Вольф Мессинг - Магия моего мозга. Откровения «личного телепата Сталина»

Личность Вольфа Мессинга до сих пор овеяна множеством загадок и тайн, слухов и сплетен.

Хотя его выступления были разрешены в СССР и собирали огромные залы, «феномен Мессинга» не укладывался в прокрустово ложе воинствующего материализма, а советский научный официоз предпочитал не изучать «магию мозга» великого телепата, но «разоблачать его фокусы» и писать на него доносы.

Современная наука не приемлет так называемых экстрасенсов или паранормов, считая всех их шарлатанами. Действительно, на человеческой жажде чуда охотно паразитируют разного рода «целители», «маги» и прочие мошенники. Однако для любого непредвзятого человека очевидно, что Вольф Мессинг — не из их числа.

Сам он всю жизнь пытался понять природу своего дара, поэтому всегда охотно шел на контакт с исследователями. Он показывал свои «психологические опыты» перед самыми авторитетными комиссиями, читал мысли, передвигал предметы энергией мозга, предсказывал будущее — но ему отказывались верить. Были проведены десятки опытов, подтвердивших наличие у него паранормальных способностей, но объяснить природу его дарования ученые так и не смогли.

В данном издании впервые публикуются уникальные материалы, проливающие свет на многочисленные научные исследования и эксперименты с участием Вольфа Мессинга, а также его личная переписка и дневниковые записи, в которых он пытается осмыслить, чем был его феноменальный дар: благословением или проклятием? Особый интерес представляют отчеты «личного телепата Сталина» о встречах с «кремлевским горцем» и секретные документы НКВД и КГБ, которые неоднократно инициировали научную проверку «сверхъестественных способностей» Мессинга, чтобы использовать его «магию» в своих целях.

Вероятно, некоторые читатели будут возмущены самим фактом сотрудничества Мессинга с советскими спецслужбами. Однако не следует забывать, что он работал на Сталина и Берию в разгар борьбы Союзников против нацизма и, судя по документам, не запятнал себя соучастием в сталинских репрессиях.

Мы получили эти материалы в конце 1991 года, сразу после краха Советского Союза, когда с нами связался сотрудник госбезопасности СССР, представившийся майором КГБ Кузнецовым (не вызывает сомнений, что имя и звание были вымышленными). Он предложил нашему издательству приобрести «секретное досье Мессинга», которое советские спецслужбы вели с 1930-х годов, — отчеты наблюдателей, протоколы исследований, перлюстрированная личная переписка. По словам «майора Кузнецова», досье насчитывало несколько тысяч документов, однако он передал нам для проверки лишь небольшую его часть. Мы привлекли для экспертизы сотрудников «Шабак» и «Мамад»[2], которые не обнаружили в представленных документах явных ошибок — стиль изложения (канцелярский язык), оформление «шапок», сорт бумаги и чернил, шрифт пишущих машинок, металл канцелярских скрепок и т. п. соответствовали имеющимся в распоряжении экспертов образцам. Графологический анализ личных записей Мессинга из этого досье также с высокой долей вероятности подтвердил их подлинность — они были сверены с его собственноручными письмами, вывезенными при эмиграции из СССР его знакомой Татьяной Лунгиной.

В результате продолжительных исследований эксперты пришли к выводу, что даже если переданные «майором Кузнецовым» бумаги являются подделкой, то подделкой, выполненной на государственном уровне. Смысл такой подделки непонятен — ее стоимость на порядок превышала сумму, которую могло бы заплатить любое издательство.

Гораздо вероятнее, что в руки к нам попали подлинные документы. Каким образом они оказались у «Кузнецова», мы уже вряд ли узнаем — после короткого телефонного разговора в январе 1992 года (мы попросили дать нам еще немного времени на завершение экспертизы) «офицер КГБ» перестал выходить на связь. Что с ним случилось, выяснить не удалось. Выждав более года и окончательно убедившись в его исчезновении, мы приняли решение обнародовать имеющиеся документы.

Из письма В. Мессинга профессору Ф. Абелю[3] (лето 1920 года):

«Я умру через 54 года 5 мес. и 18 дней. Моя смерть наступит в 11 часов вечера.

«Ну, ты и влип, Велвеле!»[4] — сказал я себе.

Представьте, герр Абель, что подобное вдруг станет известно вам — что бы вы почувствовали тогда? Вот и я был в шоке…

А произошло все, как обычно, как уже бывало со мной.

