Пауло Коэльо - Алхимик

Он проснулся, когда было ещё темно, и сквозь дырявую крышу увидел, как блещут звёзды.

«Ещё бы поспать», — подумал Сантьяго. Ему приснился тот же сон, что и на прошлой неделе, и опять он не успел досмотреть его до конца.

Он поднялся, выпил глоток вина. Взял свой посох и стал расталкивать спящих овец. Однако большая их часть проснулась в тот самый миг, когда и он открыл глаза, будто какая-то таинственная связь существовала между ним и овцами, с которыми он уже два года бродил с места на место в поисках воды и корма. «Так привыкли ко мне, что выучили мои привычки», — сказал он про себя. Потом поразмыслил немного и решил, что, может быть, всё наоборот: это он научился применяться к овечьему распорядку.

Однако иные овцы вставать не спешили. Сантьяго дотрагивался до них кончиком посоха, окликал каждую по имени — он был уверен, что они отлично понимают всё, что он говорит им. И потому он иногда читал им вслух то, что ему особенно нравилось в книжках, или рассказывал, как одинока жизнь пастуха, как мало в ней радостей, или делился с ними новостями, услышанными в городах, по которым ему случалось проходить.

Впрочем, в последнее время говорил Сантьяго только об одном: о девушке, дочке торговца, жившей в том городе, куда он должен был прийти через четыре дня. Он видел её только однажды, в прошлом году. Лавочник, торговавший сукном и шерстью, любил, чтобы овец стригли прямо у него на глазах — так будет без обману. Кто-то из приятелей Сантьяго указал ему эту лавку, и он пригнал туда своих овец.

«Хочу продать шерсть», — сказал он тогда лавочнику.

А у прилавка толпился народ, и хозяин попросил пастуха подождать до обеда. Сантьяго согласился, сел на тротуар, достал из заплечной котомки книжку.

— Вот не думала, что пастухи умеют читать, — раздался вдруг рядом с ним женский голос.

Он поднял голову и увидел девочку — истую андалусийку по виду: волосы чёрные, гладкие и длинные, а глаза такие, как у мавров, покоривших в своё время Испанию.

— Пастухам незачем читать: овцы научат большему, чем любая книга, — отвечал ей Сантьяго.

Так слово за слово они разговорились и провели в беседе целых два часа. Она рассказала ему, что приходится лавочнику дочерью и что жизнь у неё скучная и дни неотличимы один от другого. А Сантьяго ей рассказал о полях Андалусии, о том, что слышал в больших городах, по которым пролегал его путь. Он рад был собеседнице — не всё же с овцами разговаривать.

— А где же ты выучился читать? — спросила она.

— Где все, там и я, — ответил юноша. — В школе.

— Отчего ты, раз знаешь грамоте, пасёшь овец?

Сантьяго, чтобы не отвечать на этот вопрос, чем-то отговорился: уверен был, что она всё равно его не поймёт. Он всё рассказывал ей о своих странствиях, и мавританские её глазки от удивления то широко раскрывались, то щурились. Время текло незаметно, и Сантьяго хотелось, чтобы день этот не кончался никогда, чтобы лавочника одолевали покупатели и чтобы ждать стрижки пришлось бы дня три. Никогда прежде не случалось ему испытывать такого, как в эти минуты, — ему захотелось остаться здесь навсегда. С этой черноволосой девочкой дни не были бы похожи один на другой.

Однако пришёл её отец и велел остричь четырёх овец. Заплатил сколько положено и сказал, чтобы Сантьяго пришёл через год.

И вот теперь до назначенного срока оставалось всего четыре дня. Он радовался предстоящей встрече и в то же время тревожился: а вдруг девочка уже позабыла его? Много пастухов гонит через их городок свои стада.

— Это неважно, — сказал он своим овцам. — Я тоже видел других девчонок в других городах.

Но в глубине души он сознавал, что это очень даже важно. И у пастухов, и у моряков, и у коммивояжёров всегда есть один город, где живёт та, ради которой можно поступиться радостью свободно бродить по свету.

Уже совсем рассвело, и Сантьяго погнал отару в ту сторону, откуда вставало солнце. «Хорошо овцам, — думал он, — ничего не нужно решать. Может быть, поэтому они и жмутся ко мне». И вообще ничего не нужно — были бы вода и корм. И покуда он знает лучшие в Андалузии пастбища, овцы будут его лучшими друзьями. Пусть дни неотличимы друг от друга, пусть время от восхода до заката тянется бесконечно, пусть за всю свою короткую жизнь они не прочли ни единой книги и не понимают языка, на котором люди в городках и сёлах пересказывают друг другу новости — они будут счастливы, покуда им хватает воды и травы. А за это они щедро отдают человеку свою шерсть, своё общество и — время от времени — своё мясо.

