Юлиан Хомутинников - Самолеты, или История Кота (СИ)

Что ещё можно сказать о Матрице? Например то, что он может отремонтировать любой электроприбор в радиусе пяти метров, даже если видит его впервые. Иногда нам даже кажется, что все эти приборы сами начинают работать лучше, как только рядом случается Матрица; такое, правда, бывает нечасто, потому что обычно Матрица не встаёт из-за своих «машин» (это нечто вроде сленгового названия компьютеров). А распологаются «машины» в бывшей «комнате мальчиков», — той самой комнате, на балконе которой квартирует Лохматый. Когда-то они делили, как обычные мальчишки, эту самую комнату, но потом Лохматому захотелось уединения, а Матрице — не знаю, простора, наверное. Так комната и балкон оказались поделены между братьями, притом такое разделение, похоже, полностью устроило обоих.

Ровно напротив «комнаты мальчиков», через проём коридора расположилась «комната девочек». Окна первой выходят на восток: это прихоть япониста-Лохматого; кроме того, из-за такого расположения в комнате почти никогда не бывает солнечно, а это уже по душе тенелюбивому Матрице. Окна второй, соответственно, обращены на запад. Против этого тоже никто не протестует: отчасти потому, что мне всегда больше нравились закаты, отчасти потому, что я — абсолютная, тотальная сова и люблю поспать, а отчасти потому, что протестовать больше некому, ибо Кот, которая могла бы сказать своё веское слово, со мной почти не живёт.

Ну вот мы и добрались до, пожалуй, ключевого персонажа этой истории — Кота.

Кот — это моя старшая сестра. Вообще-то её зовут Василиса, и она, в отличие от братьев, на своё имя вето не накладывала, но все настолько привыкли называть её Котом, что это прозвище стало для неё едва ли не важнее паспортного имени.

Прозвище прилипло к Коту из-за того, что Кот — неисправимая бродяга. Лохматый рассказывал, что «тяга к перемене мест» проснулась в ней годам к 14 и сразу же плотно вошла в привычку. Родители сперва были против и даже пытались что-то предпринимать, но Кота было невозможно удержать. Она неожиданно пропадала и столь же неожиданно появлялась, так что пару лет спустя родители махнули на Кота рукой, ибо уверились в следующем: куда бы Кот не ушла, она всё равно вернётся домой.

И она действительно возвращалась…

В сущности, про Кота здесь будет сказано ещё очень и очень много (даже больше, чем про самолёты), так что пока ограничусь этим.

В заключение, наверное, стоит сказать пару слов о себе, хотя бы потому, что в этой истории я не столько рассказчик, сколько действующее лицо. А что, так ведь тоже бывает, правда?

Будем знакомы: Рудакова Софья Альбертовна. Впрочем, все зовут меня Соней и правильно делают, и не только потому, что мне всего 19. «Софья Альбертовна» — звучит несколько громоздко и весьма претенциозно, вам так не кажется? Что поделать: имена и тем более отчества за нас всегда выбирают другие, а в нашем случае их выбирал папа, который, как бы смешно это ни звучало, тоже терпеть не может своего имени-отчества.

Однако вернёмся ещё ненадолго к моей скромной персоне.

Соня — это не только имя, но ещё и прозвище. Вот уж воистину, далеко моим родным ходить не пришлось, а всё потому, что я очень люблю поспать. Это не значит, что я лентяйка или что-то в этом роде. Просто для меня сон — это, скажем так, более интересная и гибкая версия «реальности» с неизменной фантастической составляющей. А что? Каждому — своё: Лохматый живёт в мире собственных мыслей и неизбежного аниме, Матрица живёт известно где, Кот… Кот, как герой Цоя в «Ассе», на белом свете живёт, пусть и не музыкант. А я живу в своих снах. Ха, ручаюсь, вы сейчас представили меня этакой сомнамбулой, Кэрроловской Ореховой Соней, витающей где-то между сном и бодрствованием? Так ведь? Три «ха-ха»! Я совсем не такая! Я совершенно нормальная девятнадцатилетняя девчонка, ничуть не хуже других! Честно-честно! Работаю в книжном магазине, люблю читать, пробую себя в мелко- и среднемасштабном графоманстве, — ну так, без фанатизма. А сны, ну… Сны — это сны. Я ещё расскажу о них поподробнее, но — позже.

