Невил Шют - Крысолов

Маржан, маленький поляк, тоже заподозрил неладное. Он сел в сторонке на траву и угрюмо молчал; с тех пор как их арестовали, он, кажется, не вымолвил ни слова. Розе тоже явно было не по себе; она бродила взад и вперед, разглядывала высокую ограду, будто надеялась найти лазейку для бегства. Младшие дети оставались беззаботны; Ронни, Пьер, Биллем и Шейла то бегали по саду и затевали какую-нибудь игру, то останавливались, сунув палец в рот, и разглядывали немца-часового.

Вскоре, оглянувшись на старика, Николь увидела, что он уснул в кресле.

Весь день они провели в саду, возвращались в свою тюрьму только чтобы поесть. Обед и ужин, так же как утренний кофе, им принес под конвоем тот же молчаливый маленький официант; это была хорошая, сытная еда, отлично приготовленная и заманчиво поданная. После ужина солдаты вынесли стол и стулья и знаками показали, что пленники могут разложить свои постели. Они так и сделали и уложили детей спать.

Немного погодя Николь и Хоуард тоже легли.

Старик поспал какой-нибудь час, и вдруг дверь распахнул немецкий солдат. Наклонился и потряс Хоуарда за плечо.

— Kommen Sie, — сказал он. — Schnell, zur Gestapo.[110]

Хоуард устало поднялся, в темноте натянул куртку, надел башмаки. Со своей постели Николь сказала:

— Что такое? Можно мне тоже пойти?

— Не думаю, дорогая, — ответил он. — Им нужен я.

— Нашли время! — возмутилась Николь.

Солдат сделал нетерпеливое движение.

— Не волнуйтесь, — сказал девушке Хоуард. — Должно быть, опять допрос.

Его вывели, и дверь за ним закрылась. Николь встала, надела платье и села ждать в темноте, на своем матрасе, среди спящих детей, полная недобрых предчувствий.

Хоуарда привели в комнату, где их допрашивали в первый раз. За столом сидел офицер гестапо, майор Диссен. Перед ним на столе недопитая чашка кофе, комната полна сигарного дыма. Солдат, приведший Хоуарда, деревянно отсалютовал. Офицер что-то коротко сказал ему, тот вышел и закрыл за собой дверь. Старик остался наедине с майором Диссеном.

Он взглянул на стенные часы. Было немного за полночь. Окна завешены одеялами — затемнение.

Но вот немец поднял голову и посмотрел на старика, стоящего у стены.

— So, — сказал он. — Опять этот англичанин.

Он открыл ящик, достал большой автоматический пистолет. Вынул обойму, осмотрел, вставил на место и щелкнул затвором. И положил заряженный пистолет перед собой на бювар.

— Мы одни, — сказал он. — Как видите, я не намерен рисковать.

Старик слабо улыбнулся.

— Меня вам бояться нечего.

— Возможно, — сказал немец. — Зато вам следует бояться меня, и еще как.

Настало короткое молчание. Потом немец сказал:

— Предположим, в конце концов я выпущу вас в Англию. Как вам это понравится, а?

Сердце старика подскочило и снова забилось ровно. Вероятно, это ловушка.

— Я был бы очень благодарен, если бы вы позволили мне увезти детей, — тихо сказал он.

— И мадемуазель тоже?

Хоуард покачал головой.

— Она не хочет ехать. Она хочет остаться во Франции.

Диссен кивнул.

— Мы тоже этого хотим. — Он помедлил. — Вы сказали, что будете благодарны. Сейчас увидим, не пустая ли это болтовня. Предположим, я отпущу вас с вашими детьми в Англию, чтобы вы могли отправить их в Америку. Окажете вы мне небольшую услугу?

— Смотря какую услугу, — сказал старик.

— Торговля! — вспылил гестаповец. — С вами, англичанами, всегда так! Стараешься вам помочь, а вы начинаете торговаться. Не в таком вы положении, чтобы ставить условия, мистер англичанин!

— Я должен знать, чего вы от меня хотите, — стоял на своем старик.

— Дело совсем не трудное, — сказал немец.

Короткое молчание.

Диссен небрежно протянул руку к пистолету, забарабанил по нему пальцами.

— Надо отвезти в Америку одну особу, — сказал ом с расстановкой. — Я хотел бы избежать огласки. Будет очень удобно, если она поедет с вашими детьми.

И уже с откровенной угрозой взял в руку пистолет.

Хоуард посмотрел на гестаповца в упор.

— Если вы хотите сказать, что намерены использовать нас как ширму для агента, которого засылают в Америку, я на это не пойду.

Указательный палец охватил спусковой крючок. Немец побелел от бешенства. Взгляды их скрестились, на добрых полминуты оба застыли.

Гестаповец первый отвел глаза.

— С ума сойдешь с вами, — сказал он желчно. — До чего упрямый, несговорчивый народ. Вам предлагаешь дружбу, а вы отказываетесь. Вечно в чем-то нас подозреваете.

