Луис Ривера - Matador

Он уже давно делил людей на трусов и смельчаков — этот худенький мальчишка, едва встретивший свое двенадцатое лето. И сам изо всех сил старался быть таким, каким, по его мнению, должен был быть настоящий matador de toros[5] — бесстрашным и мужественным. Таким же бесстрашным, как торо — быки, которых матадоры должны убивать. Он заставлял себя не бояться темноты и старших мальчишек со своей улицы, излюбленным развлечением которых было подразнить (а если будет настроение, то и поколотить) этого buerfano[6]. Он всегда смотрел прямо в глаза своему дяде, когда тот был в ярости, — представляя себе, что смотрит в глаза свирепому торо. И за это не один раз был бит сыромятными вожжами, палками и кулаками… Но ни разу не издал ни звука. Потому что знал: эта боль — ничто по сравнению с тем, что чувствует матадор, когда в него входит длинный и острый рог торо.

Много раз ему хотелось убежать, закричать или заплакать. Но он знал, что не может себе этого позволить. У него не было ничего, кроме мечты. А заплакать хоть раз — значит убить ее. Тогда в жизни не останется никакого смысла.

Ничего, кроме изнуряющей работы с утра до вечера да постоянных окриков и побоев. Вот это было по-настоящему страшно.

Рафи вздохнул и посмотрел на небо. Солнце было уже не таким жарким. Время сиесты закончилось. Нужно было возвращаться домой.

— Мне пора. Еще много работы, — сказал он.

— Ну что ж, пора так пора

Мужчина легко вскочил на ноги и отряхнул штаны. Неохотно поднялся и мальчик.

— Так ты покажешь мне, где можно остановиться? — спросил Мигель.

— Конечно. Я предложил бы тебе переночевать у нас, но дядя…

— Не продолжай. Мне все равно, где спать. Не одну ночь мне пришлось провести и просто на улице. Так что это неважно.

— Но мне хотелось как-то отблагодарить тебя за урок. — Еще успеешь.

— Мы увидимся?

— Да.

— Когда?

— Хоть завтра.

— Ты научишь меня еще чему-нибудь? Мужчина внимательно посмотрел на мальчика.

— Не думаю, что ты выбрал себе хорошую мечту.

—Разве мы выбираем мечты? Я думал, они приходят сами.

— Только после того, как ты ее поманишь.

— Не понимаю.

— Пока это неважно. Со временем поймешь. Только не было бы поздно, — тихо закончил Мигель.

Он забросил на плечо мешок и бурдюк и нахлобучил на голову шляпу, по покрою напоминавшую монтеру[7].

— Ну что, — сказал он весело, — идем, маленький тореро?

И они зашагали к городу.

Они действительно встретились на следующий день. Мигель не обманул, как того опасался мальчик. Он появился на поляне так же неслышно. И как в прошлый раз, придирчиво следил за тем, как мальчик выполняет то или иное движение, поправляя, если он делал что-то не так, или одобрительно кивая, если пасе получалось красивым и четким.

Так продолжалось еще три дня. Для Рафи эти дни стали настоящим праздником, несмотря на то, что уставал он теперь раза в два больше.

Он спешил в рощу задолго до начала сиесты, чтобы успеть повторить то, что показал ему накануне Мигель. И оставался на поляне почти до сумерек, рискуя навлечь на себя гнев дяди. За эти дни он научился большему, чем за год. И узнал о быках столько, сколько не узнал бы и за пять лет…

Он начал мечтать о том, что отправится путешествовать вместе с Мигелем в качестве Mozo de espadas[8] и в пути будет постигать непростое ремесло матадора Потом, когда он достаточно окрепнет, обязательно примет участие в новильяде и посвятит своего первого быка учителю… И со временем, кто знает, может, они будут выступать вместе. И о них будут ходить легенды. А мальчишки в своих играх будут называть себя не иначе как Рафи и Мигелями…

Мальчик был убежден, что сумеет уговорить бывшего матадора взять его с собой. Ведь и ему самому будет веселее бродить с другом (Рафи не сомневался, что они с Мигелем теперь друзья) и учеником. Хотя… А зачем уговаривать взять с собой? Ведь будет здорово, если они останутся в этом городе. Это гораздо лучше, чем топтать пыльные дороги и ночевать под открытым небом! Они будут жить в доме дяди. Что в этом такого? Если надо, то Рафи будет работать за двоих, лишь бы Мигель смог учить его. И вот однажды… Дальше все рисовалось одинаково — первое выступление, шумный успех, слава, гордый за своего талантливого ученика чуть постаревший Мигель… Но на четвертый день Мигель пришел на поляну со своим мешком за плечами, и Рафи понял, что его недолгое учение закончилось. Он закусил губу и подошел к бывшему матадору.

— Ты уходишь?

— Да. Мне пора, — ответил Мигель.

