Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или

Дагни заметила, что ускорила шаг, будто преодолевая сопротивление, не давившее, а засасывавшее ее. Посмотрев на Келлога, она увидела, что и он идет, словно борясь с бурей. Дагни казалось, что они двое — единственные люди, выжившие в… реальности. Две одинокие фигуры, пробивавшиеся не сквозь бурю, а сквозь небытие.

Келлог оглянулся первым, и Дагни проследила за его взглядом: позади уже не светился глазок далекого прожектора. Они не остановились. Глядя прямо перед собой, Келлог рассеянно сунул руку в карман, достал пачку сигарет и протянул ей. Она почти взяла сигарету, как вдруг схватила его за запястье и вырвала пачку из пальцев. На белом картоне красовалось единственное изображение — знак доллара.

— Дайте мне фонарик! — резко остановившись, приказала она.

Келлог послушно направил луч фонарика на коробку в ее руке.

Она заметила, как на его лице мелькнуло выражение удивления и… да, если она не ошиблась, радости!

Дагни не нашла на картонке ни торговой марки, ни адреса производителя — только знак доллара, нанесенный золотой краской. На сигаретах был тот же символ.

— Где вы это взяли? — спросила Дагни.

Келлог улыбнулся:

— Если вы знаете достаточно, чтобы задать такой вопрос, мисс Таггерт, вам следовало бы понимать, что я на него не отвечу.

— Я знаю, что это изображение что-то означает.

— Знак доллара? Очень многое. Он нарисован на каждой толстой свиноподобной фигуре в мультиках, чтобы обозначить обманщика, мошенника, негодяя клеймом зла. На деньгах свободной страны он обозначает достижение, успех, одаренность, мыслительную способность человека, и именно по этой причине используется как символ бесчестия и позора. Он сияет на лбу у таких людей, как Хэнк Риарден — печатью проклятия. Кстати, вы не знаете, откуда взялся это знак? Он обозначает инициалы Соединенных Штатов Америки.

Келлог отключил фонарик, но не двинулся вперед. Дагни увидела промелькнувшую по его лицу горькую улыбку.

— Известно ли вам, что Соединенные Штаты — единственная страна в истории, которая использовала собственную монограмму как символ греховности? Спросите у себя, почему это случилось. Спросите, как долго проживет страна, допустившая подобное? Чьи нравственные стандарты разрушили ее? Это единственная страна в истории, где богатство добыто не грабежом, а производством, не силой, а торговлей. Единственная страна, деньги которой были символом права человека на собственный разум, на работу, на жизнь, на счастье, на него самого. Если по стандартам современного мира зло таково, что оно является поводом проклинать нас, тогда мы — те, кто гонится за долларом и делает деньги — так примем этот закон, чтобы мир проклял нас! Мы выбрали жребий носить эмблему доллара на своем лбу гордо, как знак благородства, знак того, ради чего хотим жить и, если понадобится, умереть.

Он протянул руку к пачке. Дагни сначала вцепилась в нее, но потом передумала и отдала. С нарочитой медлительностью, словно подчеркивая значение происходящего, Келлог предложил ей сигарету. Она взяла ее и сжала губами.

Он взял другую сигарету, чиркнул спичкой, зажег обе, и они пошли дальше.

Они шагали по гнилым шпалам, поддававшимся под ногами, сквозь туман, подсвеченный лунным светом, с двумя точками живого огня в руках, озарявшими их лица маленькими кругами света.

«Огонь — опасная сила, покоренная кончиками его пальцев». — припомнились Дагни слова старика, сказавшего ей, что эти сигареты изготовлены не на Земле. «Когда человек думает, в его мозгу горит огонек, и кончик зажженной сигареты — достойное и единственное тому свидетельство».

— Я хотела бы знать, кто их делает, — с безнадежной улыбкой сказала Дагни.

Он добродушно крякнул.

— Эту малость я могу вам сообщить. Их делает мой друг, на продажу, но не для общественного пользования. Он делает их только для своих друзей.

— Продайте мне эту пачку.

— Не думаю, что вы сможете себе это позволить, мисс Таггерт. Но, если хотите, продам.

— Сколько она стоит?

— Пять центов.

— Пять центов? — пролепетала Дагни.

— Пять центов, — подтвердил Келлог и добавил: — золотом.

Она остановилась, потрясенно глядя на него.

— Золотом?

— Да, мисс Таггерт.

— Тогда каков курс обмена? Сколько это будет в обычных деньгах?

— Никакого обменного курса нет, мисс Таггерт. Ни за какую физическую или прочую валюту, чей твердый стандарт установлен мистером Уэсли Моучем, этих сигарет не купить.

