Лев Овалов - Январские ночи

Лев Сергеевич Овалов

Январские ночи

Повесть

Повесть "Январские ночи" рассказывает о соратнице В.И.Ленина, знаменитой революционерке Розалии Самойловне Землячке.

ПОНЕДЕЛЬНИК, 21 ЯНВАРЯ 1924 г.

Поздно. Может быть, и не так поздно, но она очень устала. Да еще к обычной усталости примешивалось чувство тоски. Ей не хотелось расставаться с Москвой. Она привыкла к этому городу, ее жизнь тесно связана с ним. Отсюда уезжала она за границу, бежала из тюрьмы и теперь вот опять покидает Москву. Но это необходимо.

Она обвела комнату глазами. Большие окна. За ними совсем темно. Иней на стеклах напоминает елочные украшения. На улице холодно. Январь в этом году жестокий. Все морозы и морозы. В комнате натоплено, а ее начинает знобить. Она вся сжалась в своем жестком кресле. Когда она впервые пришла сюда, за столом ее ждало позолоченное кресло, обитое малиновым штофом. Она приказала его вынести. "Это не для работы", - сказала она.

Кресло украшало одну из гостиных богатого купеческого особняка. Просторно жили его хозяева. Гостиные, спальни, громадная столовая... Теперь здесь разместился Замоскворецкий районный комитет РКП (б), а в столовой устроен зал для заседаний.

Купеческое Замоскворечье она больше знает по литературе. Сколько комедий Островского пересмотрела в Малом театре! Кажется, не пропустила ни одной...

Зато хорошо знает Землячка другую Москву - Москву рабочих окраин. Рогожская застава, Пресня, Шаболовка, завод Гужона, Прохоровская мануфактура, Бутырский трамвайный парк - вот где она была частым гостем, вот где ее знали, уважали и, кажется, даже любили.

А теперь приходится с ними проститься. Ей не хочется уезжать из Москвы. Но - надо. Надо. Еще в декабре она знала, что ей придется покинуть Москву. Знала, куда придется поехать. В Ростов-на-Дону. Ей сказали, что там она нужнее. Не все еще там утряслось после гражданской войны. Почти три года как кончилась война, а в донских станицах до сих пор неспокойно.

В комнате тепло, О ней заботятся. Даже когда не хватало дров, печь в этой комнате всегда была хорошо натоплена. Она сердилась, негодовала, говорила, что она не лучше других, но ее не слушались.

Тепло, а ее знобит. Неужели она простудилась? Она поежилась. Прислушалась. Тихо. Все разошлись? Не может быть. Не так еще поздно. Такая тишина наступает обычно позже, когда она задерживается здесь до глубокой ночи. Она у себя в кабинете да дежурный милиционер в вестибюле у входа...

Землячка достала часы, маленькие золотые часики, давным-давно еще подаренные ей матерью. Она носит их в нагрудном кармашке английской блузки, прицепив изнутри большой английской булавкой. Ей немного неловко перед товарищами: эти часики - роскошь, но других у нее нет.

Только девять часов. Совсем еще не поздно. Может быть, разошлись из-за мороза? В последние дни так холодно, что люди торопятся пораньше вернуться домой...

И вдруг тишину прорезал тревожный, нетерпеливый телефонный звонок.

- Товарищ Землячка у себя?

Она сразу узнала - Дзержинский! Но на этот раз голос его звучит как-то необычно.

- Это я, Феликс Эдмундович, - ответила она и пошутила: - Как это вы меня не узнали?

- Розалия Самойловна... - Голос Дзержинского прервался.

Она поняла, ему почему-то трудно говорить.

- Владимир Ильич... - Он замолчал. - Владимир Ильич скончался два часа назад в Горках... - Дзержинский овладел собой. - Час назад туда выехало Политбюро. А вы - приезжайте ко мне.

Землячка слышала каждое слово и отвечала так, как и следовало отвечать, и в то же время у нее потемнело в глазах. В комнате горит свет, и - темно. Она не знала, долго ли это длилось - мгновение, минуту, вечность... Казалось, у нее остановилось сердце.

Вся жизнь ее поколения связана с этим человеком. Именно он - он был тем источником разума, света, движения, который вдохновлял большевиков.

Она взяла себя в руки. Сейчас нужны ясность мысли и сила воли, без чего невозможно вынести такое испытание. Нужно мобилизовать все свои силы, действовать отчетливо и разумно.

У двери она на секунду задержалась, мельком взглянула в небольшое зеркало, поправила волосы - губы вздрагивали, она стиснула зубы - держись, держись, именно сейчас нельзя позволить себе распуститься! - и вышла в приемную.

Ее помощники находились на месте.

Вскинула на переносицу пенсне, посмотрела строго.