— Не можешь остаться еще хотя бы на несколько дней? Я поговорю с дядей, чтобы тебя пустили пожить у нас дома…

— Не стоит. Мне нужно идти. Я и так задержался здесь дольше, чем рассчитывал.

— Очень жаль. — Мальчик опустил голову, чтобы матадор не видел, как на глаза навернулись слезы. Он сам не ожидал от себя, что будет плакать из-за такого пустяка.

— Не грусти, — Мигель потрепал мальчика по голове. — Продолжай свое дело, маленький матадор. Ты и без меня неплохо справишься.

— Нет. Без тебя мне будет трудно чему-то научиться… Но я все понимаю. Ты не обязан меня учить. Я ведь даже не могу тебе заплатить… Я все понимаю, — Рафи говорил это спокойно, но слезы никак не хотели останавливаться.

— Деньги здесь ни при чем… — сказал Мигель. — Давай-ка присядем.

Они сели под деревом, как сидели в первый день своего знакомства, и долго молчали. Рафи ждал, что матадор вот-вот заговорит, но тот задумчиво вертел в пальцах травинку и время от времени вздыхал. Наконец, когда мальчик решил, что прощание будет молчаливым, Мигель посмотрел на него и заговорил.

— Ты выбрал опасный путь, Рафи. Опасный вовсе не потому, что можешь умереть на арене или стать калекой. Все мы когда-нибудь умрем. Разница лишь в том, как это произойдет. А умереть матадором — это почетно. Ты смелый мальчик и не испугаешься этого. Опасность этого пути заключается в том, что, если у тебя совсем чуть-чуть не хватит мужества, ты потеряешь себя…

— Как это?

— Матадора убивает не рог быка, — словно не услышав мальчика, продолжал Мигель. — Матадора убивают его легкомыслие, тщеславие, гордыня, глупость или трусость. Последнее — самый опасный враг. После него идет гордыня. За ними — легкомыслие и тщеславие. Но эти враги редко ходят поодиночке. Стоит одному вцепиться зубами в тореро, остальные поспешат на расправу. И тогда… Тогда, даже если матадор вышел из схватки с быком живым, он все равно проиграл. Потому что на этом пути нужно быть безупречным. Малейший просчет и… Ты теряешь самое важное — ты перестаешь чувствовать себя матадором.

Ты уже просто человек, который убивает быков. Или человек, которого убивает бык.

— Я не понимаю тебя.

— Оно и понятно. Ты еще слишком молод. Просто запомни мои слова, И когда вырастешь, они наполнятся для тебя смыслом.

— Почему ты больше не выступаешь? С тобой произошло… Ты потерял себя?

— Да. Когда-то я был хорошим матадором. Даже очень хорошим. Мне все это говорили. Даже мои враги. Скоро я поверил в это. А поверив, поддался гордыне. За ней пришел страх сделать что-нибудь неправильно. Я начал волноваться перед каждым боем. Меня не пугала смерть. Я боялся не убить одним ударом быка. Боялся недостаточно красиво выполнить chicuelina или faroles[9]. Много чего боялся… Теперь я выходил на арену не прожить короткую красивую, наполненную борьбой жизнь, а просто прикончить очередного быка Как мясник. В этом деле я больше не находил души… Из пути оно превратилось в ремесло. И в конце концов бык достал меня. Я чудом остался жив. Рана иногда болит до сих пор. После этого я стал бояться быков. Нет, я продолжал выступать. Продолжал убивать их… Но я не любил их. На каждого быка я смотрел как на врага и убийцу…

— А разве это не так? Разве бык — не враг матадора?

— Нет, Рафи. Бык — лучший друг. Самый близкий… Это половинка тебя.

— Но ведь его нужно убить!

— Ты должен убивать его без ненависти. Это танец жизни и смерти, в котором вы равны. Любая жизнь заканчивается смертью. Это закон. Поэтому, убивая быка или попадая на его рог, ты лишь следуешь естественному ходу событий. Природе вещей… Я вижу по твоим глазам, что ты снова ничего не понял… Когда-нибудь поймешь. Наверное… Так вот, мой путь лишился души. А вместе с ним и я сам. Мне оставалось лишь уйти. Я не хотел занимать чужое место. Запомни, маленький матадор, из любого занятия ты можешь сделать ремесло. Даже из корриды или сложения стихов. Но точно так же ты можешь сделать из него путь, который станет для тебя всем в твоей жизни. Он станет твоей душой, твоей надеждой, твоей любовью и твоим отчаянием. Всем… Но если ты оступишься на нем, то и потеряешь все.

— Ты потерял все?

— Пожалуй, кроме надежды. С ней расстаться не так-то просто, друг мой Рафи. Она очень прилипчивая женщина, — Мигель весело улыбнулся. — Но мы сейчас говорим не обо мне. Я говорил тебе, что ты выбрал опасный путь. На нем очень легко оступиться. Поэтому подумай как следует, прежде чем встать на него. А если все-таки решишь идти по нему… Будь безупречным.