А пока я — сонная, потому что утро; продираю глаза, потому что впору вставлять в них спички, и потому что из небольшого динамика над кроватью доносятся приглушённые стенания Лохматого о том, что он ужасно голоден, и монотонно-хрипло бурчит Матрица, напоминая мне, что сегодня я — дежурный по кухне.

Эта традиция (хотя правильнее было бы сказать «повинность») прижилась у нас примерно лет десять тому назад, когда родители решили, что дети вполне способны сами позаботиться не только о себе, но и о них. Лохматому тогда было 24, Матрице — 19, Коту — 14, а мне — 9, но я была уже весьма самостоятельной личностью.

Дежурный по кухне — это было тяжело, но почётно. В обязанности дежурного по кухне входила готовка завтрака, обеда и ужина, доставка еды по комнатам и последующее мытьё посуды, плюс уборка кухни в конце смены. Каждый в доме был занят своей Исключительно Важной Деятельностью, так что родители резонно решили, что взваливать на кого-то одного эту непосильную ношу неправильно, а вот устроить дежурство — вполне разумно и даже полезно.

Дежурный по кухне в полной мере ощущал значимость возложенной на него миссии и полностью осознавал ответственность за своих голодных собратьев. Ведь кто как не он приготовит еду из того, что сумеет найти в холодильнике и его окрестностях? Кто как не он доставит, как заправский курьер, долгожданное пропитание на самый отдалённый балкон квартиры? Кто как не он вымоет гору посуды, когда закончится день, и усталый, но удовлетворённый, отметится росписью напротив своего прозвища в контрольном листе?

Словом, этой участи каждый избегал, как мог. Родители заявляли, что у них аврал, конь не валялся и вообще самолёт — это вам, детям, не в игрушки играть. Неблагодарные дети, однако, отнюдь не горели желанием брать на себя эту ношу за здорово живёшь, так что родителям обычно ничего не оставалось, как вступить в должность. Иногда они бросали жребий, и тогда дежурным по кухне становился менее везучий, а иногда просто сваливали всё на Лохматого, и Лохматый не особо часто отказывался, потому что Лохматый — мягкий и покладистый.

В отличие от старшего брата, Матрица, узнав о постигшем его несчастье, заявлял, что закажет пиццу — три большие пиццы на завтрак, обед и ужин, — или (когда по дому разносилась страшная весть о Дне Большой Пицце) предлагал Лохматому подменить его за, скажем, три тысячи рублей моментальным переводом на вебмани, — ведь, в отличие от безработного Лохматого, он мог себе это позволить. Кроткий Лохматый смиренно принимал свою судьбу вне зависимости от факта подкупа, и я, будучи девочкой трудолюбивой и прилежной, обычно следовала его примеру, отказываясь только в том случае, если нужно было бежать на работу. При таком раскладе я прибегала к Лохматому и, сделав несчастные глаза, умоляла меня подменить. Отказать мне Лохматый не мог ни при каких обстоятельствах.

А вот Кот никогда не отлынивала, никого не просила её подменить и вообще. Причин тому было две. Первая: Кот была умницей. Вторая: Кота не было дома. В последнем случае дежурным становился следующий по списку, и это, как правило, был Лохматый.

Таким образом, в целом благое начинание обернулось, как водится, стрелочничеством и жульничеством. Лохматый, впрочем, практически не жаловался, лишь иногда вздыхая или ворча что-то невнятное себе под нос, в то время как молчаливое большинство придерживались политики «моя хата с краю — ничего не знаю».

Но это всё — лирика, интродукция и вообще присказка.

Сама же сказка начинается примерно так: сонная Соня медленно бредёт в направлении кухни с попутным посещением ванной, родные томятся голодом и ожиданием, и в этот самый момент…

В этот самый момент Лохматый обнаруживает, что на балконе он не один.

…

Глава 1. Лохматый: Воспоминания второстепенного персонажа.

Знаете, чего я больше всего не люблю в аниме?

Помимо основных персонажей (как правило двух, особенно если аниме школьное) есть ещё персонажи второстепенные. Скажем, одноклассники-друзья главгероев: их тоже немного, в среднем от двух до пяти. Так вот. К примеру, главный герой и главная героиня (и это становится понятно уже с первых серий) должны в итоге стать парой; однако, как правило, кто-то из второстепенных персонажей оказывается влюблён в героя или героиню. Это можно смело назвать законом жанра, а против закона жанра не попрёшь: в конце концов, герой и героиня составят пару, оставив несчастного второстепенного персонажа в отвергнутых.