Мишель Уэльбек - Платформа

В наши дни путешествовать на самолете любой компании, независимо от направления, – значит подвергаться бесчисленным унижениям в течение всего полета. Вы вынуждены сидеть, скрючившись на смехо­творно маленьком пространстве, откуда невозможно выбраться, не по­тревожив соседей по ряду, а стюардессы с фальшивыми улыбками сразу огорошивают вас чередой запретов. Когда вы еще только ступили на борт самолета, их первое движение – завладеть вашими личными веща­ми и запереть их в ящики для багажа: теперь вы ни под каким предлогом не получите их до самого приземления. Девицы эти будут придираться к вам всю дорогу, запрещать всякое передвижение и вообще какое-либо действие, кроме предписанных распорядком: дегустация содовой, про­смотр американских видеофильмов, покупка беспошлинных товаров. Постоянное ощущение опасности подпитывается проносящимися в уме картинами авиакатастроф, а вынужденная неподвижность в замкнутом пространстве вызывает сильнейшие стрессы: во время некоторых даль­них перелетов наблюдались даже случаи смерти пассажиров от сердечного приступа. Экипаж со своей стороны исхитряется доводить стрес­совое состояние до критической точки, не позволяя вам бороться с ним привычными средствами: вам не дают курить, читать, а в последнее вре­мя все чаще и чаще – пить. Хорошо еще эти мерзавки вас не обыскивают, а потому, как опытный пассажир, я смог запастись необходимым для вы­живания набором: таблетки Nicopatch по 21 мг, пачка снотворного, бу­тылочка «Южного комфорта». Когда мы пролетали над бывшей Восточ­ной Германией, я забылся глубоким сном.

Меня разбудило ощущение тяжести на плече и чье-то жаркое дыха­ние. Без лишних церемоний я водворил на место своего соседа слева, он тихо заворчал, но глаз не открыл. Это был могучий детина лет тридцати с остриженными под горшок светло-каштановыми волосами; наружность его не показалась мне неприятной или нахальной. Было даже что-то тро­гательное в том, как он закутался в предоставленное авиакомпанией неж­но-голубое одеяло, положив на колени свои мозолистые ручищи. Я подо­брал с полу книжонку, которую он уронил: паршивый английский бестселлер некоего Фредерика Форсайта. Я читал одно творение этого кретина, сплошь состоящее из дифирамбов Маргарет Тэтчер и страши­лок о Советском Союзе, именуемом империей зла. Интересно, чем пробав­ляется он теперь, после падения берлинской стены. Я полистал новейший опус: похоже, роль злодеев отводилась здесь всяким красно-коричневым и сербским националистам – писатель шагал в ногу со време­нем. Что касается его любимого героя, зануды Джейсона Монка, то он вернулся на службу в ЦРУ, заключившим временный союз с чеченской ма­фией. Ну и ну, подумал я, кладя романчик соседу на колени, хорошеньких же нравственных принципов придерживаются авторы современных бестселлеров! В качестве закладки сосед использовал сложенный втрое листок бумаги, в котором я узнал брошюрку «Нувель фронтьер»: итак, я познакомился с первым своим попутчиком. Он мне нравился: славный парень и наверняка куда менее эгоцентричный и нервозный, чем я. Я взглянул на экран, где сообщались сведения о полете: вероятно, мы уже миновали Чечню, если вообще над ней пролетали; температура за бортом минус 53 °С, высота полета 10143 метра, местное время 00:27. Потом цифры на экране сменились картой: мы вошли в воздушное пространст­во Афганистана. За окном, разумеется, ничего, кроме тьмы кромешной. В любом случае талибы в своих грязных лачугах, наверное, уже спали. «Спокойной ночи, талибы, спокойной ночи… Хороших вам снов…» – пробормотал я и проглотил вторую таблетку снотворного.

Самолет приземлился около пяти утра в аэропорту Донг-Мыанг. Я с тру­дом продрал глаза. Мой сосед слева уже встал и топтался в очереди на выход. В коридоре по дороге в зал прибытия я потерял его из виду. Но­ги у меня были ватные, язык не ворочался, в ушах стоял отчаянный гул. Едва автоматические двери выпустили меня наружу, я словно шагнул в жерло вулкана. Градусов тридцать пять, не меньше. Жара в Бангкоке особенная, масляная, наверное, из-за сильно загрязненного воздуха; про­ведя некоторое время на улице, вы ощущаете, будто покрылись тонкой пленкой гари. Первые тридцать секунд я не мог дышать. Я старался не отстать от нашей сопровождающей, которую и разглядеть как следует не успел, заметил только, что она сдержанна и воспитана – впрочем, многие таиландки производят именно такое впечатление. Рюкзак фир­мы «Лау Про Гималайа Треккинг» резал мне плечи – это был самый до­рогой, какой я смог найти в «Бывалом туристе»: гарантия пожизненная. Внушительная штука: стального цвета, с карабинами, особыми фирмен­ными липучками, молниями, функционирующими при температуре минус 65 °С. Содержимое его, увы, было куда скромней: несколько пар шорт, несколько футболок, плавки, специальные ботинки для ходьбы по кораллам (125 фр. в «Бывалом туристе»), несессер со всеми необходимы­ми лекарствами, какие рекомендует «Гид Рутар», портативная видеока­мера JVC HRD-9600 MS с батарейками и запасными кассетами и два аме­риканских бестселлера, купленных в аэропорту наугад.

