Маргерит Дюрас - Голубые глаза, черные волосы

Она остается, тоже не двигаясь, так, как упала, на полу. Когда она поднимается, он все еще неподвижно стоит над ней. Он не плачет. Он ничего не понимает. Они смотрят друг на друга.

Она спрашивает:

— Это с вами никогда не случалось?

— Никогда.

Она не спрашивает, знает ли он, откуда появилась в его жизни эта преграда.

— Никогда с женщиной, вы хотите сказать.

— Да. Никогда.

Голос ее очень нежен. Она повторяет, улыбаясь:

— Вы никогда не желали меня.

— Никогда. Кроме того случая, — он колеблется, — в кафе, когда вы говорили о человеке, которого любили, о его глазах, в то время, когда вы говорили об этом, я хотел вас.

Она накрывает лицо черным платком. Она дрожит. Он говорит, что просит прощения.

Она говорит, что ничего страшного. Это слово теперь уже не имеет никакого значения. Она говорит, что любовь может прийти и так, в то время, когда слушаешь, как говорят о ком-то, какие у него глаза. Она спрашивает:

— И никогда по-другому? Не было ни секунды, когда вы могли бы усомниться в этом?

— Нет, никогда.

— Как можно быть уверенным в этом до такой степени?

— А почему нужно до такой степени хотеть, чтобы я был в этом не уверен?

Она смотрит на него, как смотрела бы на его изображение в его отсутствие. Она говорит:

— Потому что по-другому невозможно.

Она все еще пристально смотрит на него. Она говорит:

— Это невозможно понять.

Она спрашивает его, почему он стремится к чему-то другому, если уверен, что останется таким до самой смерти. Он не знает. Он пытается это понять.

— Может быть, для того, чтобы была какая-нибудь история. Без истории тоже ведь никак нельзя.

— Это правда. Но об этом всегда забываешь. Никак нельзя без какой-нибудь истории, когда пишешь, например, другую историю. Разница между ними и составляет содержание книги.

Проходит много времени, прежде чем она вновь заговаривает. В эти минуты она находится где-то далеко, одна. Без него, он это знает. Она повторяет:

— Так вы никогда не хотели женщину.

— Никогда. Но я иногда понимаю, что можно испытывать такого рода желание, — он улыбается, — что можно ошибаться.

Они оба испытывают волнение. Она, вероятно, точно не знает, что это за волнение, то ли это возвращается страх и на сей раз он сильнее ее, то ли она сама чего-то ждет, даже не догадываясь о том. Она оглядывает комнату, она говорит:

— Забавно, как будто я оказалась неведомо где. Как будто я всегда ждала этого.

Он спрашивает, почему она согласилась прийти к нему. Она говорит, что любая женщина согласилась бы, не зная почему, на этот чистый и безнадежный союз. Что и она, как любая женщина, не знает почему. Она спрашивает: понимает ли он что-нибудь?

Он говорит, что никогда не мечтал о женщине, что никогда не думал о женщине как о ком-то, кого можно было бы любить.

Она говорит:

— Это ужасно. Никогда бы не поверила до встречи с вами.

Он спрашивает: так это ужасно, как не верить в Бога?

Она думает, что да. Страшно, если человек сосредоточен только на себе. Но, должно быть, именно в этом состоянии и чувствуешь себя лучше всего, так гораздо проще переживать отчаяние, с мужчинами, у которых не будет детей, с мужчинами, пренебрегающими своим отчаянием.

Он спрашивает, хочет ли она уйти. Она улыбается ему, она говорит, что нет, лекции в университете еще не начались, и у нее есть время, чтобы оставаться здесь. Благодарю вас, говорит она, но нет. И потом деньги, они мне не безразличны.

Она подходит, берет простыни и уносит их в темную часть комнаты. Она заворачивается в них и ложится стены, на полу. По-прежнему изнемогающая от усталости.

Он внимательно смотрит, как она делает ту же ошибку. Он не мешает ей. И лишь потом, позже, когда она уже уснула, он говорит ей об этом.

Он подходит к ней, разворачивает простыни, чувствуя в них тепло ее спящего тела. Только тогда он говорит ей, что нужно перейти в освещенную часть комнаты. Быть может, думает она, именно этого он хочет, чтобы она вначале ошиблась. Чтобы затем можно было ей напомнить, что она должна делать.

Она просыпается. Она смотрит на него. Она спрашивает: кто вы? Он говорит: вспомните.

Она вспоминает. Она говорит: вы тот, кто умирал в кафе на берегу моря. Он вновь говорит ей, что она должна перейти в освещенную часть комнаты, что таков их договор. Она растеряна. Она думала, что так для него было бы лучше — знать, что она здесь, но не видеть ее. Он не отвечает. Она идет в освещенную часть комнаты.