Часа за два до рассвета я проснулся и долго не мог уснуть, а потом вся казарма, весь мир словно канули во тьму, пропали.

Было такое впечатление, будто я остался один в черной, гулкой пустоте.

И вот тогда мне было явлено будущее. Словно единственный зритель в безлюдном синематографе, я пялился на экран, вот только показывали не фильму, а мою жизнь.

Когда я очнулся, сердце громко стучало, а лицо было липким от пота. Приподнявшись с постели, я рухнул обратно на койку — изнемог совершенно, словно весь божий день вкалывал, не приседая.

Страх, дикий страх накатил — и оставил меня. Я даже захихикал, как дурачок. (Нервное)

Чего мне бояться? Что помру полвека спустя? А я разве бессмертен? Или не знал, что люди имеют обыкновение стариться, частенько недотягивая и до седьмого десятка?

Как говорила моя бабушка Рейзл: «Человек рождается от матери, а помирает сам».

Да наоборот, я радоваться должен столь долгому сроку!

Значит, я не скончаюсь от рака в тридцать с небольшим, как наш сосед Янек, меня не убьют, не переедет машина. Я тихо отойду в мир иной.

И, быть может, смерть — вовсе не конец, а начало?

Вот, вы как-то спрашивали, верю ли я в Бога?

Честно скажу: я не верю в Иегову, Саваофа или Аллаха — это все убогие образы Создателя, возникавшие в воспаленных мозгах кочевников, наивные потуги познать божественную сущность по людскому подобию.

Я просто знаю, что Он есть.

Господь. Творец. Вседержитель.

И он вовсе не таков, каким малюют его на иконах или на полотнах — Бог непознаваем и непредставим. И не дано человеку понять Его, как нельзя узреть всю Землю разом, стоя на карачках посреди огородных грядок. Копошиться в навозе и прахе — вот наш удел.

Помнится, вы настаивали на том, чтобы я вел дневник — дескать, любая малость может помочь в исследовании «такого феномена, как В. Мессинг».

Я и вправду начал писать записки, хоть и урывками — это послание к вам, герр профессор, по сути, первая страница моего дневника. Я ее только обработал немного, чтобы зря не морочить себе голову…

А знаете, на чем я себя поймал, описывая свое не святое житие?

Что не просто веду дневник, а подыскиваю нужные слова, стараюсь повествовать искуснее, словно сочиняю рассказ о Велвеле из Гуры[5] на потеху толпе. И в этом, герр Абель, весь я — хилый, тощий, нескладный, близорукий.

Если я слышу хохот за спиной, то деревенею, принимая насмешку на свой счет. Мучительно боюсь сильных и наглых, а если и даю сдачи, то лишь в мечтах.

И есть только одно, что отличает меня от других и возвышает над ближними — та скрытая сила, что бродит во мне, иногда пугая и даже доводя до слез. Но и утешая в то же время, придавая значимости моей, в принципе, никчемной жизни. Даже составляя предмет тайной гордости «такого феномена, как В. Мессинг».

Я ощущаю свой дар, как святониспосланную благодать, хотя, наверное, любая способность, выходящая за рамки среднестатистического явления, несет в себе и благое, и дурное.

Я могу читать мысли и даже видеть будущее, могу внушить то, чего нет, вот только не стану от этого ни полубогом, ни полудьяволом.

Человек ведь не меняется, обретя некие способности. Он остается тем же серым и трусливо вожделеющим существом, каким и был.

В теории, сила, коей я обладаю, способна приблизить меня к скромному могуществу.

Разве не могу я внушить девушке любовь и страсть, чтобы она с радостью и желанием отдалась мне? Могу.

Вот только будет это не чем иным, как изнасилованием.

Могу заставить ростовщика отдать мне чемодан с деньгами. Это будет воровство.

А я не хочу быть ни вором, ни насильником. Тешить беса — против моих правил. Я сам провел черту дозволенного, и никогда не переступлю ее. Аминь».

Письмо В. Мессинга Лее Гойзман[6]

Польша, Лодзь, 19 августа 1925 г.

«Дорогая Лея!

У тебя замечательная подруга. Если бы не Фейга, я бы не получил ни одной из тех милых записочек, которые перечитываю снова и снова, подношу к лицу, закрываю глаза, вбирая нежный аромат твоих духов, и чудится мне, что ты рядом.