Наль Подольский - Книга Легиона (Журнальный вариант)

- Еще один вопрос, Лариса Генриховна. Вопрос деликатный, если не хотите, можете не отвечать. Вы с Громовым практически не расставались почти десять дней. А последние двое суток его жизни не встречались ни разу. Вы поссорились?

- Не совсем, ссорой это не назовешь... Постойте-ка, а откуда вам все это известно?

- Да как же,- Марго скорчила умильную физиономию,- на вас все обращали внимание. Гостиничная обслуга, официанты - все в один голос твердят: "Такая чудесная пара, посмотришь - душа радуется".

- Надо же... а я думала, нет до нас никому дела.- Лолита подозрительно нахмурилась.- И вы что же, у каждого самоубийцы жизнь так препарируете?

- Разумеется, нет, Лариса Генриховна. Но в том и загвоздка, что сейчас речь не о "каждом самоубийце". Когда в деле замешана космонавтика, может сунуть нос ФСБ, а то и ФСК, они люди дотошные и непредсказуемые. Вот я и подстраховываюсь.

Удовлетворенная ответом, Лолита коротко кивнула:

- Постараюсь быть точной. Это было не ссорой, а расставанием. По моей инициативе: он мне стал физически неприятен. Со мной так бывает, и это непреодолимо. Я ему объяснила, он понял и даже не рассердился, воспринял это как дело житейское и, конечно, безо всякой трагедии. Так что, никакой связи между самоубийством и нашими отношениями нет.

- Ну что же, Лариса Генриховна, спасибо.- Мысленно добавив привычную фразу: "На сегодня достаточно", Марго достала из сумки блокнот.- Вот мой телефон, если узнаете еще что-нибудь, позвоните.

Марго на долю секунды замешкалась, прикидывая, следует ли прощаться с Паулс за руку, но, к ее удивлению, та протянула руку первая. Учитывая разницу в возрасте и явно отменное воспитание Паулс, это означало одно: ей хотелось обменяться рукопожатием с Марго. Но проделала она это как-то странно: сначала прикоснулась к ней осторожно, словно готовая отдернуть руку,- так ведут себя люди, касаясь оголенного провода и не зная, под током он или нет,- и только убедившись в отсутствии напряжения, вложила свою ладонь в руку Марго. От нее исходило приятное обволакивающее тепло, и отпускать ее не хотелось - не зря, видно, к ней так льнут мужики.

На следующий день Марго пришла к прокурору с повинной: дело, мол, развалилось, не успев начаться, версия Марго основана на случайных совпадениях. Она осторожно дала понять, что только прозорливость и осмотрительность прокурора спасли прокуратуру и ее, Марго, лично, от большого конфуза, и потому ворчание прокурора по поводу потерянного времени и средств было формальным. Наблюдение за Паулс и прослушивание немедленно прекратить, все телефонные записи и видеопленки уничтожить.

- Но самоубийц совсем не забрасывай, материал-то подкапливай... мало ли что,- на прощанье напутствовал ее прокурор голосом, лишенным энтузиазма.

Марго полностью погрузилась в однообразную рутинную работу, и временами ей казалось, что с прекращением дела Паулс она потеряла что-то очень важное. Самоубийства шли своим чередом, три за последующие две недели, и Марго их расследовала добросовестно, но без интереса - с Паулс они связаны не были.

Настало жаркое лето, пора отпусков, и приятель Марго, отправив жену и детей на дачу, жил теперь фактически у нее. Проведя день на работе, где почти не обращали внимания друг на друга, они вечера просиживали за бутылкой у телевизора и, если не слишком напивались, перед сном занимались любовью. Все это стало казаться Марго убогим и скучным, хотя раньше вполне устраивало. Она пыталась как-то приукрасить застолье и модернизировать постельные удовольствия, сделать свою частную жизнь хоть капельку интереснее, но ее сожитель, человек уже в возрасте, привыкший принимать однообразие как естественную норму бытия, ее старания не одобрял и не поддерживал, и она на них вскоре махнула рукой.

