало, — сообщил потом Шиврю Лудеаку. — Остается ждать случая повернуть все в свою сторону.

Таким случаем явилось прибытие д'Арпальера с Карпилло.

Однажды вечером капитан предстал перед Сезаром и Лудеаком.

— Наконец-то! — воскликнул Лудеак. — А я уже начал побаиваться, как бы чего не вышло…

— Чего-же? — удивился авантюрист. — Что я не приеду? Думать так — значит, не знать меня. Куда я собрался, туда и прибуду. И я пройду всюду. В качестве же спутника дайте мне возможность мстить, в качестве руководителя — возможность ненавидеть.

— Знаете, — перешел к другой теме Сезар, — у нас мнение, что мы можем отправиться в путь в любой момент, ибо нами руководит желание мадемуазель де Монлюсон.

— А у неё нрав импульсивный, — подхватил Лудеак.

— И три — четыре хорошо вооруженных лакея, — добавил Шиврю, внимательно глядя в глаза капитану.

— У меня будет достаточно людей, чтобы сделать их смирными, — ответил тот. — Но вы не учли, что к ней подходит помощь… О, не беспокойтесь, это всего лишь женщина, принцесса Мамьяни.

Тут шевалье вскрикнул от изумления. Откуда же она? С какой целью едет сюда? С кем? Пришлось капитану разъяснить все детали.

— Кстати, — добавил он, — Паскалино нам больше не помешает. А мое войско будет готово к восходу солнца хоть завтра.

Вечером Бодуэн д'Арпальер вместе с Карпилло отправился вербовать негодяев по трактирам в свою команду. Таких в Зальцбурге был избыток. На углу одной площади они наткнулись на подходящее заведение и вошли внутрь.

За длинным столом сидела нелепая кампания, игравшая в карты, пившая вино и распевавшая песни. То были авантюристы всех мастей и дезертиры всех национальностей. (Снова обращаюсь к тебе, мой юный читатель! К семнадцатому веку Священная Римская империя германской нации была уже совсем не та, что в десятом. Но связи с прежними территориями, конечно, оставались. А граница… Да разве были такие границы, как сейчас! Всяк, кому было не лень, мог их пройти. Многие стремились попасть в центр Европы, где можно было добиться почетной славы и богатства честным путем, и ещё больше богатства и сомнительной славы — путем нечестным. С другой стороны, тогдашний баварец, например, был больше баварцем, чем сейчас, как нынешний наш пикардиец был больше похож на пикардийца. Так что тогда европейские страны казались более многонациональными, чем сейчас.)

— Пожалуй, то, что надо, — вполголоса произнес капитан, обращаясь к Карпилло.

Он вытащил из кармана туга набитый кошелек и бросил его на стол. Десяток пар глаз тут же уставились на него.

— Кто из вас такой храбрый, чтобы заработать кое-что из этого кошелька? — громко спросил капитан. — Я знаю человека, который даст такую возможность.

Восемь человек закричали, перебивая друг друга:

— Я, я, я!

— А можно и так! — вдруг прорычал один застольный гигант и протянул было руку к кошельку.

Но капитан успел тигриным прыжком опередить его и схватить за руку железной хваткой, да такой, что гигант вскрикнул от боли.

— Пойми хорошенько, — прошипел капитан, — я даю, но не позволяю обворовывать меня.

Он отпустил соперника, открыл кошелек, вынул золотой экю и положил его в онемевшую руку гиганта, произнося:

— Вот, это тебе, но с условием, которое ты сам примешь.

— Загибаю угол! — ответил гигант. — Следую за капитаном, куда он поведет!

— А вы, друзья, принимаете это условие? — обратился капитан к остальным.

— Да, да! Вы командуете, мы подчиняемся, — был общий ответ.

Лишь один из банды высказал особое мнение:

— Принимаю условие, но с оговоркой — идти за капитаном только там, где есть вино. Пиво вредит моему желудку.

— Как тебя зовут? — спросил капитан.

— Пенпренель.

— Оговорка принимается.

— Ура! Я с тем, кто меня напоит.

Капитан осмотрел каждого и отобрал наиболее могучих. Им он сказал:

— Вы будете ударной группой. Остальные — в резерве на замену, Теперь очередь за оружием.

Тут Пенпренель улыбнулся, вскочил, подбежал к одной дверце в стене и толкнул её ногой:

— Смотрите, — сказал он, обращаясь к капитану. И он указал на целый арсенал оружия, хранившегося в комнате, говоря при этом:

— Вот наше снаряжение.

— Прекрасно, — ответил капитан и, вернувшись к столу, швырнул на него несколько монет. — Вот мое теперь условие. Каждое утро вы собираетесь здесь и ждете моего приказа. По первому сигналу все надевают плащи и берут с собой шпаги.

— Ура капитану! — был ответ.

Капитан величественно попрощался с бандой и вышел с Карпилло наружу.

— Видишь, — сказал он ему, — эти волки на самом деле, что ягнята.

А возвратясь к Шиврю, обрадовал и его:

— По первому вашему сигналу, граф, я выступаю.

Тем временем Сент-Эллис мчался по дороге в Зальцбург. Его голова была полна мыслей о сопернике, теперь уже бывшем его друге Монтестрюке. По дороге он заметил одну карету. С ней было что-то необычное. Лошади тянули её изо всех сил, форейторы бесновали ь, а из глубины самой кареты доносились жалобные увещевания. Впрочем, голос был какой-то слабый. Разумеется, рыцарь бросился даме на выручку. Он подскакал и на ходу открыл дверцу. Сидевшая внутри дама воскликнула:

— Как! Это вы, мсье Сент-Эллис?

— Принцесса Мамьяни!

— Само провидение посылает вас, маркиз!

— Нет, мадам, это всего лишь ярость. Я еду в Зальцбург, чтобы встретить Монтестрюка. Только не говорите мне, что вы едете туда за тем же.

— Именно за этим я и еду.

— Как, и вы тоже?!

— Да, но ведь он ваш друг, не так ли?

— Он мой друг?! Никогда!

— Боже, каждый час промедления здесь и так может привести к катастрофе, а тут ещё такие новости! В чем же дело?

— И вы ещё спрашиваете? Но это лишь усугубляет дело!

— Да какое это такое дело, что вы никак не успокоитесь?

— Но он же вас любит!

— О, Боже, что вы такое говорите! (Последовало бурное объяснение, в конце которого принцесса сообщила, что Орфизе грозит опасность и что она едет к Монтестрюку предупредить его об этом).

— Вы едете для этого?

— Да. (И снова бурное объяснение). Но речь идет именно о нем, потому что он не перенесет беды с Орфизой и умрет. Понятно?

— Так, стало быть, вы его все же любите?

— Да.

— А он вас, что же, не любит?

— Я не знаю.

— Он, стало быть, слепой, скотина он этакая?!

— Увы, нет, ведь его глаза узрели мадемуазель де Монлюсон.

— А вы из-за неё стараетесь и мчитесь в Зальцбург?

— Вы меня очень обяжете, если поможете мне в этом.

— И что же мне следует делать?

— Поначалу выслушать меня так, чтобы мой голос вызвал эхо в вашем сердце.