Автобус «Нувель фронтьер» стоял метрах в ста от входа. Внутри могу­чего шестидесятичетырехместного «Мерседеса М-800» в полную силу ра­ботали кондиционеры: входя в него, вы словно попадали в морозильную камеру. Я устроился у окна слева, в середине салона: перед собой я видел еще дюжину пассажиров, в том числе и соседа по самолету. Рядом со мной никто не сел – похоже, свою первую возможность слиться с коллективом я упустил, зато сохранил все шансы схлопотать хорошенький насморк.

Еще не рассвело, но все шесть рядов автострады, ведущей в Бангкок, уже были запружены автомобилями. По обочинам билдинги из стекла и стали чередовались кое-где с массивными бетонными сооружениями в духе советской архитектуры. Банки, отели, офисы компаний электрон­ной техники, преимущественно японских. После поворота на Чатучак автострада вознеслась над сетью дорог, опоясывающих центр города. На пустырях между светящимися отелями глаз начинал различать скоп­ления домишек, крытых железом. В освещенных неоном ларьках на ко­лесах предлагали суп и рис, дымились жестяные котелки. При выезде на Нью-Петчабури-роуд автобус слегка сбавил скорость. Мы увидели фанта­смагорические очертания дорожной развязки, асфальтовые спирали ко­торой, казалось, висели в небе, озаренные рядами прожекторов из аэро­порта; описав длинную дугу, автобус снова выехал на скоростную магистраль.

Бангкокский «Палас Отель» принадлежал к сети гостиниц, близких к компании «Меркурий», и придерживался схожих принципов в отноше­нии питания и качества обслуживания – все это я почерпнул из брошю­ры, которую подобрал в холле, ожидая, пока ситуация немного прояс­нится. Было начало седьмого утра – полночь в Париже, подумалось мне без всякой связи, – но вокруг уже царило оживление, и ресторан от­крылся для завтрака. Я сел на скамейку, у меня по-прежнему кружилась голова, шумело в ушах, и начинало подташнивать. По выжидательным позам стоявших рядом людей я угадал в них членов нашей группы. Тут были две девицы лет по двадцать пять блядоватого вида, впрочем, непло­хо сложенные и смотревшие на все с презрением. В отличие от них че­та пенсионеров – он из породы живчиков, она поугрюмее – с восхище­нием взирала на внутреннее убранство отеля, состоящее из зеркал, позолоты и люстр. В первые часы жизни коллектива общение в нем но­сит, как правило, фатический характер, то есть сводится к установлению контактов; этой стадии свойственны употребление банальных фраз и слабая эмоциональная вовлеченность. Как утверждают Эдмундс и Уайт [2], формирование мини-групп отчетливо заметно лишь на первой экскурсии или во время первого совместного завтрака.

Я вздрогнул, чувствуя, что теряю сознание; чтобы как-то приобод­риться, закурил: снотворное оказалось слишком сильным, я от него был сам не свой; более слабые, впрочем, на меня не действовали – положе­ние складывалось безвыходное. Чета пенсионеров топталась на месте, медленно поворачиваясь по кругу; супруг хорохорился и, не находя, кому бы конкретно улыбнуться, обводил улыбкой весь окружающий мир. В предшествующей жизни они, наверно, были мелкими торговцами – ни­чего другого не придумаешь. Услышав свое имя, экскурсанты поочередно подходили к сопровождающей, получали ключи, поднимались в номе­ра – словом, рассеивались. Мы могли позавтракать прямо сейчас, напо­минала тайка звонким поставленным голосом, могли отдохнуть – по же­ланию. В четырнадцать часов – прогулка по кхлонгам [3], встреча в холле.

Широкое окно моего номера выходило на скоростную магистраль. В половине седьмого утра движение по ней было интенсивным, однако сквозь двойное стекло до меня доносился только слабый гул. Фонари уже погасли, а сталь и стекло еще не засверкали дневным солнцем – го­род был равномерно сер. Я заказал дежурному двойной эспрессо и загло­тал его с эффералганом, долипраном и двойной дозой осциллококсинума, затем лег и попытался закрыть глаза.