Линн Эндрюс - Шаманка

Я хочу выразить искреннюю благодарность Д. Латимеру, волку-проводнику многих писателей. Стоит ли говорить о том почтении и благодарности, которую я испытываю к моему издателю, Клайтону Карлсону! И спасибо Тебе, Розалин Брюер, сестра моя, знающая тень свою.

Особая благодарность моим любимым шаманам-учителям, без которых эта книга никогда не была бы написана.

Вдалеке над холмами взошла желтая луна. Небо было прекрасным и необъятным, а койоты пели свои грустные песни.

Я сидела у костра рядом со старой индианкой. Ее широкоскулое лицо было сморщено, как сухое яблоко, а длинные косы свисали ниже плеч. Поверх зеленой накидки, сделанной из пледа, онаносила ожерелье, символизирующее Магическое Колесо.

- Твоя жизнь - это путь, - сказала она.

Я с трудом разбирала ее слова из-за сильного акцента.

- Знаешь ли ты об этом или не знаешь, но ты вышла на поиск видений. Хорошо иметь видение или сон, - продолжа ла она.

Я не могла отвести от нее глаз. Казалось, она внутренне менялась каждую минуту. И хотя ей было нелегко объясняться по-английски, чувствовалось, что она обладает обширными знаниями. Таких знаний я еще не встречала ни у одного человека. Ее манера держаться была исполнена достоинства.

- Главное - это женщина, - сказала она. - Мать-земля принадлежит женщине, а не мужчине. Она несет пустоту.

Это были первые ее слова, обращенные ко мне. Затем я стала ее ученицей. Она - шаманка-хейока *.

Мне суждено было идти ее путем на протяжении семи лет. Эта книга -повесть о моем путешествии по ее миру, странному и прекрасному, - миру, где празднуют силу женщины. Силу, которую она показала мне так явно.

Я иду по дороге, ведущей вдаль. Прерия покрыта редкими кустиками шалфея и кедровым стлаником. Я думаю о безлюдной долине в лунном кратере. В этой странной тиши я приближаюсь к какому-то 'изукрашенному шкафчику. Красота его отделки поражает. Сквозь полупрозрачную дверцу я могу видеть все, что находится внутри. Через стекло его левой дверцы на меня смотрит лицо древней индианки. Справа я вижу иссиня-черную ворону. Все это напоминает мне картины Магритта **.

Женская голова резко и ритмично раскачивается вперед и назад, словно метроном.

- Сколько раз я повторяла тебе, - упрекает она меня, продолжая покачивать головой, - свадебная корзинка не продается. Ты должна заслужить ее.

Меня бранят. Мое внимание сейчас обращено к горящему глазу вороны, чье тело начинает поворачиваться в сторону лица старухи, повторяя все те же движения метронома.

Я пугаюсь. Ворона начинает подражать голосу женщины. Два голоса становятся отчетливыми и сварливыми. Я вздрагиваю всем телом.

- Ну как, готова? - спросил меня Иван, которому не терпелось покинуть выставку.

- Еще не совсем. Ты не поверишь, но я нашла кое-что интересное.

Я пришла на открытие выставки фотографий Штейглица* в Галерею Гровера со своим другом, врачом-психиатром Иваном Димитриевым. В галерее было не протолкнуться - на каждом шагу попадались меценаты и псевдознатоки искусств, но я предвидела, что так будет, и это не тревожило меня. По-настоящему меня смущала сама выставка. Она была какой-то застывшей и бесцветной.

И вдруг я увидела ту фотографию.

- Погоди, Иван, это не может быть Штейглиц, - сказала я, хватая своего спутника за рукав.

Мы остановились перед фотографией старинной индейской корзинки. Взгляд Ивана все еще выражал недовольство, скуку и желание уйти поскорее домой.

- Какая необычная композиция, - сказала я, присмат риваясь повнимательнее, - но это совсем не похоже на Штейглица.