Поэтому в начале июля, когда список самоубийц пополнил охранник страховой компании Паулс, Марго даже обрадовалась. Лола позвонила сама.

- Я за вами заеду. В шесть, пойдет?

Лола машину вела молча, и Марго чувствовала, как она напряжена. Ведь надо же - девчонке явно не по себе, а выглядит все равно, как картинка из модного журнала. Порода такая...

- Послушай,- начала было разговор Лола и сделала паузу, нахально проскакивая перекресток на красный сигнал светофора,- давай будем на "ты". Поехали к нам на фазенду, в смысле на дачу. Там у нас хорошо, пусто, папаша в Германии. Маленько оттянемся, отдохнем, чего здесь в духоте париться?

Первой реакцией Марго было - жестко отказаться. Но, собственно, почему? Лола теперь не подследственная и скорее всего ею не будет. И вообще, действительно, отчего немного не оттянуться? Марго кивнула.

На даче первым делом искупались в прохладном озере, на обеих это подействовало благотворно, и, вернувшись в дом, Лола включила электрический камин, подкатила к нему кресла и поставила на журнальный столик коньяк и кофеварку, явно создавая условия для задушевного общения.

- Хочу тебе кое-что рассказать,- деловито разлив по рюмкам коньяк, Лола с ногами забралась в кресло,- только не надейся услышать, как говорится, чистосердечное признание. Кровавых злодеяний за мной, увы, не числится.

- Это, милочка, я давно поняла,- усмехнулась Марго,- иначе бы здесь с тобой коньяки не распивала.

- То, о чем пойдет речь, тебе покажется в лучшем случае странным, поэтому учти заранее, у меня с психикой все в порядке... ни мнительностью, ни избытком воображения никогда не страдала. Голова у меня работает, как компьютер, даже в пьяном виде я способна анализировать свои ощущения.

Марго почтила эту преамбулу молчанием и глотком коньяка.

- Речь пойдет о моем сводном брате.

- Который умер чуть ли не два года назад?

- Да. Но я с твоего позволения начну издалека. Иначе ничего объяснить не смогу, наберись терпения.

- Я давно набралась терпения. Валяй.

