Елена Блаватская - Оккультная или точная наука?

В свою очередь, разные языки приобретают общую окраску благодаря тем буквам, которые доминируют в каждом из них. Например, немецкий, в котором много согласных, производит в целом впечатление темно-серого мха; французский выглядит серым, сильно смешанным с белым; английский кажется почти черным; испанский кажется много цветным с преобладанием желтого и ярко-красного оттенков, итальянский – желтым, смешанным с алым и черным, но с более тонкими или гармоничными сочетаниями оттенков, чем испанский.

Низкий голос производит у Н. Р. впечатление темно-красного цвета, постепенно переходящего в цвет шоколада, а пронзительный звонкий голос предполагает голубой цвет; голос, расположенный между этими двумя крайними вариантами, воспринимается как очень светлый желтый.

Звуки инструментов также имеют характерные для них цвета: звуки пианино и флейты окрашены в голубой, виолончель – в черный, гитара в серебристо-серый и т. д.

Названия музыкальных нот, произнесенных вслух, влияют на Н. Р. также, как слова. Окраска поющего голоса зависит от его высоты и диапазона, а также от аккомпанирующего инструмента.

Так обстоит дело и с образами, произносимыми вслух; но при чтении в уме они окрашиваются для него в тот цвет, которым они написаны или напечатаны. Таким образом форма сама по себе не имеет ничего общего с этими цветовыми феноменами. Тогда как эти впечатления в общем не имеют места вне его самого, но осуществляются в его собственном мозгу, известны и другие чувствительные люди, обнаруживающие еще более любопытные феномены, чем «Н. Р.».

Помимо интересной главы, написанной по этому вопросу Гальтоном в его книге «Проблемы человеческих способностей и их развития», мы находим в «London Medical Record» следующее описание впечатлений чувствительного человека: «Как только я слышу звуки гитары, я вижу колеблющиеся струны, окруженные цветными парами». Пианино вызывает то же самое: «цветные образы начинают парить над клавишами». Один из пациентов д-ра Педронно в Париже[11] постоянно имеет цветные впечатления вне его самого. «Как только я слышу хор, составленный из нескольких голосов», – говорит он, – «я чувствую большое количество цветных точек, парящих над головами певцов. Я чувствую их, потому что мои глаза не получают определенного ощущения; тем не менее я вынужден смотреть на них, и когда я исследую их, я чувствую себя смущенным, потому что я не могу найти эти ярко светящиеся точки там, где я на них смотрю, или скорее там, где я их чувствую».

Наоборот, имеются чувствительные люди, у которых при виде цвета немедленно возникает звуковое ощущение, а также такие, у которых одно особое ощущение создает два других. Некий чувствительный человек не может слышать ударный инструмент без того, чтобы не почувствовать вкус меди во рту во время концерта, и при этом он видит также темно-золотые облака.

Наука исследует такие проявления, признает их реальность и, тем не менее, остается бессильной объяснить их. «Невроз и истерия» – это единственный ответ, который можно получить; «собачьи галлюцинации» французских академиков, упоминаемые в «Изиде», до сих пор сохраняют свою ценность в качестве объяснения или универсальной разгадки всех подобных феноменов. Но все это кажется естественным, а именно то, что наука бесспорно не способна объяснить этот своеобразный феномен ассоциации света и звука, поскольку ее теория света сама по себе никогда не была целиком доказана и не является до сих пор полностью завершенной.

Пусть наши ученые оппоненты еще немного поиграют в жмурки среди феноменов, находясь без каких-либо оснований на своих вечных физиологических позициях. По-видимому, недалеко то время, когда они будут вынуждены изменить свою тактику или признать себя побежденными даже в случае таких элементарных феноменов, как вышеописанные. Но что бы ни сказали или ни сделали физиологи, каковы бы ни были их научные объяснения, гипотезы или заключения в настоящем или в будущем, современные феномены находят свое истинное объяснение при обращении к древним Ведам и другим «Священным книгам Востока». Ибо весьма несложно показать, что ведийские арии были хорошо знакомы со всеми такими тайнами звука и света. Мысленные корреляции между «зрением» и «слухом» были в то время столь же известным фактом, как и в наше время, когда человек смотрит на находящиеся перед ним объективные предметы в полдень широко раскрытыми глазами.

