Вадим Шарапов - На всех фронтах

Каждое утро все они слушали радио.

Собирались в столовой, молча переглядывались, занимаясь своими делами. В этой столовой поместиться могли все, размерами она была почти с теннисный корт. Маршальский особняк, особые привилегии. "Иногда ночью я боюсь здесь потеряться", – однажды признался один из внуков. Все посмеялись.

Радио, прерывая поток веселых песен и шуточных передач, вдруг замолкало и роняло в притихшую комнату фразы – хорошо поставленным голосом диктора, размеренным и спокойным, словно говоривший читал сводку, глядя на невидимый метроном. Рядом с маршальской радиолой, корпус красного дерева которой был инкрустирован серебром, висела подробнейшая цветная карта Империи. Конечно, карты висели в этом доме повсюду, и самая большая – в библиотеке. Но здешняя карта тоже занимала всю стену. Дослушав диктора, кто-нибудь обязательно вставал, подходил к стене и долго искал в ящичке маленький синий флажок. Найдя, втыкал его, отмечая продвижение врага, и виновато, даже как-то воровато, стараясь не встречаться взглядом, выходил из столовой, скрываясь в переходах особняка.

Враг двигался быстро, несмотря на яростное сопротивление армии. Линия фронта ползла, неуклонно заглатывая города и поселки, огибая горные хребты и крупные озера, перекидывая щупальца через реки. Империя содрогалась под ударами чужих войск. Все знали, что вот-вот наступит время, когда даже чудо уже не сможет остановить последний бросок. Впрочем, на чудо никто и не надеялся.

Самое интересное – никто и не хотел надеяться. Шок сменился оцепенением, которое превратилось в привычку.

Жизнь шла как обычно. Даже кинотеатры не закрылись, хотя теперь перед каждым фильмом обязательно крутили несколько агитационных роликов. Белозубые солдаты грозно улыбались в зал, примыкая штыки к винтовкам; стаи самолетов заслоняли небо. В каждом таком ролике был только слабый намек на врага, на то, что война где-то рядом. Ни разу не мелькнула чужая каска, и солдаты улыбались, словно бы давая понять: не волнуйтесь, это тоже учения, только большие и затянувшиеся. Из кинотеатров выходили в хорошем настроении. Продуктов в магазинах тоже хватало, никто не ограничивал свободу передвижения. Только в коротких очередях, которые иногда сами собой возникали – обычно за билетами на новый фильм или модную пьесу – делились слухами и сплетнями. Они вспыхивали то тут, то там, их происхождения никто не знал.

– Я Вам говорю как на духу, понимаете, – тихо, но убежденно, доверительно глядя в глаза собеседнице, говорил пожилой мужчина с ухоженной седой шевелюрой, – победа не за горами. Я абсолютно верно знаю, что их армия уже остановлена. В отрогах Южных гор случилось землетрясение, сразу несколько дивизий в полном составе… Что? Ну, конечно же, оно случилось не просто так! Уверяю Вас, наши ученые не зря свой хлеб кушают…

– Зинаида Алексеевна, вы кому верите?! – в другой очереди краснолицая полная женщина в модном пальто говорила по телефону. – Вы кому верите? Вы мне верьте! Мой брат служит в штабе Самого… И уж он-то мне не соврет! Это все полная ерунда, Зиночка, полная чушь. Сейчас наши заманят их поглубже, и одним махом, понимаете?! Одним махом!

Слухи вспыхивали и гасли, каждый был сам себе стратегом и с легкостью двигал иллюзорные армии направо и налево, даже не читая газет. Империя словно радовалась тому, что ее ожидает. Поезда ходили по расписанию, свет и горячая вода были в каждом доме. Не беспокойтесь. Ждите. Ждите. Ждите.

Никто не знал, что творилось там, куда уже дотянулись синие стрелы на картах. Ни звука, ни сообщения в иностранных газетах. Город за городом скрывался в неизвестности, прерывая обмен телефонными разговорами, телеграммами, радиосигналами. От Империи отпиливали кусок за куском, а ее огромное тело до сих пор не чувствовало боли.

Почти.

Маршал умирал уже давно, но сейчас, кажется, болезнь миновала все стадии и приблизилась к финалу, словно шахматная партия, в конце которой есть только один исход, как бы ни изощрялся игрок, фигуры которого заперты в углу доски. Лежа в кровати, опутанный проводами датчиков, он дышал, потому что машина дышала за него. Врачи были довольны – удачный случай, все коллеги единодушны в диагнозе "не жилец"; брать на себя ответственность за увешанный всеми государственными наградами полутруп никто не стал бы в одиночку.

