Андрей Буровский - Необъяснимые явления. Это было на самом деле

Считается, что ученые – невероятные рационалисты. Что ко всему они походят сугубо «положительно», разумно, и уж конечно, никогда не отрицают фактов. Считается, что твердо установленные факты для ученых священны, и сами ученые очень любят распространять о самих себе такие слухи.

Это представление есть совершеннейшая неправда. Большинство ученых по своей натуре невероятные мистики, их мышление построено абсолютно иррационально. В самой основе современной науки лежит совершенно никем никогда не доказанное, абсолютно произвольное положение о том, что мир сугубо материален.

Так сложилось исторически, с XVIII века, когда по Франции с воплями «Раздавите гадину!!!» бегала шайка так называемых энциклопедистов. Эти люди совершенно точно знали, что чего не спохватишься – того и нет; что ни Бога нет, ни дьявола и что в мире нет и не может быть ничего невидимого глазу. Действовали они, разумеется, вовсе не из рациональных, а из чисто идеологических и политических… а очень часто и просто хулиганских побуждений. Многие из «энциклопедистов» были редкостными неудачниками, и жгуче завидовали людям более умным, состоятельным и интересным. Многие их тексты отражают просто судорожную зависть и ненависть к тем, кто имеет успех у женщин. Другие обнаруживают четкий эдипов комплекс, то есть патологическую ненависть к отцу и вожделение к матери. У третьих прослеживаются признаки весьма своеобразной половой ориентации.

Эти удивительные люди «совершенно точно знали», что «Бога нет», что служение обществу и королю – блажь и глупость, что супружеская верность – смешна и старомодна, а порядочность – свойство деревенщины. Реально существующий мир (в том числе и науку) они ненавидели и презирали, а все известное о мире «энциклопедисты» изо всех сил старались привести к своим убогим представлениям.

Степень вреда, причиненного всей мировой цивилизации этой рычащей ненавистью, хлюпающей кровью бандой, организовавшей целую серию революций по всей Европе, еще не изучена и не оценена должным образом.

В своей «Энциклопедии» эти бравые ребята вполне серьезно писали о том, что на свете не существует никаких таких метеоритов: «С неба не падают камни, потому что на небе нет камней». Они же вполне серьезно писали, что не существует никакой жизни после смерти тела и что нетленность мощей придумали «попы», чтобы обманывать «народ».

Современная наука, увы, развивалась под огромным влиянием французских погромщиков. Ученый, как правило, невероятнейший мистик и даже мракобес: слишком многое он «знает» заранее. Знает без обсуждения и даже без получения каких-либо сведений. Он «точно знает», что не существует ни Господа Бога, ни бессмертной души у человека, ни нечистой силы, ни даже почему-то экстрасенсорных явлений. Казалось бы, получив сведения о чем-то необычном, например об «упавшем с неба камне» или о мальчике, который читает пальцами ног, ученый должен немедленно выехать туда, где находится или обитает это отклонение от известного и всесторонне изучить это явление. Но, как правило, ученый поступает совсем иначе.

Так же как товарищ Мирабо не желал знать о существовании метеоритов, ученый ХХ века делает вид, что привидение в здании Института археологии в Таллине придумано экзальтированными дамочками, и нипочем не пойдет проверять, а существует ли само явление? Да и зачем, если они все знают заранее? Ведь «каждый умный» и «каждый порядочный» человек точно знает, что не существует никаких привидений!

Так же ученые относятся ко всему, что связано с невидимым миром, и очень ко многим вполне материальным явлениям, например к «снежному человеку» или к хождению с лозой. Еще недавно так же относились к геомагнитным аномалиям: полагалось считать, что их не существует, а всякий ученый просто боялся этим заниматься и даже обсуждать, ведь тогда он оказался бы «чудаком» и не вполне «своим» человеком.

Для большинства ученых до сих пор материализм примерно то же самое, что обрядоверие для москалей XVI века, а марксизм – для коммунистической номенклатуры. Играть «не по правилам» рискованно в любой среде. Ученые попросту боятся нарушать нормы, принятые в их сообществе, заслужить репутацию опасных чудаков и смутьянов. А то заслужишь – и окажешься отлучен от общения с коллегами, приглашения в коллективы разработчиков и в редколлегии, на конгрессы и на конференции – то есть от всей профессиональной жизни.

