Сергей Марнов - Три блудных сына

Каждое слово Святого Евангелия драгоценно для нас, каждая притча, рассказанная Господом, полна множества скрытых смыслов, открывающихся нам не сразу, а после многократных прочтений. Но «Притча о блудном сыне» – особая. Митрополит Антоний Сурожский писал, что она «…лежит в самой сердцевине христианской духовности и нашей жизни во Христе». Другие говорили, что она «…являет образ покаяния грешного человека и милосердия Божия к нему», «…призывает к покаянию изображением неизреченнаго милосердия Божия ко всем грешникам, кои с искренним раскаянием обращаются к Богу».

Да, факт покаяния блудного сына бесспорен. Бесспорно и милосердие Отца, проявленное к человеку, виновному без всяких оправданий. Но только ли об этом говорит нам Господь? Ведь блудный сын, попав в беду, не сразу раскаялся. Вначале он испытал такие страшные муки голода, что рад был пище для свиней, но ему не давали. То есть мы видим ситуацию, в которой человек испытывает нестерпимые мучения и рад получить любую помощь. Кается он? Нет! Он просто хочет есть и вспоминает, как сытно жилось дома, у Отца.

Тогда он решает встать и пойти к Отцу, и это чисто волевое усилие направлено к единственной цели – утолить нестерпимый голод, утолить любой ценой. Один шаг навстречу Отцу, и Отец увидел, увидел издалека и побежал навстречу! Не пошел, обратите внимание, а именно побежал! Блудный сын идет, едва передвигая ноги, а Отец бежит навстречу, чтобы как можно быстрее прекратить страдания любимого существа.

И только тогда, когда Отец обнял и поцеловал его, слова покаяния вырвались из сердца у блудного сына, не раньше! Мы опять видим, что любовь и всепрощение Отца первичны, а покаяние грешника вторично и побуждается именно любовью.

А дальше напрашивается вывод, утешительный для всех нас, побывавших в роли блудного сына хоть раз в жизни: в минуту отчаяния, когда страдания, казалось бы, нестерпимы, надо просто вспомнить, что есть у нас Отец! Надо перестать валяться со свиньями своего уныния и встать, и сделать шаг, что посильно для каждого. И тогда Отец увидит издалека, и побежит навстречу, и простит – бесчисленное количество раз.

Этому чудесному и радостному для нас факту и посвящены новые исторические повести писателя Сергея Марнова, объединенные под общим названием «Три блудных сына». Повести не поучают, ничего читателю не навязывают, а в легкой, почти развлекательной форме рассказывают подлинные истории, случившиеся в разные эпохи с очень непохожими людьми.

Желаю всем приятного и полезного прочтения. Храни вас Господь!

Протоиерей Серафим Правдолюбов

Историческая повесть

Автор хотел взять за основу этой повести историю священномученика Киприана и святой мученицы Иустины – историю колдуна и христианской девушки, вступивших в смертельный поединок друг с другом. Поединок, где ставкой была живая человеческая душа. Погрузившись в исторические материалы третьего века от Рождества Христова, я с удивлением обнаружил, как же много было подобных историй! Появилось желание написать обо всех таких случаях, что невозможно; зато возможно эти случаи обобщить и соединить в одной повести.

В те времена волшебство, чародейство, черная магия были для людей вещами привычными, заурядными и любой римлянин шел к волшебнику, как мы ходим на прием к зубному врачу: не хочется, но ничего не поделаешь – надо! Существовали школы чародейства, повсюду промышляли «учителя» – бродячие колдуны и колдунишки, шарлатаны и бесноватые, обманщики и настоящие слуги ада. Волшебство было обычной и очень престижной профессией: «Я в волшебники пойду, пусть меня научат!».

Но были люди, в присутствии которых волшебство давало осечку, отказывалась работать самая надежная магия. Римляне их не любили и называли святотатцами – «сакрилегами». Сами себя эти люди называли христианами…

Священномученик Киприан и святая мученица Иустина, молите Бога о нас!

Господи, благослови!

– Катон, а как твое имя?[2] Мне надо знать, чтобы воспеть его в стихах…

Жирный Флакк сощурил свои маслянистые, глубоко посаженные глазки, отчего они почти исчезли, утонули в булках не очень чистых щек. Рука Флакка положила стило[3] на пюпитр и потянулась к лицу юноши.

– Ты так прекрасен, Катон! Сам Ганимед[4] в сравнении с тобой просто…

Описать ничтожество Ганимеда Флакк не успел, так как губы его были разбиты вдребезги кулаком Катона.

