Роберто Пацци - Конклав

Несколько преувеличенная забота Контарини была кардиналу в тягость. Педантичность, с которой Контарини контролировал его гардероб, выбирал ткани, обстановку, обувь, постельное белье, часто вынуждали архиепископа упрямиться и капризничать. И все-таки бытовые мелочи остались за секретарем. Тем более, что в конце концов кардиналу это было на руку: Контарини тонко и деликатно умел подобрать цвета в одежде, правильные продукты, ароматы и цветы для украшения алтаря, знал, кому, какой и по какому случаю предпочтителен подарок тем лицам, что окружали архиепископскую курию.

Как-то в Турине в день его рождения племянник Франческо несколько ревниво отметил:

– Дядя, по крайней мере в день твоего рождения могли бы мы пойти на ужин одни, без твоего сопровождающего?

– Но мы ведь и так в интимной обстановке… – ответил он, улучив момент, когда секретарь удалился поговорить по телефону и не мог услышать этот разговор.

– Ну, не очень-то, с этим человеком… И потом, он так много курит! Между прочим, заметь, – больше меня…

Он и сам хорошо знал слабое место Контарини – курение.

– Ваше Высокопреосвященство, нужно идти сюда, осторожнее, пожалуйста, – здесь начинается винтовая лестница.

Ну вот, Контарини напомнил ему о реальной жизни. Они повернули направо, в тот отсек коридора, где он увидел смутившую его и затем быстро испарившуюся фигуру в сутане.

Никогда не теряя чувства ориентации, Контарини почти бежал, качая головой в такт своим шагам. Вспомнилось, его секретарю было свойственно чувствовать повсюду себя как рыба в воде и находить выход из любой ситуации. Насколько трудно было, например, вести машину по улицам Рима, при большом и хаотичном движении в городе. Конечно, вымпел с флагом Ватикана на капоте означал их право на преимущество. Но и это не всегда выручало. Однако Контарини и здесь, в море автомобилей и автобусов, не терялся. Умел договориться с водителями на площади, со сторожами автостоянок. Говорил с ними спокойно и уверенно, правда, с явным чувством своего превосходства. Последнее, бывало, приводило в бешенство собеседника, но ничто не мешало капеллану достигнуть своей цели – проехать или запарковать машину.

И тогда, в эти моменты кардинал сжимался, задергивал занавески в салоне машины, потому что стыдился резкого тона своего водителя, но при этом никогда не находил мужества укорять его за способы достижения результата. Знал, его смущение заметно, но Контарини умело показывал свою зависимость от него и вынуждал к снисходительности, демонстрируя послушание и кротость.

Спускаясь по узкой винтовой лестнице, он подобрал подол одеяния правой рукой, чтобы не споткнуться. Старые деревянные ступени скрипели при каждом шаге. На лестнице сумрачно – свет от слухового окна едва проникает. Но Контарини шел быстро и, казалось, хорошо видел в этой полутьме. На первой площадке, уже при повороте на нее, они увидели луч света из-под двери, за ней раздавались громкие голоса. Диалог был шумным и беспокойным, похоже, дискутирующим было неважно – слышат их идущие по лестнице или нет. Контарини остановился, обернулся к нему и, слегка улыбнувшись, внимательно посмотрел в глаза. Ждет указаний?

– Идемте же, Контарини… у нас нет времени.

Воспользовавшись приглашением идти дальше, сделал вид, что произнесенные шепотом слова должны были означать не причастность его самого к тем, за дверью, а якобы нежеланием прерывать их оживленную беседу.

– Ну, конечно, Баше Высокопреосвященство, идемте!

Не удивился неестественно оживленному голосу своего секретаря. Смутился что ли Контарини или нет?

Мог поклясться, что Контарини те люди были знакомы, наверняка он знал их по именам. Двумя-тремя пролетами ниже они услышали звук приоткрывающейся двери, и капеллан опять остановился, перегнулся через перила, чтобы посмотреть – кто там.

– Контарини, да перестаньте же, ведь мы опаздываем!

Теперь и он, раздражившись, повысил голос. Это не впервые, когда его секретарь слишком многое на себя берет и хочет спровоцировать его на неосторожный шаг, прикрываясь при этом притворной податливостью в своем служении ему.

Капеллан наконец очнулся и поспешил к следующему пролету лестницы.

Дошли до большой круглой площадки, еще раз спустились, теперь же по широкой лестнице, вошли в крыло дворца, где собрались итальянцы. Проходя в дверь с гербом папы Пия X над ней, услышали:

– Ах, Ваше Высокопреосвященство, какая честь! Преосвященные кардиналы уже у архиепископа Палермо – ждут только вас, – так встретил его приход прелат камеры Его Святейшества. И, после того как поцеловал кольцо, пропустил гостей в помещение.