Я не могла отвести взгляд от корзинки. Ее украшал замысловатый рисунок, в котором угадывался дельфин со змеей или молнией. Я уже давно коллекционирую произведения индейского искусства, но никогда прежде не видела ничего подобного. Что-то необычное было и в самом плетении. Трудно было сказать, сплетена корзинка или вывязана. Меня пленило совершенство ее формы. Не знаю, откуда она появилась, но эта корзинка уже давно существовала в моем подсознании. Фотография размером восемь на десять дюймов с тем мистическим желтоватым оттенком, который у меня никогда не ассоциировался со Штейглицем. Интересно, когда он мог сделать ее? Мой взгляд упал на аккуратную табличку, прикрепленную к стене под фотографией. Я стала искать на ней дату. Вот она, а рядом название: «Свадебная корзинка». Но тут меня ждал другой сюрприз. Имя художника было Мак-Киннли - одинокий островок в море Штейглица.

Во взгляде Ивана мелькнуло нетерпение.

- Знаешь ли ты этого фотографа, Мак-Киннли? - спросила я.

- Нет, и не узнал бы никогда его работ, но зато я всегда узнаю псевдоинтеллектуалов и самозванцев от искусства, как только встречаюсь с ними. Идем отсюда побыстрее - не терпится выпить.

- Но я хочу получить эту фотографию, - запротестовала я.

- Приходи сюда завтра без меня и закажи ее, - буркнул Иван, вытаскивая меня за руку из толпы.

- По крайней мере, дай мне хотя бы записать имя, -взмолилась я, роясь в сумочке и тщетно пытаясь найти ручку и блокнот.

Подняв голову, я увидела, как Иван машет мне рукой.

«А, ничего, запомню: «Свадебная корзинка», художник Мак-Киннли», - сказала я сама себе и устремилась к Ивану.

С этой ночи мне стали являться странные видения. Я не могла спокойно уснуть. За окном спальни в кроне каштана кричала сова. Укрывшись с головой одеялом, я лежала безмолвно и неподвижно. Когда я начала засыпать, образы свадебной корзинки, темные и таинственные, явились ко мне в видениях. Сон, словно вихрь, с диким звуком ворвался в мое сознание. Я тут же проснулась и села в кровати, с испугом глядя прямо перед собой. Резко отбросив одеяло, я зашагала в ванную, зажгла свет, открыла аптечку и стала рыться в ней, боясь увидеть в зеркале летающие тени. Флакончик с аспирином выпал из моих рук и разлетелся тысячей осколков. «Черт!» - пробормотала я, стукнувшись головой о рукомойник после того, как собрала таблетки и осколки стекла.

Глотнув содовой, я снова потащилась в спальню и плюхнулась в постель. Если не считать тонких лучей лунного света, играющих на моем лице, комната была совершенно темной. Мне вспомнился рассказ Анаис Нин, где героиня нежилась в свете луны, как вдруг дрожь и страшный жар захлестнули ее, и она потеряла свою душу. Когда я вновь начала погружаться в сон, закричала сова, и образ свадебной корзинки предстал передо мной опять. Но теперь рядом с ней стояла старая индианка с глазами, подобными полированным зеркалам, и поднимала руку в предупреждающем жесте. Это видение являлось мне вновь и вновь, пока я окончательно не отключилась.

Утром меня разбудил телефонный звонок.

- Алло, - сказала я, еще не полностью очнувшись от сна.

- Пожалуйста, пригласите Линн Эндрюс. Это звонят по ее просьбе из Галереи Гровера, - произнес неестественно бодрый женский голос.

- Да, это она… то есть я… Да, я оставляла вам сообщение вчера вечером. Просила отложить для меня фотографию свадебной корзинки, ту, что я видела вчера на вашей выставке. Надеюсь, она еще у вас?

- Свадебная корзинка, мадам?

- Да, индейская свадебная корзинка, фотография Мак-Киннли. Думаю, фамилия фотографа - Мак-Киннли, хотя, признаться, не вполне уверена.

- Мак -Киннли?

- Да… н-нет… старая фотография свадебной корзинки…

- Позвольте мне поискать в каталоге, мисс Эндрюс, - она отложила трубку, и связь прервалась.

Я услышала длинный гудок.

Положив трубку на рычаг, я продолжала сидеть, обхватив голову руками, - казалось, она вот-вот разорвется от боли. Через несколько минут телефон зазвонил вновь.

- Мисс Эндрюс?

- Да.

- В списках мы не нашли фотографии под таким названием. У нас нет также фотографий Мак-Киннли или какого-либо другого фотографа.