Несмотря на его просьбу, она часто потом будет уходить спать к стене, завернувшись в простыни. И каждый раз он будет возвращать ее под свет люстры. Она не будет с ним спорить. Она делает то, что он говорит, она оставляет простыни и ложится под светом люстры.

Он никогда не узнает, действительно ли она забывает об уговоре или же таким образом она сопротивляется, обозначает пределы его власти на будущее, о котором они ничего еще не знают.

Она часто будет просыпаться в беспокойстве, не понимая, где находится. Каждый раз она спрашивает, что это за дом. Он не отвечает ей. Он говорит, что сейчас ночь, преддверие зимы, но все еще осень.

Она спрашивает: что это за звуки?

Он говорит: это море за стеной комнаты. А я тот, кого вы встретили однажды вечером этим летом в кафе на берегу моря. И тот, кто дал вам денег.

Она знает, что плохо помнит, почему она здесь.

Она смотрит на него, она говорит: вы тот, кто был в отчаянии. Вы не находите, что мы уже не можем всего вспомнить? Внезапно он тоже думает, что они не могут всего вспомнить, что они едва что-то припоминают. Был в отчаянии, но почему? Они ловят себя на том, что рассматривают друг друга. И внезапно они видят друг друга. Они настолько ясно видят друг друга, что слова в книге замедляют ход, до боли в глазах, так сильно, что они отводят взгляд и закрывают глаза.

Она хочет услышать, как он любил своего потерянного любовника. Он говорит: до изнеможения, больше жизни. Она хочет слушать об этом еще. Он повторяет.

Она закрывает лицо черным платком, он ложится с ней рядом. Их тела не соприкасаются. Они одинаково неподвижны. Она повторяет, подражая ему: до изнеможения, больше жизни.

Вдруг тем же голосом, с той же медлительностью он говорит:

— Он смотрел на меня. Он заметил меня за окном холла и несколько раз посмотрел на меня.

Она сидит в желтом свете люстры. Она смотрит на него, слушает. Она не знает, о чем он говорит. Он продолжает:

— Он подошел к какой-то женщине, и она жестом позвала его идти за ней. Именно тогда я заметил, что он не хочет уходить из холла. Она взяла его за руку и увела с собой. Ни один мужчина бы так не поступил.

Его голос изменился. Медлительность исчезла. Это уже не тот человек, который только что говорил с ней. Он кричит, он говорит ей, что не выносит, когда она так смотрит на него. Она перестает на него смотреть. Он кричит, он не хочет, чтобы она ложилась, он хочет, чтобы она осталась стоять. Она не выйдет отсюда, пока не услышит его историю. Он продолжает.

Он не видел лица женщины, к которой подошел тот мужчина, она смотрела на молодого иностранца и не знала, что кто-то был рядом и смотрел на них. На ней было белое платье.

Он спрашивает, слушает ли она. Да-да, она слушает его, не стоит беспокоиться.

Он продолжает:

— Она позвала его именно потому, что он так пристально смотрел на меня. Ей пришлось закричать, чтобы заставить его отвернуться от меня. Внезапно нас разлучили. Они оба исчезли в двери холла, выходящей на пляж.

Он пытается не плакать. Он плачет. Он говорит:

— Я пошел искать его на пляж, я уже не знал, что я делаю. Потом я вернулся в парк. Я ждал до наступления ночи. Я ушел, когда в холле выключили свет. Я пошел в кафе на берегу моря. Обычно наши истории короткие, я никогда прежде не знал такого. Все это здесь, — он показывает на свою голову, на сердце, — во мне, постоянно. Я закрылся с вами в этом доме, чтобы не забыть его. Теперь вы знаете правду.

Она говорит: это ужасно.

Он говорит о его красоте. С закрытыми глазами он еще может увидеть этот образ во всем его совершенстве. Он видит вновь красный свет заката и его глаза, пугающие в том свете своей голубизной. Он видит белую кожу, какая бывает у любовников. Черные волосы.

Кто-то кричал тогда, но в тот момент он его еще не видел. Поэтому не знает, он ли это кричал. Он даже не уверен, что это кричал мужчина. Он был занят тем, что разглядывал людей в холле. И внезапно раздался крик. Нет, если подумать, этот крик исходил не из холла, а откуда-то издалека, его сопровождало многоголосое эхо, в нем слышалось прошлое и звучало желание. Должно быть, это кричал иностранец, какой-то молодой человек, веселясь или, быть может, чтобы напугать кого-то. А потом женщина увела его. Он обыскал весь город и пляж, но не нашел его, словно эта женщина отвела его бесконечно далеко.