Юрий Иваниченко - Обреченный мост

– Теоретически здесь можно произвести налёт. Но, – подпольщик с сомнением покачал головой. – Подойти к насыпи, не переполошив охрану поезда, может разве что коза или корова какая. И то сама, без пастуха. Был случай, с платформы охранения столетнего деда, пастуха, из пулемёта жахнули. Так-то вот. Тут после прошлых диверсий вашего брата кругом ждут.

Лейтенант снова рассеянно кивнул, барабаня пальцами по покосившемуся дощатому столу и думая о чём-то своём.

– Значит, только с одной стороны нас и не ждут, отец? – спросил вдруг Сергей Хачариди, всё это время, казалось, занятый только наблюдением, озабоченный безопасностью встречи диверсантов с подпольщиком. Вроде бы и не прислушивался даже к беседе.

– Это ж с какой такой стороны… сынок? – спросил подпольщик, скептически хмыкнув.

Было ему, в миру Александру Чирьину, старшему машинисту маневренной бригады ж/д. узла «Владиславовка», – всего-то лет пятьдесят. Но казался куда старше. Седые косматые брови над круглой оправкой очков и пергаментная лысина над резкими складками лба. Впрочем, поскольку Хачариди, в свою очередь, не было и тридцати, то в сыновья «Черепанову» он и впрямь вполне годился.

– Что вы имеете в виду, Сергей? – очнулся наконец от своих раздумий и Мигель.

– Я говорю, – Серёга, сняв пулемёт с плеча, приставил его к столу. – Ждут нас отовсюду, это так. Но ведь прямо на платформе станции нас не ждут?..

Мигель переглянулся с подпольщиком; оба воззрились на Хачариди равно непонимающе. Тот предупредительно поднял ладонь: «не торопите, мол».

– Кто кроме козы может находиться на путях или подле? – спросил он. – Обходчик может?

– Может-то, может, – с кряхтением угнездился Александр Ерофеич на скрипучем тарном ящике. – Только ведь и обходчика немцы на дрезине возят с патрулём туда-сюда. Когда сами, когда румын привлекают.

Теперь переглянулись Мигель и Сергей Хачариди.

– Румын?

Лейтенант Боске прищурился, Сергей кивнул…

Старший лейтенант Войткевич, зарекомендовавший себя геройски во время выполнения задач, поставленных штабом КВЧФ, до сих пор вызывал мигрень у начальника флотского «СМЕРШа» и его ближайшего подчинённого, майора Трофима Кравченко.

Надо же, Яков Войткевич… С виду простодушный балагур, любимчик компании, не заподозренный в излишней моральности и карьеризме, – и всё же этот чёртов одессит мало походил на героя киноленты «Два товарища». Там сквозь одесский юморок так и сквозит высокая классовая сознательность, а тут… Претил прямо-таки чекистский нюх подлый душок чего-то исподнего, снаружи не видного, но до изжоги антисоветского. Хоть сейчас влепи 58-ю, за что – непонятно, или только за то, что непонятно…

И, не в последнюю очередь, не совсем понятно было, как, в честь чего, этот неприлично начитанный и языкатый босяк умудрился побывать номенклатурным совработником на подозрительных западных территориях. Опять же – как выскочил из всех возможных окружений 41-го, выбился из штрафников опять в офицеры…

В общем, тёмных пятен в биографии Якова Войткевича было, что у пегого поросяти. А в глубоком кармане – политическим рентгеном прозревал начальник следственного отдела Трофим Кравченко, – таилась самая беспринципная и беспартийная фига.

Иное дело капитан Новик. Как с плаката малёванный: комсомолец, герой, чекист, будто только что от социалистической титьки Родины-Матери оторванный. Только вот рожа какая-то совсем уж не пролетарская, вылитый какой-нибудь штабс-капитан из графьёв. Видал таких в своё время, на заре туманной… Впрочем, прежде всего военной, и не под одинаковыми знамёнами, Трофим Кравченко. И не поверишь, что родители А.В. Новика – прачка да водовоз, потомственные люмпены из губернского Симферополя.

Ладно, замашки барские ещё можно списать на то, что, будучи увлечён, а после и женат на дочери чекистского божка-идола, Александр Новик долго хлюпался в сливках светского советского общества. Которые, при ближайшем рассмотрении, если не копировали, то уж пародировали великосветский старорежимный манер изрядно. Но ведь и в подлинном благородстве нельзя отказать субъекту. В том, которое пережитком называется. Чего стоит только история, когда он свой заградотряд в атаку повёл, возвратив трусов и дезертиров на позиции вспять не карой господней, а личным примером.

И веришь после такого, – ёжился Трофим Кравченко, пообщавшись с сим хладнокровным ура-капитаном, – что ежели сподличаешь… Ежели сунешься по его святому, как по мытому, то, невзирая на субординацию и партийный ранг, всенепременно получишь в морду.