– За фто?! – изумился Флакк, отнимая окровавленную ладонь от стремительно опухающих губ.

Катон не ответил, так как был очень занят: он избивал Флакка. Сначала свалил его на мозаичный пол святилища ударом ноги в челюсть, а затем вооружился длинной крепкой палкой, при помощи которой дежурные жрецы, прикрепив тряпку, чистили особо высокие статуи и капители колонн.

Флакк верещал, пытаясь откатиться в угол, но юноша умелыми ударами возвращал его в исходное положение. Красивое, чисто выбритое лицо Катона оставалось холодным и бесстрастным, стального цвета глаза глядели презрительно и высокомерно.

– Встань и приведи себя в порядок, – приказал Катон, окончив экзекуцию. – Если бы ты, лопоухий трактирщик[5], хоть немного учился, то знал бы, что в семье Катонов из патрицианского[6] рода Порциев есть только одно мужское имя – Марк. Вот уже более пятисот лет! И никогда – запомни – никогда Катоны не были бабами. Мы не испакостили своего честного имени греческим развратом!

Послышались редкие, но звонкие аплодисменты. В нише святилища стоял жрец в полосатом длинном хитоне, подчеркивающем и без того немалый рост владельца. Черная длинная борода была завита мелкими кольцами, на голове сверкал драгоценными камнями золотой обруч. Катон и Флакк почтительно склонили головы.

– Неплохо, Катон, совсем неплохо! – одобрил жрец, выходя из ниши. – Сначала палкой, потом словами – да ты его просто раздавил, как червя!

Настоящий маг должен запомнить: люди – жалкие черви, которых мы топчем и давим! Мы – высшие существа, а люди нужны лишь постольку, поскольку они полезны нам! Пусть это и не так, но если маг думает иначе, ему место на рынке, среди фокусников. Ты выполнил задание?

– Да, великий Василид!

Катон протянул жрецу исписанный свиток, с виду очень старый, и несколько деревянных дощечек, покрытых воском.

– Так-так… – бормотал Василид, просматривая записи. – Гермес Трисмегист, Аполлоний Тианский, Александр Асклепий[7]… хорошо, хорошо… посмотрим, как усвоил.

– Но… велено было переписать, и только, – растерянно проговорил Катон.

– Настоящий маг всегда стремится расширить границы дозволенного! – наставительно сказал Василид и сделал вид, будто только что заметил Флакка:

– Ты еще здесь?! Убирайся в свою грязную нору, ползать с такими же червями, как ты! Маг никому не позволяет себя унижать, никому!

– Сжалься, великий! Отец убьет меня, он уже столько денег истратил…

– Я давно прогнал бы тебя; только деньги отца и удерживают. Хотя… владелец двадцати харчевен мог бы платить и побольше! Хорошо. Двадцать амфор вина – по амфоре с харчевни – и можешь оставаться. Думаю, не стоит напоминать, что вино должно быть хорошим.

– Благодарю, великий!

– Ты виноват, Флакк. Вступая в коллегию, ты давал клятву в период обучения воздерживаться от плотских утех. Вся твоя сила должна быть направлена к Фебу-Аполлону, а вожделение обращено в силу! Возненавидь Катона, и ты его испепелишь!

– Я ненавижу Катона!

Василид расхохотался и с довольным видом потер руки.

– Катон, мой мальчик, поздравляю: у тебя есть враг! Не поворачивайся к нему спиной.

Темная волна прошла по лицу Катона, отчего оно на миг стало настолько страшным, что даже у Василида забегали мурашки по спине, а Флакк сжался, как сушеная смоква.

– Враг – это хорошо, – сказал Катон, криво усмехнувшись, – без врагов жить скучно!

– Вытягиваем руку, плавно, без резких движений… сжимаем в кулак… раскрываем ладонь, но пальцы остаются полусогнутыми… чувствуем ладонью тепло, ласкаем это тепло… тепло превращается в жар, жар уже нестерпим… бросаем!!!

Огненный шар отделился от ладони Катона и полетел в сторону соломенной мишени. Мишень вспыхнула ярким белым светом и сгорела неестественно быстро. Раздался вопль, напоминающий поросячий визг: магический огонь прилип к руке Флакка, и теперь она пылала.

– Катон!!! Твои шуточки?! – закричал Василид. – Погаси немедленно!!!

Катон пожал плечами и, не глядя на Флакка, щелкнул пальцами. Огонь погас, и вопль сменился судорожными всхлипываниями.

– С ума сошел?! – бушевал Василид. – Без вина хочешь нас оставить?! Твои нищие аристократы не больно-то раскошеливаются!