Хоуард молчал. Не надо лишних слов. Они не помогут.

— Слушайте внимательно, — сказал немец, — и постарайтесь при всей своей, тупости понять, что вам говорят. В Америку поедет не агент. Это маленькая девочка.

— Девочка?

— Девочка пяти лет. Дочь моего погибшего брата.

Пистолет, зажатый в его руке, лежал на бюваре, но был направлен прямо на Старика.

— Дайте мне разобраться, — сказал Хоуард. — Вы хотите, чтобы я вместе с другими детьми отвез в Америку немецкую девочку?

— Вот именно.

— Кто она и куда едет?

— Я же вам сказал, кто она. Дочь моего брата Карла. Ее зовут Анна Диссен, сейчас она в Париже. — Немец минуту поколебался. — Поймите, — продолжал он, — нас было трое. Мой старший брат, Руперт, сражался в первую мировую войну, потом переехал в Америку. У него теперь свое дело в Уайтфоллсе, бакалейная торговля. Он теперь американский гражданин.

— Понимаю, — в раздумье произнес Хоуард.

— Мой брат Карл был обер-лейтенант четвертого танкового полка второй бронетанковой дивизии. Несколько лет назад он женился, но брак был неудачный. — Он замялся, докончил поспешно: — Девушка была не полноценная арийка, это не приводит к добру. Были неприятности, и она умерла. А теперь и Карл тоже умер.

Он невесело задумался.

— Я очень сожалею, — мягко сказал Хоуард, и это была правда.

— Его погубило английское вероломство, — угрюмо продолжал Диссен. — Он гнал англичан от Амьена к побережью. Дорога была забита беженцами, и он расчищал путь своему танку пулеметами. А среди этих беженцев прятались английские солдаты. Карл их не видел, и они закидали бутылками с бензином башню танка, бензин просочился внутрь, а потом они подожгли танк, и он вспыхнул. Мой брат откинул люк, хотел выскочить, и англичане сразу его застрелили, он не успел сдаться. Но он уже сдавался, и они это знали. Никто не может драться в горящем танке.

Хоуард молчал.

— Так вот, теперь надо позаботиться об Анне, — сказал Диссен. — Я думаю, ей будет лучше у Руперта, в Америке.

— Ей пять лет? — переспросил Хоуард.

— Пять с половиной.

— Хорошо, я с удовольствием возьму ее, — сказал Хоуард.

Немец смотрел на него в раздумье.

— А скоро вы потом отошлете детей из Англии? Сколько их поедет в Америку? Все?

Хоуард покачал головой.

— Сомневаюсь. Трое из шестерых поедут безусловно, но еще двое — англичане, а у девочки-француженки отец в Лондоне. Может быть, и эти захотят поехать, не знаю. Но трех других я отошлю не позже чем через неделю. Конечно, если вы дадите нам уехать.

Немец кивнул.

— Дольше не тяните. Через полтора месяца мы будем в Лондоне.

Молчание. Потом Диссен сказал:

— Не воображайте, будто я сомневаюсь в исходе войны. Мы покорим Англию, как покорили Францию, вам против нас не устоять. Но еще много лет будет война с вашими доминионами, и, пока она не кончится, Детям будет голодно — что здесь, что в Германии. Маленькой Анне лучше жить в нейтральной стране.

Хоуард кивнул.

— Хорошо. Если вы хотите ее отослать, пускай едет с моими детьми.

Гестаповец впился в него взглядом.

— Не пробуйте меня надуть. Помните, у нас останется мадемуазель Ружерон. Она может вернуться в Шартр и жить с матерью, но пока я не получу от моего брата Руперта телеграмму, что маленькую Анну благополучно доставили ему, мы с этой мадемуазель глаз не спустим.

— Она будет заложницей? — тихо спросил старик.

— Она будет заложницей. — Немец посмотрел вызывающе. — И еще одно. Если вы проболтаетесь, вашей молодой леди не миновать концлагеря. Не вздумайте распускать обо мне всякое вранье, как только доберетесь до Англии. Запомните, это даром не пройдет.

Хоуард поспешно соображал.

— Тут есть и другая сторона, — сказал он. — Если у мадемуазель Ружерон будут неприятности с гестапо и я услышу об этом в Англии, вся история попадет в английские газеты и будет передана по радио на немецком языке с упоминанием вашего имени.

Диссен рассвирепел:

— Вы смеете мне угрожать?

Старик слабо улыбнулся.

— Не стоит говорить об угрозах, — сказал он. — Мы зависим друг от друга, и я хочу с вами условиться. Я возьму вашу девочку, и она благополучно доедет в Уайтфоллс, даже если мне придется отправить ее через океан лайнером. А вы позаботьтесь о мадемуазель Ружерон и смотрите, чтобы с ней не случилось ничего плохого. Такой уговор подходит нам обоим, и мы сможем расстаться друзьями.