Белой перчаткой, которую он потом ещё и выбросит, чтоб не мараться душевно.

…Кто наорал на унтерфельдфебеля Крауге через полуопущенное стекло штабного «Хорьха», он так до конца и не понял, но пропуск был терпимым, а главное – они, кто бы они такие ни были, – хотели видеть лично полицай-комиссара полевой комендатуры 676 Эриха Мёльде. А кто же без дела станет искать шефа местной полевой жандармерии? Иметь к нему дело – уже было достаточной рекомендацией. Не станут же, в самом деле, сомнительные личности нарываться на аудиенцию с главным карателем округа.

– Hebe! – прикрикнул фельдфебель на караульных. – Поднимай! Чёрт mit Ihnen…

Полосатый шлагбаум перед каменной аркой главных ворот подскочил вверх.

Увиделись ли эти визитеры с шефом «Geheime Feldpolizei»[3] или, как говорят, не разбирая тонкостей, запуганные местные жители: с шефом «гестапо», или нет? – унтер-фельдфебель Крауге ни за что не рискнул бы прояснить этот вопрос, даже если бы за бдительность его повысили в звании до обер-фельдфебеля.

Прозевал своё счастье начальник караула. Вместо двух угловатых звёздочек на погон получил пулю в лоб от полевого трибунала, но это – потом. А сейчас, свернув на полпути к «форту Тотлебена» – цитадели крепости, – с мощёного проезда, «Хорьх» зарылся в заиндевелый сухостой одного из брошенных капониров «Виленского люнета», расположенного на материковых задворках крепости, откуда враг если и ожидался, то как-то не очень. Сами же пассажиры, без всякой жалости расставшись с офицерским регланом и унтерским дождевиком, вдруг обратились в обычнейших солдат батальона тыла. Причём во избежание подозрений и домогательств, отнюдь не праздношатающихся. Взяли на плечо по ящику из растопочной свалки, оказавшейся поблизости врытых в скалу казематов, и с целеустремленной ленцой носильщиков побрели «куда надо» – как для постороннего глаза. Правда, не совсем чтобы налегке. Что-то они в ящики положили, вынув из вещмешка и из-за пазухи. Что-то продолговатое, бережно завёрнутое в ватин и вощёную бумагу.

И вот теперь гефрайтер и фельдфебель, они же капитан и ст. лейтенант – здесь. В двух шагах от форта «Тотлебен», на крыше бывшего погреба, рассчитанного аж на 9 тыс. пудов пороха. Порохового погреба, соединённого с фортом, если верить картам бывшего стратегического склада ЧФ, подземным ходом и не одним. Теперь тыловые бездельники оказались явно при деле. Один «сменил» часового, удавив того локтевым захватом. Впрочем, «сменил», несколько опасаясь, как бы и к нему самому не нагрянула смена. Бог весть? Время как раз для позднего ужина. Вполне могло оказаться, что смена караула будет приурочена к такому регламентирующему моменту, как приём пищи. Поэтому первый и поторапливал второго. А тот, закончив исследования старинного вентиляционного колодца, неторопливо вытирал руки полой мундира, сидя на корточках и рассуждая вполголоса:

– Карты не соврали, вытяжка бесхитростная, как в люфт-клозете. Немцам пришлось сооружать ещё и принудительную вентиляцию, я слышал, как электромоторы жужжат, что твои мухи в том же заведении.

– А старую вентиляцию что, не заделали? – недоверчиво покосился на него через плечо Новик. – Туда же не то что мина, самому влезть можно…

– Потому часового и выставили, – согласно кивнул Войткевич. – Даже мешками с песком не обложив, шоб не заснул, подлюка, а суетился, как… – Яков насмешливо глянул снизу вверх на капитана, нахохлившегося в караульной шинели, позаимствованной от убитого часового, – с капюшоном, высоким воротником, застегнутым под горлом на хлястик. И тем не менее Новик зябко топтался и крутился на месте, отворачиваясь от порывов ветра. – Как припадочная балерина, – заключил в конце концов Войткевич.

– Пошёл ты… – тихонько проворчал Новик, но адрес не уточнил.

– Сейчас, всё брошу. Не заделали, – обстоятельно продолжил старший лейтенант, будто и не в глубоком тылу врага они находятся, на складах флотилии «Кригсмарине», а снова ползают на животе по масштабированным планам старой крепости и недавней керченской военно-морской базы. Далеко отсюда, на той стороне пролива, где в кабинете начальника разведотдела полковника Гурджавы всегда можно отыскать на библиотечных полках початую бутылку «Аргуни», исчезновение которой гордый грузин наверняка «не заметит».