— Понимаю.

Он вынул из кармана пачку и протянул ее Дагни.

— Я отдаю их вам, мисс Таггерт, потому что вы многократно их заслужили, и потому что они нужны вам для того же, для чего и нам.

— Для чего?

— Напоминать нам в моменты разочарований и одиночества в изгнании о нашей истинной родине, которая всегда была и вашей родиной тоже, мисс Таггерт.

— Благодарю, — она опустила сигареты в карман; рука ее дрожала.

Они молча дошли до четвертого из пяти мерных столбов; сил у них осталось лишь на то, чтобы передвигать ноги. Впереди они увидели светящуюся точку, слишком близкую к горизонту, но слишком яркую, чтобы принять ее за звезду. Они не отрывали от нее взглядов и ничего не говорили, пока не поняли, что это мощный электрический маяк, сияющий посреди пустынной прерии.

— Что это? — спросила Дагни.

— Не знаю, — ответил Келлог, — похоже на…

— Нет, — поспешно перебила Дагни. — Его не может быть здесь. Не может… Он должен быть дальше…

Она не хотела услышать, как он назовет имя той надежды, что она лелеяла уже давно. Не могла позволить себе думать об этом или признать, что они все-таки нашли телефонный ящик на пятом столбе. Маяк, подобно жестокому пятну холодного пламени, висел всего в полумиле к югу от них.

Телефон оказался исправным. Сняв трубку, Дагни услышала гудение зуммера, как дыхание живого существа. Потом послышался голос, растягивающий слова.

— Джессуп слушает, станция Брэдшоу.

— Это Дагни Таггерт, я говорю из…

— Кто?

— Дагни Таггерт, из «Таггерт Трансконтинентал», я говорю…

— Ох… да… понятно. Да?

— …говорю с вашего телефона номер восемьдесят три. «Комета» остановилась в семи милях на север отсюда. Ее бросила паровозная бригада. Они сбежали.

Последовала пауза.

— И чего вы хотите от меня?

Она в свою очередь завесила паузу, чтобы поверить в то, что слышит.

— Вы ночной диспетчер?

— Ага.

— Тогда пошлите срочно сюда сменную бригаду.

— Полную бригаду для обслуживания пассажирского поезда?

— Разумеется.

— Сейчас?

— Да.

Снова пауза.

— В инструкции об этом ничего не сказано.

— Переключите меня на главного диспетчера.

— Он уехал в отпуск.

— Соедините с управляющим отделения.

— Он уехал в Лорел на пару дней.

— Позовите кого-нибудь, кто сейчас на службе.

— Я на службе.

— Послушайте, — медленно, сдерживая ярость, сказала Дагни, — вы понимаете, что поезд стоит, пассажиры брошены посреди дороги?

— Да, но откуда мне знать, что с этим делать? В правилах ничего об этом не сказано. Теперь, если случается крушение, мы высылаем ремонтный состав, но если аварии нет… Вам не нужен аварийный поезд?

— Нет. Нам не нужен ремонтный состав. Нам нужны люди. Вы понимаете? Живые люди, чтобы вести паровоз.

— В правилах ничего не сказано про людей без поезда. Или про поезд без людей. В инструкции не сказано, когда нужно вызывать бригаду среди ночи и посылать ее разыскивать поезд неизвестно где. Никогда о таком не слышал.

— Теперь слышите. Вы не знаете, что вам следует делать?

— Кто я такой, чтобы это знать?

— Вам известно, что ваша работа — обеспечивать движение поездов?

— Моя работа — следовать инструкциям. Если я стану рассылать бригады, один Бог знает, что произойдет! Кто я такой, чтобы при Объединенном совете и всех регулирующих постановлениях самолично принимать решения?

— А что будет, если у вас на линии застрянет поезд?

— В этом нет моей вины. Я тут ни при чем. Меня не в чем упрекнуть. Я не мог этого предотвратить.

— Вы можете предотвратить это сейчас.

— Мне никто не приказывал.

— Я вам приказываю!

— Откуда мне знать, имеете вы право приказывать или нет? Мы не обязаны обслуживать составы Таггертов. Вы должны сами справляться, со своими бригадами. Так нам сказали.

— Но это чрезвычайная ситуация!

— Никто мне ничего не сообщал про чрезвычайные ситуации.

Дагни понадобилось несколько секунд, чтобы совладать с собой.

Она видела, как Келлог смотрит на нее с насмешливой улыбкой.

— Послушайте, — сказала она в трубку. — Вы знаете, что «Комета» должна была прибыть в Брэдшоу три часа назад?