- Товарищи, только что звонил Феликс Эдмундович. Мы потеряли... Спазма сдавила горло. - Два часа назад скончался Владимир Ильич. Прошу вас... - Она знала, все понимают без слов, и пыталась скрыть горе за деловыми распоряжениями. - Поезжайте на Павелецкий вокзал, пойдите в депо, пусть подготовят паровоз, который в прошлом году рабочие подарили партийной организации депо. Предупредите типографию, будут срочные материалы.

Голос не дрожал, она говорила скупо, отрывисто, непререкаемо, как и всегда в решительные моменты, за что многие, кто плохо ее знал, считали Землячку очень сухим человеком.

Она стояла посреди комнаты. Медлила. Вспоминала, не забыла ли чего.

- Вы уходите, Розалия Самойловна?

Все знали, что домой Землячка ходит пешком.

Все же кто-то спросил:

- На конный двор не позвонить?

- Нет, нет, - отозвалась Землячка. - Я доберусь...

Перечить ей не полагалось.

Ветерок с присвистом несся по заснеженной Полянке. Возле райкома горел фонарь, единственный на всю улицу. Мороз сразу дал себя чувствовать. Землячка поежилась, спустилась по ступенькам с крыльца, сделала несколько шагов, все же добираться пешком до Лубянки не очень-то хотелось.

На углу, сгорбившись, неподвижно сидел на козлах санок извозчик.

- Извозчик! - негромко позвала Землячка.

Тот встрепенулся, дернул вожжами.

- Пожалте. Куды надоть?

- На Лубянку.

Села в санки, запахнула полость.

- Побыстрей, - сказала она. - Тороплюсь.

- Эх, барыня, куды нам торопиться? - наставительно отвечал извозчик, стегнув, однако, лошаденку вожжами. - Трог-гай!..

Она опять ушла в свои мысли, возвращаясь к человеку, которого только что лишилась, - лишилась она, лишились партия, страна, Россия, весь мир...

За долгие годы совместной борьбы, бесконечных тревог и жестоких испытаний она убедилась, какой это великий человек!

Она знала многих революционеров, сама была революционеркой. Но она убеждена, что такого, как Ленин, не существовало. Такие люди рождаются раз в столетие, а может быть, и не каждое столетие. Мало кто понимал свою эпоху, как он. И не только понимал, но и опережал свое время.

Посвистывал ветер, извозчик подгонял лошаденку, а Землячка все думала, думала, вспоминала...

Познакомилась она с Лениным в 1901 году, когда работала агентом "Искры" и была вызвана к нему для отчета. После первой же встречи ее жизненный путь определился бесповоротно - она стала его ученицей, последовательницей и соратницей. Делу, которое он возглавил, она отдала всю свою жизнь, навсегда связав себя с партией, созданной и руководимой Лениным.

Она стала активной деятельницей этой партии. Не было на протяжении двух десятилетий съезда, в котором Землячка не принимала бы участия. Она бывала у Ленина в Мюнхене, в Женеве, в Париже, по его поручению участвовала в организации съездов в Лондоне и Стокгольме, под его непосредственным руководством работала в Петербурге и Москве...

На партийном учете Владимир Ильич Ульянов-Ленин состоит в Замоскворецкой районной организации, и вот теперь... теперь... придется... Ульянова-Ленина... снимать с партийного учета!

Но все должно идти по предначертанному им пути. Гении умирают слишком рано. И только лишь после их ухода в полной мере постигается их значение.

Ее толкнуло, и она очнулась. Санки стояли посреди Лубянской площади.

- Куды? - спрашивал извозчик.

- Я же говорила, в ГПУ, - нетерпеливо сказала Землячка.

- Ох ты, господи! - Извозчик кивнул на темный многоэтажный дом. Успеешь еще туды!..

Он опять задергал вожжами, направляя лошадь к громадному молчаливому зданию, в котором еще не так давно размещалось страховое общество "Россия".

Землячка предъявила удостоверение, миновала часового, поднялась, и ее тотчас пропустили в кабинет Дзержинского.

В кабинете горела лишь настольная лампа, и по стенам бежали зеленые тени. На стульях, расставленных вдоль стены, сидели чекисты в одинаковых темных гимнастерках.

Дзержинский стоял за столом, отдавал какие-то распоряжения.

Он был бледен. Узкое изможденное лицо, высокий лоб, горящие глаза и бородка клинышком...

Дзержинский увидел Землячку, вышел из-за стола, и тень тоже двинулась за ним по стене. Протянул руку, пожал. Хотел что-то произнести - и не смог. Землячка тоже была не в силах заговорить.

Тень прошла по лицу Дзержинского, и он быстро сказал:

- Сейчас едем в ЦК.

Все встали, ждали, не скажет ли еще что Дзержинский.