Тем временем Контарини быстро удалился, чтобы не опоздать на совещание.

– Пожалуйста, Ваше Высокопреосвященство, сюда, в эту сторону.

И быстро-быстро пошел вдоль стены, где были размещены гербы последних понтификов с портретами их секретарей: Мерри дель Валь, Мальоне, Гаспарри, Тардини. Мальвецци последовал за ним. Повернули за угол, обнаружилась длинная лоджия, обращенная на двор Сан Дамазо. В лоджии, сплошь уставленной цветочницами с растущими в них лимонами, он увидел новый коридор, освещенный витражами. Прелат подошел к вырезанной в стене, той же расцветки и поэтому неразличимой, небольшой двери. Открыл ее без стука и посторонился, пропуская вперед кардинала из Турина.

Появился Рабуити, архиепископ из Палермо, пророкотал приветствие глубоким басом. Лицо его излучало веселье, впрочем, как всегда. Губы растянуты в улыбке, создавалось впечатление, что она никогда не исчезает, даже когда нужно решать серьезные и секретные дела, наподобие тех, к которым они должны были вот-вот приступить.

– Как мило с твоей стороны, что пришел, как любезно! Ах, я же говорил нашим друзьям: «Вот увидите, Этторе обязательно придет, увидите, он не пропустит наш завтрак!» – и легонько, как воробей, прихватил Мальвецци за локоть, разворачивая его в сторону другой двери, при проходе через которую из Рабуити полились новые излияния чувств:

– А вот и наш бесценный друг, а вот и наш Этторе!

Вошел в помещение, увидел – гости сидят вокруг роскошно уставленного стола. Накрыто к завтраку, угощение приготовлено с соблюдением установленных правил монахинями из центральных кухонь, – много обильнее того, что ему подавал утром Контарини. Из стены, над головами собравшихся выступало огромное деревянное распятие. Выполненное в классическом стиле Донателло, оно отличалось от того готического, что огорчало его, коленопреклоненного, в собственной келье. Присутствовавшие были в тех же парадных одеяниях, что и он, готовые в любой момент проследовать в Сикстинскую капеллу, где через час должно проходить голосование.

Осмотрел одно за другим лица сидящих. Потом годами они будут появляться вместе с ним на страницах журналов, газет и на экране телевидения. То готовые принять его в своих резиденциях, то в тот момент, когда, рассекая толпу показными улыбками на губах, – как Рабуити, улыбающегося особенно слащаво, – они садились в машину позади него, чтобы сопровождать его в пастырских поездках по Италии. Он не помнил своих комментариев обхаживавшим их журналистам, которым удавалось пробраться за престол святых дворцов, на вопрос о возможности выхода папы из конклава. Кое-кто из сидящих здесь дрожал тогда от одной только мысли об этом, боясь представить себе что-либо подобное. Кое-кто уходил в себя не в силах понять, не то что принять эту горькую чашу. Кое-кто считал себя самым последним человеком, не заслуживающим даже думать об этом. Тем более что, согласно заклинанию против дурного глаза, сложившемуся века назад, каждому иерарху Церкви отказывалось в такой возможности, не говоря уже о надежде на что-либо подобное.

Только у архиепископа из Венеции журналисты не спрашивали ни о чем.

Заметил серебряные сосуды, наполненные шоколадом, тем самым, которым обычно угощали понтификов после первой мессы для восстановления сил после длительного поста. Пока разглядывал волшебство серебряной барочной посуды на столе, которое усиливалось сверканием люстры муранского стекла, зажженной при полном свете дня, увидел Рабуити, придвигающего к нему стул.

– Садись, лучше разговаривать на полный желудок; шоколад все еще горячий, выпей чашечку.

– Да, человек незаменим! Не было другого такого папы, как почивший, который способен был бы нести покой миру и тонко понимать тревоги всего человечества… Теперь мы должны назвать следующего. И надо найти такого, который хотя бы отчасти напоминал прежнего, это не только очень важно, но и трудно, – сразу приступив к главной теме разговора, начал речь экспрессивный архиепископ из Сицилии. И тут же продолжил: – Поэтому мы должны хорошо подготовить голосование и очень постараться организовать большинство. Но для этого надо найти практически идеальные и самые глубокие аргументы. Наша согласованность по цифре большинства обязательна, недопустимо шатание в наших рядах, как это происходило, к сожалению, в последние дни. И до сегодняшнего дня я не хотел опираться на различие в рангах нашей среды.