«Стань я сегодня диким зверем и начни убивать их одну за другой, они поняли бы что к чему лишь после того, как я перебил бы большую часть отары, — думал Сантьяго. — Они больше доверяют мне, чем собственным своим инстинктам. И только по той причине, что я веду их туда, где они найдут корм и воду».

Он сам удивился тому, какие мысли лезут ему сегодня в голову. Может, это оттого, что церковь, где в ризнице вырос сикомор и где он провёл ночь, была проклята? Сначала ему приснился сон, который он уже видел однажды, а теперь вот поднялась злоба на верных спутниц. Он глотнул вина, оставшегося от ужина, плотнее запахнул куртку. Он знал, что всего через несколько часов, когда солнце окажется в зените, начнётся такая жара, что ему не под силу станет гнать овец через пустошь. В этот час вся Испания спит. Зной спадёт лишь под вечер, а до этого ему предстоит таскать на плечах тяжёлую куртку. И, как всегда, когда он собирался посетовать на это, ему вспомнилось, что именно она каждое утро спасает его от стужи.

«Надо быть готовым к сюрпризам погоды», — подумал Сантьяго, испытывая благодарность к своей куртке.

Итак, куртка имела смысл и цель, как и её обладатель, обошедший за два года странствий по плоскогорьям и равнинам Андалусии все города этой области. Целью Сантьяго были путешествия. Сантьяго собирался на этот раз объяснить дочке суконщика, каким это образом простой пастух знает грамоте. Дело было в том, что до шестнадцати лет он учился в семинарии. Родители хотели, чтобы он стал священником. Простые крестьяне, работавшие за харчи, хотели гордиться своим сыном. Сантьяго изучал латынь, испанский язык и богословие. Однако с детства обуревавшая его тяга к познанию мира пересилила стремление познать Бога или изучить грехи человеческие. И однажды, навещая родителей, он набрался храбрости и сказал, что священником быть не хочет. Он хочет путешествовать.

— Сын мой, — сказал ему на это отец, — через эту деревню проходили люди со всего света. Они искали чего-нибудь нового, но сами оставались прежними. Они доходят до замка на холме и понимают, что прошлое лучше настоящего. У них могут быть белокурые волосы или чёрная кожа, но они ничем не отличаются от наших с тобой односельчан.

— Однако я-то не знаю, какие замки в тех краях, откуда они родом, — ответил Сантьяго.

— И люди эти, когда приглядятся к нашим полям, к нашим женщинам, говорят, что хотели бы остаться здесь навсегда, — продолжал отец.

— А я хочу повидать другие земли, посмотреть на других женщин. Ведь эти люди никогда не остаются у нас.

— Для путешествий нужны большие деньги. А из нашего брата на одном месте не сидят только пастухи.

— Что ж, тогда я пойду в пастухи, — сказал Сантьяго.

Отец ничего не ответил, а наутро дал ему кошелёк с тремя старинными золотыми:

— В поле однажды нашёл. Считай, с неба упали. Купи себе отару овец и ступай бродить по свету, пока не поймёшь, что наш замок самый главный, а краше наших женщин нет нигде.

И когда он благословлял сына, тот по глазам его понял, что отцу, несмотря на годы, самому хочется отправиться в странствие, — хочется, как ни старался он заглушить эту тягу, утешаясь благами оседлой жизни: едой, питьём и крышей над головой.

Небо на горизонте уже наливалось багрянцем, а потом взошло солнце. Сантьяго вспомнил разговор с отцом и развеселился: он уже повидал множество замков и множество красавиц, ни одна из них, впрочем, не могла сравниться с той, которую он встретит через два дня. У него имеются — куртка, книга, которую всегда можно обменять на другую, отара овец. Однако самое главное — то, что исполняется самая его заветная мечта: он путешествует. А когда ему наскучат поля Андалусии, всегда можно продать овец и стать моряком. К тому времени, когда ему надоест плавать, он узнает другие города, других женщин, другие способы быть счастливым.

«Я не знаю, как ищут Бога в семинарии», — подумал он, глядя на восходящее светило. Сантьяго всегда старался отыскивать новый путь. И в этой церкви ему ещё ни разу не случалось ночевать, хотя в здешних краях бывал он часто. Мир огромен и неисчерпаем: пусть овцы ведут его — обязательно выведут к чему-нибудь интересному. «Всё дело в том, что сами-то они не понимают, что каждый день пролагают новые пути, что меняются пастбища и времена года, — они заняты только едой да питьём».