Шейн Джонс - Остаемся зимовать

Таддеус смотрел на членов Решения, крепко прижимая к груди корзину с яблоками.

Мы поднимаем мятеж, начинаем войну, сказал человек в желтой птичьей маске, против Февраля и всего, что за этим стоит.

Войну, повторил Таддеус.

Да, войну, войну, войну, повторили члены Решения.

Человек в оранжевой птичьей маске продолжил. Нас тошнит от Февраля, который, по нашему убеждению, несет ответственность не только за этот сезон беспросветной серости и снега, но и за конец полета.

Человек в синей птичьей маске наклонился вперед и сунул квадратик пергамента в карман пальто Таддеуса. Он задел корзину Таддеуса, и одно яблоко упало в сугроб.

Помни нас, сказали маски Таддеусу.

И они разошлись в разные стороны, шагали неспешно, грезя о полете.

На въезде в наш город стоит статуя Петра. Петр положил начало миграции птиц. Это привело к эре полета, исключительно славному и радостному времени для нашего города. Небо стало страной путешествий на воздушных шарах, там пролегали птичьи маршруты и проводились эксперименты с летающими машинами. После жарких дней в прохладные вечера мы поднимались на вершину холма, чтобы наблюдать ночной эффект зонтика. Мы бродили босиком по ручьям. Дети разбрасывали кучи пожухлых листьев. Времена года мы называли Весной, Летом, Осенью и Февралем.

Петр верил в жизнь полета, даже когда жрецы привязывали его веревками к воздушному шару, чтобы отправить в убийственные высоты. Петр верил, что месяц Февраль следует исключить из календаря, что такое возможно — разогнать облака длинными шестами и продлить весну и лето. Он говорил, что можно добиться большего, создать утопию: город, в котором будут стоять только Июнь и Июль. Он написал на хранящемся в архиве пергаменте, что Февраль, если позволить ему растянуться, повредит наш разум и похитит наших детей.

Прошлым вечером члены Решения пришли к моему окну. В птичьих масках и черных цилиндрах. Обмотав шеи одним коричневым шарфом. Я сказал, что понимаю необходимость мятежа и защиты нашего города от Февраля. Я напомнил им о тактических приемах, использованных в прошлом году.

Главное, сказали они, думайте о вашей дочери, Бьянке.

Я увидел, что снег скопился в углу потолка. Схватил щетку, чтобы смахнуть его.

Когда я обернулся, члены Решения уходили в снегопад. Казалось, они не идут, а прыгают.

Я закрыл глаза. Представил себе Селах и Бьянку в каноэ, таком узком, что им приходилось лежать головами в разные стороны, положив руки на живот, сжав ноги. Я вообразил два миниатюрных солнца. Закрепил по одному на лбу у каждой. Вообразил, что мои руки превратились в водопад и спокойное озеро внизу, готовое их поймать.

Я знаю, встать — это важно, но мое тело такое тяжелое. Родители стоят у моей кровати, говорят медленно, двигаются еще медленнее. Они сказали, что их мочевые пузыри, по ощущениям, наполнены свинцом, а скоро он наполнит и легкие. Мой отец улыбнулся и побежал на месте, этот прием использовался против Февраля в прошлом году, но я видела слезы в его глазах, а потом он остановился, плечи поникли, голова опустилась чуть ли не к коленям, свинец полился из его рта.

Мои родители забрались ко мне в постель. От запаха мяты у меня заболел живот. Они обнимали меня и говорили, что все будет хорошо, что печаль уйдет из нас, испарится в солнечном свете, точно так же, как летом рассеивается над рекой утренний туман. Моя мать гладила воздушных змеев на моих кистях и руках и говорила мне, что я должна думать о своих легких, как о воздушных шарах.

Мне просто хотелось чувствовать себя в безопасности, сказала я.

Профессор говорил нам, что надо кормить Бьянку листьями мяты, чтобы защитить ее. В редкие теплые месяцы мы засаживали все свободные участки мятой, ухаживали за ней, как могли, а собрав урожай, по вечерам готовили мятный чай, делали мятную ванну и варили

МЯТНЫЙ СУП СЕЛАХ:

8 чашек куриного мяса

2 чашки мятных листьев

3 больших яйца

1/2 чайной ложки соли

1/4 чайной ложки черного перца

Вечером Селах натирает мятными листьями мою бороду и губы. Я шепчу ей на ухо, ты мой воробышек. Всю ночь мы проверяем, как там Бьянка. Когда Бьянка просыпается, она кричит, страшась Февраля. Селах берет Бьянку на руки, и прижимает к себе, и просит ее думать о безоблачном небе, о лосе, который качает ее, пока она держит его за нос.

Таддеус Лоу! Человек, который летает на воздушных шарах. Я проводил дни, собирая живицу деревьев. По-прежнему этим занимаюсь. Вечно весь в живице, с забившимися под ногти кусочками коры.

