Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление

Посему, в то время как творец почитает и должен почитать Человека (что означает его собственный высший потенциал, то есть естественное уважение к себе), он не должен совершать ошибку, полагая, что отсюда неминуемо проистекает почтение к Человечеству (как к коллективу). Концепции эти полностью антагонистичны, из них следуют существенно различные и диаметрально противоположные следствия.

Человек в высшем своем потенциале реализуется внутри самого творца. Одинок ли творец, находит ли он горстку подобных себе или окружен большинством человечества, — не имеет абсолютно никакого значения; числа здесь абсолютно неуместны. Он один или горстка подобных ему представляет все человечество, в подлинном смысле являя собой доказательство того, что на самом деле представляет собой человек в лучших своих проявлениях, человеческая суть, человек на пределе своих возможностей. (Разумное создание, действующее в соответствии со своей природой.)

Творцу должно быть безразлично, сколько человек вокруг него не соответствуют идеалу, Человеку с большой буквы: один, миллион или вообще все; позвольте ему одному соответствовать этому идеалу; таков весь «оптимизм» в отношении Человека, в котором он нуждается. Однако понять это трудно, трудно заметить сам факт — естественно, что Дагни всегда совершает ошибку, считая других лучшими, чем они есть на самом деле (или станут лучше, или она научит их быть лучше, или, что еще проще, она просто отчаянно хочет, чтобы они были лучше) — и оказаться привязанным к миру подобной надеждой.

Творцу подобает обладать безграничной верой в себя и свои способности, не сомневаться в том, что он способен извлечь из лиры любые звуки, достичь всего, что хочет, и сделать это или нет — зависит только от него. Он ощущает это, потому что является человеком мысли. [Однако] вот что он должен иметь в виду: действительно, творец способен добиться всего, чего пожелает, если действует в согласии с природой человека, Вселенной, нормами морали, то есть если он не навязывает свое желание остальным и не пытается посягать на обладание коллективной природой, что в первую очередь затрагивает остальных или требует напряжения их воли. (Такое желание или попытка будет аморальным, противоречащим природе творца.) Покусившись на это, он перестанет быть творцом и перейдет в область коллективистов и прихлебателей.

Посему он никогда не должен быть уверен в том, чту ему удастся совершить посредством остальных или с их помощью. (Он не может испытывать такой уверенности — не может совершать подобных попыток, которые неминуемо станут аморальными.) Он не должен думать, что может каким-то путем передать им свою энергию и интеллект, сделав тем самым пригодными для достижения своих целей. Он должен принимать остальных людей такими, какие они есть, признавая в них принципиально, по природе своей, независимые существа, находящиеся за пределами его влияния; [он должен] иметь с ними дело только на собственных независимых условиях, действовать так, как, по его разумению, сообразно его собственным целям или позволить им жить согласно их собственным нормам (по собственному разумению и воле, независимо от него) и ничего не ожидать от остальных.

Теперь о настоятельном желании Дагни руководить «Таггерт Трансконтинентал». Она видит, что вокруг нее нет людей, пригодных для ее целей, людей способных, независимых и компетентных. Она думает, что сумеет использовать людей другого сорта, дилетантов-паразитов, дав им соответствующее обучение или просто используя в качестве роботов, которые будут получать от нее приказы и действовать, не проявляя личной инициативы или ответственности; в то время как она, по сути дела, станет искрой инициативы и источником ответственности для всего коллектива. Это невозможно. В этом заключена ее ключевая ошибка.

В этом причина ее неудачи.

Основной задачей Айн Рэнд как писателя являлось не представление злодеев или наделенных недостатками героев, но создание образа идеального человека, непротиворечивого, законченного в свое полноте, идеального. В романе «Атлант расправил крылья» таковым является Джон Голт, величественная фигура, являющаяся движущей силой всего мира и самого романа, однако появляющегося на сцене только в третьей части. По природе своей (и в соответствии с ходом повествования) Голт играет центральную роль в жизнях всех его персонажей. В записи «Взаимоотношения Голта с остальными», датированной 27 июня 1946 года мисс Рэнд в сжатом виде формулирует то, что Голт представляет собой для каждого из них:

Для Дагни — идеал. Ответ на оба ее стремления: найти гения и любимого человека. Первое стремление выражается в поисках изобретателя двигателя. Второе — в крепнущем убеждении, что она никогда не полюбит.