Когда диагноз прояснился, пригласили родственников. Они съехались мгновенно, будто этого ждали – хотя, конечно ждали, готовились, хватались за трубку при каждом звонке телефона. Маршал должен был оставить многое, прямоугольный конверт завещания в темноте сейфа хранил чье-то счастье.

Они появлялись целыми семьями, и особняк равнодушно открывал перед ними двери комнат – больше, больше, еще больше. Места было много.

Каждое утро все они слушали радио. И после обязательного ритуала с флажками поворачивали головы к врачу, который входил с ежедневным докладом. Было бы можно, они бы втыкали флажки не в карту, а прямо в старческое тело, отмечая продвижение невидимой армии, захватывавшей плацдармы в легких, оккупировавшей печень и желудок. Никакой капитуляции, полное уничтожение. Но маршал не умирал, и белый конверт лежал в сейфе.

Он давно уже не чувствовал боли, тело не подчинялось ему, хотя иногда будто кто-то рывком раздергивал занавески, и маршал успевал увидеть потолок комнаты и услышать, о чем говорят люди, которые неслышно ходят рядом, думая, что он ничего не понимает.

Сегодня он очнулся и услышал, как где-то за неплотно прикрытой дверью мальчишеский голос читает, запинаясь и повторяя слова:

– В этой славной битве Империя одержала убедительную победу над превосходящими силами врага. Волчье поле – так издавна называлась эта местность. Интересно, что даже сейчас среди населения этого района бытует поверье о том, что одержать победу войскам Империи помог ураган, который был призван на головы армии неприятеля молитвами в полевых храмах. Это суеверие стойко держится среди…

– Что ты бубнишь! – раздраженный мужской голос прервал чтение. – Еще раз и сначала! Тебе завтра это на уроке истории рассказывать.

Младший внук воспитывает сына, понял маршал. Хороший парнишка… как его зовут? Но память упорно не хотела выдавать имя, вместо этого он словно провалился в мешанину картин и звуков.

…– Куда прешь?! Вали их всех здесь, на краю! – сержант был неумолим, он выхватил из чехла нож и полоснул по постромкам обозной лошади. – Вали, я говорю! Прямо ко рву!

Он обернулся, увидев молодого офицера, скривился в усмешке.

– Исполняем, ваше благородие, уже почти все.

– Где пленные? – спросил офицер. Он был юн ("Недавно из училища", – подумал сержант), усы только пробивались на губе. Но глаза смотрели холодно, без испуга и растерянности.

– Две тысячи примерно, – махнул рукой сержант, – вон там, за холмом.

– Всех сюда, ко рву. Расставить. Пулеметы поднести.

Сержант окаменел.

– Что-то неясно? – поднял бровь офицер.

– Ваше благородие… Зачем? У нас тут и без того хватает, вон уж сколько бочек отравы вылили.

– Выполнять.

Сержант заглянул в глаза юному офицеру, и заледенел, смолк. Вскинул ладонь под козырек. Через пять минут колонна пленных показалась из-за холма. Через полчаса – затрещали пулеметы.

"Мы делали так неделю. Сколько там, на этом Волчьем поле, было истрачено патронов? Не сосчитать. Лошади, люди, собаки – все в эти рвы, а сверху заливать химией и поджигать. И вентиляторы, турбины у всех рвов. Ураган… Это мы сделали этот ураган. Как звали того сержанта, который хотел мне возразить? Не помню. Уже не помню. Зато в учебниках все написано как надо. Пусть будет так".

Маршал снова начал проваливаться в черноту, наполненную болью изношенного тела. Наверно, он застонал, потому что кто-то подошел, несколько голосов обменялись короткими фразами. Короткий укол в руку. Тишина.

Ненадолго.

– Послушайте, маршал.

Он открыл глаза и огляделся. Комната была знакомой – штабной зал с огромным круглым столом, окруженным креслами. Зал был пуст, на столе не было карты, и кресло сейчас было занято только одно, в котором сидел он сам, положив руки на подлокотники. Нет, стоп. Кресло напротив тоже не пустовало.

Маршал быстро оглядел себя – он сидел в мундире со всеми наградами и орденскими лентами. Фуражка лежала рядом на столе.

– Послушайте, маршал.

Сидящий напротив человек кого-то ему напоминал. Грубое лицо, пересеченное шрамом ото лба до подбородка, истрепанная камуфляжная форма. Руки, которые человек неподвижно держал на столе, были костистыми, со сбитыми костяшками пальцев, коротко остриженными ногтями и въевшейся в поры несмываемой грязью. Маршал вспомнил и удивился.