Любой изучающий оккультизм, даже самый молодой чела, который начал эзотерически читать свои Веды, может предположить, что на самом деле означает этот феномен; это просто циклическое возвращение человеческих организмов к их примитивной форме во время третьей или даже четвертой коренных рас так называемого допотопного периода. Все говорит в пользу этого, даже исследования таких точных наук, как филология и сравнительная мифология. Со времен седой античности, с периода самого глубокого упадка великих цивилизаций этих рас, предшествовавших нашей пятой расе, следы которых лежат сейчас на самом дне океанов, было известно явление, о котором идет речь. То, что сейчас рассматривается как аномальное явление, было, скорее всего, нормальным для допотопного человечества. И это не пустые слова, чему свидетельством являются два нижеприведенных доказательства.

Благодаря многочисленным данным, полученным в лингвистических исследованиях, филологи начинают поднимать свои голоса и указывать на некоторые наводящие на мысль, хотя и не объясненные до сих пор, факты. 1). Все слова, указывающие на восприятие человеком света и звука и на связанные с ними понятия, как было показано, происходят от одних и тех же корней.[12] 2). В свою очередь, мифология обнаруживает очевидный закон (единообразие которого исключает возможность случайности), который привел древних символистов к тому, чтобы представлять всех своих богов солнца и все свои лучезарные божества – таких как Утренняя Заря, Солнце, или Аврора, Феб, Аполлон и так далее – связанными тем или иным образом с музыкой и пением, то есть со звуком, и ассоциированными также с сиянием и цветом.[13]

Если это можно рассматривать только лишь как предположение, то существует и лучшее доказательство в Ведах, где такие понятия, как «звук» и «свет», «слышать» и «видеть», всегда связаны друг с другом. В гимне X, 71, 4-й стих, мы читаем: «Кто-то, хотя и смотрит, не видит речи, а другой, хотя и видит, не слышит ее». И опять-таки в седьмом стихе, в котором встреча друзей представлена как соревнование друг с другом в пении, они характеризуются двумя определениями, помещенными рядом друг с другом, – акшаванта и карнаванта, – то есть «тот, кто снабжен глазами» и «тот, кто снабжен ушами». Последнее естественно – певец имеет хороший музыкальный слух, и этот эпитет вполне уместен в свете музыкального состязания. Но какой же смысл может иметь в этом случае акшаванта, то есть хорошее зрение, помимо того, что имеется связь и смысл, не объясненные до сих пор, поскольку этот гимн относится к зрению в тем времена, когда зрение и слух были синонимичными понятиями? Более того, филолог и начинающий приобретать известность ориенталист[14] говорит нам, что «глагольный санскритской корень arc имеет два значения – петь и светиться, то есть испускать лучи. Существительные rc и arka, производные от корня arc, используются для обозначения, во-первых, песни и гимна, и во-вторых, сверкания, луча, солнца… По представлениям древних, речь могла быть видимой»… – объясняет он. Что скажет на это Эзотерическая доктрина, дающая универсальное решение всем научным проблемам и тайнам? Она отошлет нас к главе об «Эволюции Рас», в которой древний человек показан в процессе его эволюции, протекающей в физическом плане путем развития одного чувства в каждой из последующих рас (которых всего семь), начиная с первой Коренной расы в течение 4-го цикла на этой планете.[15] Человеческая речь, как нам известно, возникла в Коренной расе, предшествовавшей нашей – четвертой, или расе «атлантов», – в самом ее начале, в первой подрасе; и одновременно с ней развилось зрение, как физическое чувство, – тогда как другие четыре чувства (с двумя дополнительными – шестым и седьмым – о которых наука пока ничего не знает) оставались в своем латентном, недоразвитом состоянии в физическом смысле, хотя они и были полностью развиты в духовном отношении. Наше чувство слуха развилось только в третьей подрасе. Таким образом, если человеческая «речь», из-за отсутствия чувства слуха, была вначале даже чем-то меньшим чем то, что мы сейчас могли бы назвать как шепот, поскольку это было скорее мысленное произнесение звуков, чем что-либо другое, что-то похожее на те системы, которые разработаны сейчас для глухих и немых, то легко понять, как, начиная с тех далеких дней, «речь» становилась связанной со «зрением», или, другими словами, люди могли понимать друг друга и говорить с помощью одного лишь зрения и прикосновения. «Звук видишь до того, как он услышан», – говорится в книге Киу-ти. Вспышка молнии предшествует удару грома. По мере того как движется время, человечество все ниже и ниже погружается в материальное, физическую пелену, закрывающую духовное, до тех пор, пока весь набор чувств – который сформировал во время первых трех Коренных рас лишь одно Чувство, а именно духовное восприятие– в конце концов окончательно распадается, образуя таким образом пять отдельных чувств…