Для Риардена — друг. Дающий понимание и оценку, которых он всегда хотел добиться, не ведая того, что и так добивается их, хотя бы от матери, сестры и брата.

Для Франсиско Д’Анкония — аристократ. Единственный человек, воплощающий в себе вызов и стимулянт — «подходящую» аудиторию, придающую радость и цвет жизни.

Для Даннескъёлда — якорь. Единственный человек, олицетворяющий сушу и корни для не знающего устали, безрассудного скитальца; подобный цели борьбы, порту в конце пути через бушующее море — единственный человек, которого он может уважать.

Для Композитора — вдохновение и идеальный слушатель.

Для Философа — воплощение его абстракций.

Для отца Амадеуса — источник конфликта. Мучительное осознание того, что Голт является венцом его усилий, человеком добродетельным и совершенным, и что средства его самого уже не соответствуют цели.

Для Джеймса Таггерта — вечная угроза. Тайный ужас. Укоризна. Вина (причем собственная). Он не сталкивается с Голтом непосредственно, однако поражен беспричинным, истерическим страхом. И он сразу узнает его, когда слышит выступление Голта по радио и впервые видит лично.

Для Профессора — его совесть. Укор и напоминание. Призрак, преследующий его везде и повсюду, не давая ни мгновения мира. Постоянное «нет» всей его жизни.

Некоторые примечания к предыдущему отрывку. Сестра Риардена Стейси как персонаж второстепенный была впоследствии исключена из романа.

«Франсиско» в те ранние годы писался «Франсеско», а Даннескъёлд носил имя Ивар, предположительно, данное в честь Ивара Крюгера, шведского «спичечного короля», послужившего реальным прототипом Бьорна Фолкнера в «Night of January 16th».

Отец Амадеус был духовником Таггерта, и тот исповедовал ему свои грехи. Священник предполагался как положительный персонаж, искренне приверженный добру и практикующий мораль милосердия. По словам мисс Рэнд, она исключила его после того, как выяснилось, что персонаж этот не получается убедительным.

Профессор — это Роберт Стэдлер.

Теперь последний отрывок. Благодаря яркому стремлению к идеям, мисс Рэнд часто спрашивали, кем является она в первую очередь — философом или романистом. В последние годы этот вопрос раздражал ее, однако она дала ответ, предназначенный в первую очередь для самой себя в записи, датированной 4 мая 1946 года. Речь шла о природе созидания.

Я создаю впечатление философа-теоретика и романистки. Однако мои интересы в большей степени обращены к последней ипостаси; первая служит для меня лишь средством для реализации последней; абсолютно необходимым средством, но, тем не менее, всего лишь средством; все воплощается в романе. Не осознав и не сформулировав правильный философский принцип, я не могу создать правильное повествование; однако открытие принципа интересует меня только как обнаружение нужных познаний, которые я использую для достижения своей жизненной цели; а целью моей жизни является создание такой разновидности мира (людей и событий), которая понравится мне самой — и потому представляет человеческое совершенство.

Философские познания необходимы для достижения человеком совершенства. Однако я не намереваюсь останавливаться на определении, я хочу воспользоваться им, применить — в своей работе (и в личной жизни, — но ядром, сердцевиной и средоточием моей личной жизни, всей моей жизни, является работа).

Вот поэтому, я думаю, идея написания философского труда и показалась мне скучной. В такой книге я должна была бы учить других, представлять им свою идею. В романе же я, напротив, должна создать для себя самой желанный мне мир и жить в нем в процессе его создания; и уже в качестве побочного результата позволять людям насладиться моим миром, — пускай лишь в той степени, в какой они способны это сделать.

Можно сказать, что первой целью философского труда является прояснение или формулировка твоих новых познаний для себя и ради себя; а уже потом, в качестве второго шага — изложение твоих познаний другим. Но в этом и заключается разница, в том случае, когда речь идет обо мне: мне приходится получать и формулировать для себя самой новые философские познания или принципы, которыми я воспользовалась для написания художественного произведения, воплощающего и иллюстрирующего их; я не могу писать произведение на основе всем известного тезиса или темы, знания, изложенного или открытого кем-то еще, то есть, на основе чужой философии (потому что такие философии ошибочны). И в этой степени я являюсь абстрактным философом (я хочу представить идеального человека и его идеальную жизнь — и я также должна обнаружить собственное философское утверждение и определение такого совершенства).