Я в лесу, снимаю ведра с живицей и тут слышу доносящееся с неба шипение. Поднимаю голову. Вижу тощего бородатого мужчину в корзине, подвешенной к воздушному шару. Шар желтый с зелеными полосами. Он летел всего лишь в нескольких футах над кроной самого высокого дерева. В какой-то момент корзина задела верхушки деревьев, и вниз посыпались сосновые шишки. Одна оцарапала мне нос. Я почувствовал, как выступила кровь, но меня это не волновало.

Однажды вместе с сестрами я поднимался в небо на воздушном шаре, и мы наблюдали, как солнце скатывается к горизонту, облака становятся красными и розовыми. Цвета эти вертелись вокруг нас, будто туман. Мне не следует больше об этом думать, потому что полеты запрещены. Некоторые люди в этом городе говорят, чем больше ты думаешь о полетах, тем сильнее накажет тебя Февраль. А есть еще и жрецы, которые где-то на окраине города сажают под замок тех, кто верил в полеты. Но это всего лишь глупые слухи. Хотя, возможно, и правда. Представься мне такая возможность, я бы раскроил Февралю череп. Размахнулся бы большим ведром с живицей, с силой врезал бы по виску, а потом наблюдал, как ледышки его мозгов разлетаются, словно конфетти.

В последнюю ночь всем горожанам снились облака, расползающиеся, как мокрая бумага в руках.

1. Сегодня члены Решения пытались летать.

2. Попытка провалилась.

3. К черту Февраль, воскликнул один из членов. Другие поддержали его радостными криками. Они очень шумные. Носят птичьи маски. Бросаются яблоками в облака.

4. Воздушный шар завалился набок. Языки пламени взметнулись вверх. Языки пламени вырвались, устремились через поле и поднялись по березам, где сгорели нелетающие птицы.

5. Снег продолжает падать.

6. Пошли разговоры о войне.

рассказал Селах о войне с Февралем. Она купала Бьянку в мятной воде и круговыми движениями терла ей мочалкой спину.

Я не знаю, поможет ли война, сказала Селах.

Это все Решение, ответил Таддеус. Им нечего терять. Я не знаю. Мы должны рассмотреть и этот вариант. Ради нее. Он мотнул головой в сторону Бьянки.

Подойди, сказала Селах, и Таддеус пошел на ее голос, будто это слово стало крючком, заброшенным из ванны.

Он опустился на колени рядом с ванной и погрузился лицом в мятную воду. Бьянка почувствовала его совсем близко у своей спины. Вода поднялась ей до подбородка. Она помнила, каково это, плавать в реке с Июнем. Сливное отверстие в ванне обернулось рыбкой, кусающей ее за пальчик. Таддеус продержал лицо в воде достаточно долго, чтобы борода полностью пропиталась мятой.

Довольно, Селах схватила Таддеуса за волосы и потянула вверх.

Вода лилась с его бороды. Таддеус ушел на кухню, налил себе чашку чая, вернулся в ванную. Смотрел, как жена продолжает купать Бьянку. Старался наклонять чашку, когда пил чай, чтобы Бьянка видела воздушный шар, нарисованный на донышке.

Может, жрецы на самом деле не жрецы. Посмотрите, как колышутся их нелепые одеяния.

Я хочу быть в безопасности. Я хочу жить в черепашьем панцире.

Капли мятной воды падают ему на ладонь. Он потирает руки. Идет в спальню Бьянки и гладит ее руки и ноги ладонями. Она надеется прогнать грусть, которая приходит во сне, напитав мятой ее кожу, в ее легкие и сердце. Таддеус и Селах делают это по очереди, чтобы мята поступала всю ночь напролет.

Перед рассветом Таддеус улавливает запахи меда и дымка, идущие из спальни Бьянки.

Войдя в ее комнату, он видит, что окно открыто и на пол падает снег.

Он отбрасывает одеяло с кровати.

Он оглядывает комнату.

Он заглядывает под кровать.

Он выглядывает в коридор.

Он глядит на свои ноги.

Он глядит на кровать. Он глядит на кровать.

Кровать Бьянки — курган снега и зубов.

Бьянки нет.

Я проводил больше времени в одиночестве на вершине холма. Я не могу вспомнить такого холода, как теперь. Земля промерзшая и черная, городские окна покрыты коркой снега и льда. Когда я разжигаю костер из собранных веток, начинает падать снег и тушит огонь. Я смотрю на небо, по которому катятся серые волны. Меня одолевают усталость и печаль, — моя дочь исчезла — и я чувствую это глубоко внутри. Я ломаю ветку дерева. Кручу ею над головой, описывая гигантские круги, прежде чем зашвырнуть в небо.