Здесь пора сделать важную оговорку: слишком часто науку и нравы ученых «критикуют» те, для кого попросту оказался «зелен виноград», кто хотел бы, да не смог сделать научную карьеру. Или злая полуграмотная деревенщина, блестяще описанная у Шукшина в его «Срезал».

Ну так вот, я уже четвертое поколение в своей семье, которое кормится науками и имеет ученые степени. В 32 года я стал кандидатом исторических наук, а в 39 – доктором философских. Я автор более двухсот печатных работ, в том числе 5 монографий, мои статьи постоянно выходят в таких престижных журналах, как «Российская археология» и «Общественные науки и современность».

Так что уж простите, но это не я «не дотягиваю» – скорее уж «не дотягивают» коллеги, с упорством неудачников сидящие на убогом «материализме» времен Вольтера, Гольбаха и прочей полусумасшедшей погани.

В экспедициях я работал с подросткового возраста, начал ездить в 13 лет в экспедицию мамы, Елены Вальтеровны Буровской. Волей-неволей маленький «экспедишник» становился свидетелем многого, о чем ученые не говорили… А если начинали говорить, то поджимали губы и подергивали плечами, словно мироздание лично обидело их, не желая соответствовать их диким представлениям, и заслуживает за это теперь только презрения.

Хорошо это или плохо, не знаю, но стал я не ботаником и не лесоводом, а нарушил семейную традицию. Много лет я был археологом и уже в этом качестве не только в экспедициях, но и работая с материалами раскопок, не раз сталкивался с удивительными явлениями… о которых коллеги категорически отказывались говорить, а очень часто даже думать.

На протяжении своей многогрешной и бурной жизни я поддерживал отношения со множеством ученых разных направлений. Не раз и не два доводилось мне слышать нечто в духе: «Ну вот тебе, ладно, расскажу, но вообще это же ерунда какая-то получается… Ты если про это говорить будешь, на меня не ссылайся!». В частности, очень интересное сообщение о встрече со «снежным человеком» я получил от доктора геолого-минералогических наук, который в свое время сильно пострадал от «неверия» ученого мира в геопатогенные зоны.

Эти заметки я так и разделил на четыре части: рассказы археолога, рассказы ученого, рассказы «экспедишника». Особняком стоят «рассказы горожанина» – истории, которые известны мне просто как жителю города Красноярска. В них я свел самые яркие истории из тех, которым был свидетелем или слышал от надежных людей.

Многие университеты (не только сибирские) имеют свои стационары для летней практики студентов. На каждом таком стационаре всегда живет какой-то персонал: сторожа, кастелянши, технички. Летом нанимают или привозят из университета еще и всех, кто будет кормить прорву студентов и преподавателей. Зимой стационар редко совсем забрасывают, но большую часть персонала увольняют, оставляя сторожа или, для большего веса, «технического директора» лагеря. Задача такого «технического директора» – сторожить домики, чтобы их не пожгли туристы (случаи бывали), и нехитрое барахло: матрацы, панцирные сетки, простыни, прочую мелочь.

На стационаре одного из крупных университетов Западной Сибири работал местный мужичок лет пятидесяти. Жил он не в деревне, а на самом стационаре, километрах в семи от деревни, в сторожке, данной ему университетом, и вел какое-то нехитрое хозяйство. Зимой он охотился, а университетское начальство иногда использовало стационар как базу отдыха. Тогда дядя Ваня выдавал приехавшим лыжи, учил кататься неумеющих и вообще развлекал, как мог, опекал. Организованные дядей Ваней жительницы деревни за небольшую плату кормили приехавших, радуя желудки и сердца отдыхающий.

Для всех, от ректора до студентов, он так и был – дядя Ваня, загорелый дочерна, очень жилистый и сильный, прекрасно знающий и сильно любящий лес. Всегда он интересовался занятиями, с увлечением смотрел в микроскопы, радостно всплескивал руками: «Ты посмотри!» – и вообще очень поддерживал дух исследования и науки.