Мишель Зевако - Нострадамус

Да-да, Рено идет к приговоренной, и она улыбается ему, и в улыбке ее светится радость. А когда он подходит, и наклоняется, и нежно целует ее серебряные волосы, он шепчет только одно слово, но сейчас, когда над ее головой собрались черные тучи неотвратимой беды, это слово звучит грозно и трагически. — Матушка!

Вот что он прошептал, вот оно, это роковое слово!

Так, значит, возлюбленный Мари де Круамар — сын колдуньи? А там, в доме по другую сторону площади, главный судья Круамар, отец Мари, только что произнес не оставляющую никакой надежды фразу:

— Скажите присяжному палачу, пусть зажжет костер!

— Я ждала тебя, сын мой, — медленно проговорила дама.

— Матушка, дорогая, простите меня! — ответил молодой человек, и в тоне его звучало глубокое чувство. — Я знаю и сам, каких суровых упреков заслуживаю. Вот уже три дня, как мы с вами не виделись, и, конечно, ваше сердце растревожено. И вот уже целый месяц, как мы должны были покинуть Париж, потому что отец издалека призывает нас… Пусть пройдет еще несколько дней, высокочтимая матушка, и мы отправимся в Монпелье. И, может быть, узнав причину отсрочки, вы — сама нежность — простите меня, потому что поймете: силе, которая удерживает меня в Париже, невозможно сопротивляться. Столкнувшись с этой силой, разбивается в прах всякая человеческая воля, она управляет как людьми, так и всей Вселенной, и имя ее — Любовь!

Дама долго смотрела на сына, и во взгляде ее ясно читалась тревога. Она колебалась.

— Нет, не через несколько дней нам нужно уехать из Парижа, — наконец вымолвила она. — Не через несколько дней. Завтра. Сегодня вечером. Сию минуту!

Рено внезапно побледнел. Дрожь сотрясла все его тело от головы до пят.

— Матушка, — с тяжелым вздохом отозвался он, — дайте мне хотя бы еще два дня! Зачем нам так торопиться? Мой отец крепок и силен. Тот флакончик, который я искал для него и нашел в далекой германской глуши, может понадобиться ему только через несколько месяцев… Матушка, я прошу у вас всего лишь два дня! Если бы вы знали…

— Я знаю, что дочь Круамара приходила сюда два часа назад!

— Дочь Круамара?! И вы ее приняли? Какая ужасная неосторожность с вашей стороны, матушка!

— Я сделала лучше, — медленно произнесла дама. — Я поговорила с ней о ее отце. Я сообщила ей, что с ним намерены сделать нищие и бродяги, собирающиеся во Дворе Чудес. Я предсказала смерть главного судьи. Наконец, я открылась перед ней как человек, способный предвидеть будущее… Да, это была ужасная неосторожность… Но это дитя, это невинное дитя мгновенно покорило мое сердце… Я даже и сама не знаю, что заставило меня так говорить с ней, так, будто это моя собственная дочь, будто я произвела ее на свет… Но, едва она выбежала из комнаты, я все поняла.

— Вы думаете, ее подослали к вам?

— Может быть… Кто знает? Но, как бы там ни было, эта девушка может дать показания против меня, у нее есть доказательства моей вины. Сын мой, если со мной случится несчастье, помни: это дочь Круамара убила меня!

— Матушка! — вскричал растерявшийся Рено. — Вы пугаете меня!

— Возможно все, — продолжала она. — Ах, если бы я могла знать… Если бы я могла увидеть… Я попробую…

В этот момент лицо женщины стало очень странным. Глаза словно затуманились, черты застыли. Рено смотрел на мать, скованный ужасом, не способный и пальцем пошевелить. А она все так же медленно продолжала говорить.

— Очень может быть, что этот ангел окажется демоном… Очень может быть, что чистая юная девушка — просто подлая шпионка… Тихо… Тихо… Слушай… Я вижу… Я слышу…

— Матушка! Матушка! — закричал Рено, протягивая к ней руки. — Матушка! Придите в себя, и поскорее уедем!

— О, что ты сделал… — прошептала дама. — Что ты сделал… Ты помешал мне услышать!

Лицо ее снова обрело нормальное выражение, разгладилось, стало спокойным, безмятежным. Но она схватилась за протянутые руки сына и, прямо глядя ему в глаза, потребовала:

— Поклянись мне, что, если эта девушка и на самом деле выдала меня, ты не будешь знать ни сна, ни отдыха, пока не заставишь ее искупить свое преступление, что отомстишь за отца и за мать разом…

— Клянусь! — ответил Рено, и голос его прозвучал так, словно рядом ударили в большой колокол.

И тогда уста дамы с серебряными волосами произнесли совсем уж непостижимые слова:

— Ты поклялся, сын мой. И ты не можешь нарушить эту клятву. Потому что ты ведь помнишь, что родился в семье, в которой мертвецы выходят из могилы, чтобы говорить с живыми. Потому что ты помнишь, что носишь имя, начертанное на звездах, и имя это — символ связи с потусторонними силами…

— Молчите, матушка! Пойдемте! Я вернусь сюда сразу же, как спрячу вас в безопасном месте. Обопритесь на меня… Идемте… Бежим…

В это время под окнами дома забряцало оружие, зазвучали грубые голоса. Почти сразу же раздались глухие удары в дверь. Кто-то произнес угрожающе:

— Именем короля…

— Слишком поздно! — сказала Колдунья.

И, обращаясь к сраженному всеми этими событиями сыну, добавила, выговаривая слова с торжественностью, в которой могло почудиться нечто сверхчеловеческое:

— Помни всегда! Помни всегда, какое имя ты носишь! Помни, что это имя — НОСТРАДАМУС!

Дверь в комнату распахнулась под ударом сапога. Лестница за ней была заполнена вооруженными луками и алебардами людьми. На пороге показался высокий мужчина, с головы до ног закованный в сталь. Он бросил на колдунью кровожадный взгляд, сделал знак стражникам и прорычал:

— Уведите эту женщину! Я, Жерфо, сеньор де Круамар, заявляю всем присутствующим, что у меня есть доказательства причастности этой женщины к колдовству. Потому что мне об этом сообщила моя собственная дочь.

— Ангел оказался демоном! — прошептала хозяйка дома.

— Следовательно, — продолжал барон, — в соответствии со специальными приказаниями, отданными мне моим господином — королем Франции, я сужу ее и приговариваю к аресту и сожжению на костре. Ведите ее на площадь!

— Помни о своей клятве! — воскликнула колдунья, оборачиваясь к сыну.

— Прощайте, отец и мать, прощай, жизнь! — прошептал Рено. — Прощай, любовь! Прощай, возлюбленная Мари! Моя последняя мысль — о тебе…

С этими словами юноша молниеносно выхватывает тяжелую шпагу из висевших на боку ножен. Мгновение — и один из десятка солдат, которые направлялись к колдунье, лежит мертвым, другой с воплем отступает. Комната наполняется людьми. Эта толпа бушует. Настоящий водоворот. Звенит сталь клинков. Стальных доспехов. Раздаются крики. Брань. Проклятия. Оскорбления. Богохульства. Удары сыплются направо и налево. Кто-то наступает, кто-то отступает. Царят ужас и бешенство. Запутанный, совершенно нереальный клубок из людей свивается и развивается, а в центре его — сверхъестественное существо с распахнутыми навстречу опасности глазами, пылающим, кровоточащим, изрубленным острыми клинками лицом. Атака, удар, еще удар. Он наскакивает, на шаг отступает, снова идет вперед, весь красный, он наводит ужас, он потрясает своей величественностью… Это Рено, который защищает свою мать…