- У него было дурацкое имя - Легион. Мое мне тоже не по нраву, но Легион это уж слишком... оригинально. А я долго и понятия не имела, что у меня есть брат. Папаша своей бывшей семье какие-то бабки отстегивал, но дома никогда их не поминал даже вскользь. И вдруг начались за столом разговоры: Легион - то, да Легион - се... Мне это уже само по себе не понравилось, да и моей матери тоже. Оказалось вдруг, что мой братец - молодой гениальный ученый. Мне тогда было тринадцать, ходила в седьмой класс и училась так, что хуже некуда. Всех отличников, ясное дело, ненавидела. А этот... гениальный... выходило, что он отличник в какой-то сверхстепени. А папаша мне все нанимал репетиторов, вот однажды и говорит: теперь вместо занюханных учителей с тобой будет заниматься ученый с мировым именем. Ладно, говорю. Не хотелось, конечно, но с папашей спорить было невыгодно. И вот, стало быть, я к нему заявилась со своими школьными учебниками и тетрадочками. Если заочно я успела его невзлюбить, то, увидев живьем, по-настоящему возненавидела, прямо с порога. Он мне внушал ужас и отвращение. Когда он наклонялся, чтобы показать ошибку в примере или задачке, мне казалось, в меня проникает что-то мерзкое, скользкое, подчиняет себе и сейчас я начну превращаться в сгусток вонючей слизи. А его, как назло, на меня потянуло, и он стал приставать, с каждым разом все активнее, даже изнасиловать попытался. Я от страха и объяснить-то ему не могла, что он мне противен, только молча отталкивала и кусалась. И дело было не в том, что он приходился мне братом, это бы меня не смутило. Я тогда таскалась со всеми подряд, прямо ужас какая была похотливая,- простодушно пояснила Лола, и Марго вторично отметила про себя, что у нее с чувством юмора полный завал.- И не подумай,- невозмутимо продолжила Лола,- что у него был вид нетоварный или что-то еще в этом роде. Наоборот, одежда с иголочки, и сам спортивный, холеный, на руках каждый ноготь в кондиции, с виду - европеец и денди, а внутри кошмарная гадость. Как ни смешно, папашин замысел оправдался, хотя и косвенным, странным образом. Я поняла, что единственный способ избавиться от контактов с братцем - начать хорошо учиться. Маленько поднатужилась и вылезла в отличницы. Папаша ходил счастливый и пел дифирамбы преподавательскому таланту сыночка, а я втихомолку посмеивалась... Так или иначе я от него отделалась и никогда больше не видела. Папаша продолжал поддерживать отношения и приглашал иногда его к нам домой на обед, но я ловчилась устраивать свои дела так, чтобы с ним не встречаться. Но это не означало, что он оставил меня в покое...- Оборвав речь на полуслове, Лола задумалась.- Первый неприятный сигнал я получила лет через десять. К тому времени я уже успела подзабыть о своих детских неприятностях, быть может, и перестала бы так упорно избегать встречи с братцем, но он последние годы жизни болел, сидел сиднем дома и у нас не появлялся. Я тогда закончила экономический факультет, получила диплом с отличием, так отец ухитрился и красный диплом задним числом поставить в заслугу братцу, и меня это почему-то задело. Но папаша и мной был доволен, взял меня в свою страховую компанию, а вскоре сделал крупным акционером и ввел в правление. И еще купил мне квартиру, чтобы я без помех жила личной жизнью. Правда, при этом потребовал, чтобы я без его одобрения не выходила замуж, поскольку замужество - дело уже не личное, а семейное. Одним словом, я имела все, что хотела, и могла делать, что вздумается. К великому удовольствию папаши, в бизнесе я быстро освоилась и заняла приличное положение уже не только из-за его денег... Да тебе это, наверное, и так известно.- Она скосила глаза на Марго, и та подтверждающе кивнула.- А личной жизнью жила в свое удовольствие. Мужиков часто меняла и ни одному на шею себе садиться не позволяла. Ничего не обещала дольше чем на день-два вперед и любые претензии по этой части пресекала мгновенно, сразу же полный расчет. И был у меня один очень удобный партнер. Позвоню: если свободен, явится, нет - извини, занят, а сам никогда не набивался. Спортсмен-профессионал, каротека уж или кунфука, не знаю, в общем, по части восточного мордобоя. Дурак дураком, а в постели - что надо. И вот однажды я ему позвонила - с удовольствием, говорит, и немедленно припылил. Разговоры разговаривать мы не практиковали, да, собственно, и говорить-то с ним было не о чем, стало быть, сразу оказались в постели. И вдруг - как ведро дерьма мне на голову вылили, ужас и омерзение запредельные. И главное, ощущение знакомое, будто мой гениальный братец здесь, со мной, а я сейчас умру от страха и отвращения. Я его оттолкнула и стала ругаться. Вижу, он на братца ничуть не похож, но гадкие ощущения не проходят, и я все равно в шоке. У парня, конечно, глаза квадратные. Так и так, говорю, извини, это мой старинный дефект внезапно сказался. Считай, что теперь я вроде как и не женщина, и сделай одолжение, не сердись и уходи поскорее. Он оделся, вежливо попрощался и укатил в своей тачке - все-таки эти восточные махалова кое-какую выдержку в людях воспитывают. Мне, только он ушел, полегчало, но такая тоска накатила, что заревела даже, а со мной это не часто случается. И заметь, повторяю, к тому моменту я его, братца-то, десять лет не видала и давно уж о нем не вспоминала.