Василий Немирович-Данченко - Первый удар

— Праведница, молись за нас! Я-то что! Я сумею умереть, — её жаль, — уже вслух проговорил он, кивая на комнату Нины. — Её жаль, — за неё!.. Мы — солдаты, — нам такая смерть нипочём!..

Точно его жена могла слышать его в эту минуту. Немного спустя, Брызгалов опустил голову на руку и задремал. Сверчки громко запели в его комнате, в открытое окно с площади доносился звон цикад, наполнявших лунные ночи своими бесконечными песнями со старой чинары… Изредка среди этих обычных голосов слышалось с башни на башню перелетавшее не по обыкновению сонное, а сторожкое и тревожное «слушай!» часового… Вон, мерно ступая, в ногу, прошёл взвод и, тяжело скрипя на ржавых петлях, отворились крепостные ворота; должно быть, часть шла на смену левофланговых секретов… Чутко спит Брызгалов, каждый звук ловит его привычное ухо… И в то же время чудится ему, что из старой рамы дагеротипа, из этой выцветшей и прожухлой пластинки выступило вдруг совсем живое лицо… Бледное-бледное, но бесконечно доброе, такое, какое он видел перед собою в последние минуты её жизни. Выступило и приближается к нему… И не одно лицо только… Вся она перед ним. Рядом стоит… Кладёт худенькую, бескровную руку с синими жилками на его плечо. И так ему легко и хорошо от её прикосновения… Он чувствует на своём лице её дыхание… И кроткий, тихий голос ему мерещится. Что она говорит, — он разобрать не может, но вместе со звуками этого голоса удивительное спокойствие льётся в его встревоженную душу… Он взял её за руку и удерживает. Та с тихим усилием старается высвободиться.

— Останься здесь с нами! — хочет крикнуть Брызгалов. — Не оставляй нас! — и вдруг вскакивает.

Что это? Треск залпа за крепостью, оглушительный лай собак… оборвавшееся «Алла-Алла!»… Он оглядывается… Дагеротип на своём месте. Свечка совсем нагорела, и чадный дым её тянется вверх густой, чёрной струёй…

— Начинается! — говорит Степан Фёдорович и, взяв пистолеты, идёт на стены.

Кто-то догоняет его на площади.

— Ваше высокоблагородие!..

Он отличает встревоженный голос солдата.

— Ты, Круглов?

— Так точно. От штабс-капитана Незамай-Козла послан…

— Ну, в чём дело?

— На их высокоблагородие напало видимо-невидимо лезгинов.

— Уж и «видимо-невидимо»! Что это у вас за страсть сейчас!.. — с неудовольствием протянул Брызгалов. — Всегда ты был скверный солдат у меня. Мне бы следовало давно тебя в нестроевую роту передать или в денщики.

Солдат тянулся и замирал.

— Ступай!.. Я распоряжусь, скажи Незамай-Козлу. Да смотри у меня со своим «видимо-невидимо». У страха глаза велики. Теперь тебе кот с быка покажется. Ну… Налево круг-гом!.. Скорым шагом — марш!

Солдат по форме перевернулся, ударив себя ладонью по ляжке, как делали в те времена, и замаршировал к воротам.

— Ну что, много ихних? — спросили его там.

— Нет, самая малость…

Очевидно, комендантское внушение подействовало…

Брызгалов вошёл на башню. Залпы прекратились… Суматоха слышалась в той стороне. Что это, ему кажется, или действительно так? — точно под тысячами копыт расплёскивается вода Самура, мелкий камень сдвигается под ними… Он перешёл по другую сторону, и там тоже самое. Очевидно, со всех сторон наседают горцы. Пора вернуть секреты домой. Чего это Незамай-Козёл ждёт там?.. Проморгает ещё, пожалуй, время и пропадёт. Брызгалов приставил ладони ко рту и резко, и недовольно крикнул:

— Штабс-капитан, что вы там ворон ловите…

И не кончил… Ухо его уж уловило мерный топот возвращавшихся частей у стен, на мосту через ров… Ворота опять отворились, и две шеренги секретов вошли в крепость. За ними медленно брели собаки, исполнив сторожевую службу, в которой теперь уже не было надобности…

— Все вернулись?

— Точно так! — невидимый снизу Незамай-Козёл ответил невидимому вверху коменданту.

— Пусть нижние чины отдохнут в казармах, не раздеваясь… По тревоге — все наверх… Заложены ли фугасы? Хорошо!.. Поднять мост!.. Ну, теперь — «милости просим»! — весело крикнул он. — Угощение готово, дорогие гости!..

— Дело, брат, плохо! — шепчет один солдат другому.

— А что?

— Ишь, весёлый какой, командир-от. Мы его знаем. Спроста смеяться не будет… Сокол тоже!

— Заряжены ли картечью орудия?

— Готово…

Он и сам в темноте видит, — у пушек вся прислуга начеку. В темноте слабо светятся фитили в руках у фейерверкеров…

— Слюсарев, дай и мне покурить фитиля-то… На одну затяжку, — шутит кто-то.

— Ладно, и без трубочки обойдёшься… Поймай лезгинского наиба, запали ему красную бороду и кури всласть…

— Покурил бы, кабы огоньку побольше.

— Небось, много его будет. Отбою запросишь.

— Нет, брат, у нашего командира отбою не полагается.

— Верно! Кто это? Алёхин-орловец, проломанная башка?

— Точно так, ваше высокоблагородие…

— Молодец! Люблю с такими!

Шум расплёскиваемой копытами воды слышался всё больше, но белесоватая мгла не выдавала тайны… Полчища неприятеля казались громадными под её покровом. И вправо, и влево, и впереди, и позади слышались те же звуки…

— Штабс-капитан… Не сметь рвать фугасов без команды! Слышите! Дайте им сначала так наброситься… Вы, доктор, что это?.. Да ещё с ружьём…

— Пока ланцета не понадобится, авось, две-три бритые башки попорчу.

— И Левченко вы забрали?

— Ещё бы. Мы с ним ведь Немвроды… Мы отсюда будем на выбор… Вот и батюшка…

Солдаты всполошились и стали подходить под благословение. Священник осенял их крестом…

Глухой топот лезгинских коней, шорох тысячи пеших — всё ближе и ближе…

— Ракету! — коротко скомандовал Брызгалов.

Ракета взвилась в высоту, красным заревом осветила поверхность к самой земле припавшего тумана, и какие-то пятна, неопределённые и смутные, проступили в нём…

— Со всех сторон ведут атаку… Подлецы… Это Хатхуа, — я его узнаю. Незамай-Козёл, вы ступайте на правый фланг, Роговой, — на левый, Кнаус, будьте здесь!.. Помните, — без меня не сметь трогать фугасов! Если я буду убит, — команду принять штабс-капитану. Ну, братцы! Помоги, Господи!

Шапки полетели с голов. Тихий шелест крестившихся придал что-то торжественное этой минуте ожидания. Ни смятения, ни растерянности не было нигде. Брызгалов смотрел на своих людей, и его охватывало чувство восторга…

«Чего не сделаешь с ними!..» — думал он.

Что-то тёрлось у его ног.

Одна из крепостных собак взобралась наверх и ласкалась к нему.

Брызгалов положил ей руку на голову…

— Кто это?

— Филат, ваше в-скородие.

— Не Филат, а Пилад…

— Точно так-с, Филат! Добрая собака. Я с ей в лазарете вместе лежал, — как её бродяга какой-то в овраге кинжалом чкнул. Выпользовали Филатку…