И Калышева - Основы истинной науки -II

То же самое, говоря о нервных жидкостях и о психизме, разве позитивизм объясняет природу этих вещей? Разве мы можем составить себе понятие, по их объяснениям, как они действуют? Как, например, нервные жидкости выходят из человека, собираются где-нибудь в уголке комнаты и образуют там другого человека? Положим, что такое загадочное, невероятное явление и происходит в действительности, то ведь надо же объяснить, как это всё происходит, вследствие каких причин и, наконец, доказать, что это действительно всё так, а не иначе.

Всякий, видевший или переиспытавший какое-либо сверхчувственное настроение или состояние, или видевший видения из загробной жизни, будет вполне не согласен с позитивными объяснениями этих состояний и никогда не признаёт себя больным. Все эти лица в большинстве случаев были совершенно здоровы и в здравом уме, как до видения, во время его, так и после. Видения эти нисколько не отразились ни на их организме, ни на их здоровье, но зато нет ни одного из них, которое не принесло бы человеку великой нравственной и духовной пользы и не оставило бы глубоких следов в его последующей духовной жизни. Таким образом, если причислить эти, так называемые, галлюцинации к числу болезней, то никак нельзя причислить их к числу болезней организма, скорее к числу болезней нравственных и весьма полезных. Разве мы знаем среди всех болезней организма хотя одну, которая, не причиняя вреда организму, приносила бы всегда громадную и самую существенную, нравственную пользу человеку и действовала бы в высшей степени благотворно на внутреннюю жизнь человека, всегда улучшая его душу. Наконец, нельзя не заметить, что причина этой болезни всегда разумная и нравственная, но не случайная и не органическая, ибо никакая логика не может допустить, чтобы разумному действию могла бы быть неразумная причина.

Вся ошибка позитивистов и материалистов заключается в том, что все объяснения их природы и сущности этих состояний слишком коротки, авторитетны, но мало научны, а без этого всё их изучение данного предмета не может удовлетворить любознательности развитого человека. Может ли себе, в самом деле, позволить серьёзная наука, для объяснения целой области явлений и фактов самого загадочного и чудесного содержания, кинуть, как бы из милости, несколько ничего незначащих слов и латинских номенклатур, не потрудившись даже дать этим словам какие-нибудь научные разъяснения?

Послушаем, как относились к сверхчувственным ощущениям или настроениям некоторые великие умы, например:

1) Ф.М. Достоевский. В «Вестнике Европы», известная г-жа Ковалевская, в воспоминаниях о своём детстве, рассказывает, между прочим, о том, как у Ф.М. Достоевского появилась падучая болезнь.

Болезнь эта началась у него, - рассказывает она, - когда он был уже не на каторге, а на поселении. Он ужасно томился тогда одиночеством и целыми месяцами не видал живой души, с которой мог бы перекинуться разумным словом. Вдруг, совсем неожиданно, приехал к нему один его старый товарищ. Это было, именно, в ночь перед Светлым Христовым Воскресеньем. Но на радостях свидания они и забыли, какая это ночь, и просидели её всю напролёт дома, разговаривая, не замечая ни времени, ни усталости и пьянея от собственных слов.

Говорили они о том, что обоим всего было дороже - о литературе, об искусстве и философии, коснулись, наконец, религии.

Товарищ был атеист, Достоевский - верующий, оба горячо убеждённые, каждый в своём.

- Есть Бог, есть! - закричал, наконец, Достоевский, вне себя от возбуждения. В эту самую минуту ударили колокола соседней церкви к Светло-Христовой заутрени. Воздух весь загудел и заколыхался. «И я почувствовал, - рассказывал Федор Михайлович, -что небо сошло на землю и поглотило меня. Я реально постиг Бога и проникся Им. Да, есть Бог! - закричал я, - я больше ничего не помню».

- Вы все, здоровые люди, - продолжал он, - и не подозреваете, что такое счастье, то счастье, которое испытываем мы, эпилептики, за секунду перед припадком. Магомет уверяет в своём Коране, что видел рай и был в нём. Все умные дураки убеждены, что он просто лгун и обманщик. Ан нет! Он не лжёт! Он действительно был в раю в припадке падучей, которою страдал, как и я. Не знаю, длится ли это блаженство секунды, или часы, или месяцы, но верьте слову, все радости, которые может дать жизнь, не взял бы я за него!»

2) Знаменитый натуралист Линней признавал двойников человека, и однажды сам рассказывал случай, где он сам являлся в виде двойника своего. «Мои комнаты, - говорил он, - были расположены по одну сторону общей залы, а комнаты жены по другую. Однажды она, вместе с несколькими другими липами, слышала, как я прошёл через залу, отпер мой кабинет, вошёл в него, и выйдя оттуда запер дверь; она думала, что я оставил там свою шляпу и палку и тотчас же войду к ней; однако, никто не являлся. Тогда моя жена сказала: «Вы увидите, что сейчас придёт муж!» Что через некоторое время и случилось. Ей не раз случалось перед моим возвращением домой слышать то же самое, даже перед моим возвращением из Стокгольма» (Nemesipdivina).

3) Гёте говорит: «Между любящими эта магнетическая сила нередко действует на большое расстояние: в юности мне случалось во время уединённых прогулок испытать сильнейшее желание увидать любимую особу, и я так долго и напряжённо думал о ней, что, наконец, она приходила ко мне на встречу, говоря: «Мне стало невыносимо тоскливо сидеть дома! Я ничем не могла развлечься и пришла сюда». Один из таких случаев описан им очень подробно и заслуживает серьёзного внимания. (Экерман - разговоры с Гёте, III, 137-139).

4) Философ Эммануил Кант. Приведём его слова по цитате Цёльнера, переведённой по-английски Массейем, предупреждая читателя, что когда он употребляет слово «невещественный», он не подразумевает в нём отсутствие всякой сущности, так как известно, что он признавал неудовлетворительным картезианское гипотетическое понятие о духе.

«Не скрываю, что я очень склонен признать существование невещественных существ в этом мире и причислить и мою душу к категории таких существ.

Мы можем представить себе существование невещественных существ без страха быть опровергнутыми, но вместе с тем и без надежды доказать его по разуму. Существование таких духовных существ в пространстве не мешает обитанию этого пространства существами материальными, ибо присутствие в нём первых, как активных сил, не занимает в нём места, в смысле вещественном, т.е. не представляет сопротивления присущего твёрдым телам.

Нетрудно было бы доказать это, вникнув в вопрос поглубже, а не то скажем ещё лучше: это будет доказано в будущем, - где и когда, я не знаю - что и в земной жизни человеческая душа состоит в неразрывном общении с невещественными существами духовного мира, производит на них своё воздействие, а взамен получает от них впечатления, хотя и бессознательно для себя, пока всё в ней обстоит нормально.

Для человечества было бы истинным благодеянием, если б подобный систематический строй духовного мира, как мы его понимаем, предполагался бы не на основании только слишком гипотетического понятия о духовной природе вообще, а основывался бы или, по крайней мере, считался бы вероятным посредством какого-либо реального и всеми признаваемого наблюдения».

Эти слова замечательны и вполне заслуживают глубокое внимание читателей. Кант между философами стоит на одном уровне с Платоном, Аристотелем и Лейбницем. Он говорит нам положительно, - и это более ста лет тому назад - что факт общения человеческой души и в этой жизни с существами духовного мира будет доказан со временем. Не настало ли уже это время теперь? Спиритические факты, по крайней мере, вполне оправдывают его предсказание.

Кант идёт ещё далее. Неудовлетворённый «слишком гипотетическим понятием о духовной природе человека» (картезианское понятие было в его время господствующим) - он заявляет, что было бы истинным благодеянием для человечества, если б факт взаимодействия и общения обоих миров, им предчувствуемый, мог бы быть признан существующим, или, по крайней мере, вероятным, на основании реального и всеми допускаемого наблюдения. (Творения Канта, т. VII, стр. 32) и (Ребус 1886 г., стр. 490).

5) Философ-пессимист Артур Шопенгауэр в своём сочинении «О духовидении», говорит следующее: «Явления духов, которые в прошлом через-чур умном столетии, казалось, были совершенно изгнаны, или, по крайней мере, осуждены всеми, теперь снова получили права гражданства. Нетрудно объяснить себе такую перемену. Ибо доводы против возможности таких явлений были отчасти метафизические, которые, как таковые, не имели под собой прочного основания, отчасти эмпирические, которыми доказывалось лишь то, что во всех случаях, когда не было ни случайного, ни явного обмана, не было и ничего такого, что могло бы повлиять путём отражения световых лучей на сетчатую оболочку глаза или путём колебания воздуха на барабанную перепонку уха. Но эти доводы говорили лишь против присутствия телесных предметов, чего никто, впрочем, и не утверждал, потому что самое понятие духа предполагает совершенно иной способ явления, отличный от способа явления тела.