Наталья Степанова - Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 23

Дым, ты мой дым.

Летаешь ты высоко, бываешь ты далеко,

Возьми беду с крещеного тела,

Освободи от черного дела.

Кто позавидовал, погадал или худое слово сказал,

Или уругнулся, или кто усмехнулся,

Кто смерти пожелал,

Кто на меня лютую порчу наслал

В плохую минуту, в плохую секунду.

Свой голос, свой волос и всю свою ярость напустили

По моим мощам, по моим костям,

На печень, на сердце, на алую кровь.

Или то молодые молодицы,

Или юные, красные девицы,

Вдовцы, вдовицы,

Старые старики, средовые мужики,

Девки, ребята, малые дитята,

С кого горе снимали и на меня направляли.

Уроки, призоры, присудные разговоры,

Измены, перемены, завидованье.

Кто прикуп мне всучил,

Кто на меня хворь положил,

Пусть та душа взовьется,

Кровью своей захлебнется,

Не ест, не спит, в мою сторону глядит.

И что худой человек мне отдал,

Чтобы сам себе все до капельки забрал.

И будьте, мои слова, крепки.

Ключи, найдите свои замки,

Прилипчивы, не отлипчивы.

Что я сказала, что не сказала,

Все чтобы все равно по моему слову стало.

Ключ, замок, язык. Аминь. Аминь. Аминь.

«Голубушка, Наталья Ивановна, здравствуйте. Пишу Вам, как пишут обиженные дети своей матери. Вы знаете меня, знавали и мою мать. Всю свою жизнь я веровала в Господа Бога и Его именем, как могу, помогаю больным. До сих пор я дружу с теми, кого вылечила и вызволила из беды. Ведь в основном люди помнят добро. А это самое главное для мастеров: знать, что наш труд и старание не забываются теми, кому мы помогли.

Иногда Бог не откликается на наши молитвы, но и тут я говорю, что на все воля Божия. Мы не можем требовать. Мы лишь можем просить. А давать или не давать – не нам решать, а Богу.

В сентябре 2005 года ко мне пришла женщина по имени Людмила. Она представилась как работник администрации нашего города. А потом сказала, что желает у меня полечиться. Мне сразу следовало ей отказать, потому что мне не понравилось, как эта молодая женщина со мной говорила. В ее намеках был скрытый шантаж: мол, если не поможешь, то в моей власти прикрыть твое знахарство. Прямо она этого не сказала, но все было хорошо понятно. Она бесцеремонно подходила к моим иконам, но не для того, чтобы перекреститься, а чтобы задать вопрос: старая или современная икона и сколько стоит.

Помня заповедь знахаря, я подавила в себе неприязнь и обиду за ее бесцеремонность и стала ей помогать. Вскоре Людмила сказала, что ей стало гораздо лучше и теперь читать по ее здоровью хватит, а нужно почитать по любовнику, чтобы он сам позвонил ей после их ссоры. Я стала говорить Людмиле, что нельзя бросать начатые отчитки, что их следует довести до конца, а потом только можно браться за другое дело. Но Людмила сказала:

– Ты забыла, кем я работаю в администрации, и хочешь неприятностей?

Мне бы надо было ее просто отправить, но я сдуру снова взялась ей помогать.

С любовником она помирилась. И тут же принесла новый заказ. С этого дня Людмила стала ходить ко мне, как к себе домой, и тогда, когда этого ей хотелось. На меня она смотрела, как на бюро заявок, но только там за заказ платят, а здесь она даже на свечку не оставляла. То ей сделай, чтобы начальник выгнал сослуживицу, то чтобы ее знакомый в ГАИ суд выиграл. Одним словом: не понос, так золотуха, простите за грубое слово.

Так я от нее устала! Придет и сидит три часа. Всем людям кости перемывает: все у нее плохие, она одна – ягодка.

Думала я, думала и решила: делать ей не буду ни хорошего, ни плохого. Откажу – и все тут.

Пришла Людмила с очередной просьбой помочь ее племяннику при сдаче экзаменов: чтобы экзаменаторы были милостливы и не ставили плохих оценок. А я ей говорю:

– Пусть твой племянник учит как следует, а не надеется на меня, старуху. Да и не знаю я этой молитвы.

Посверкала она глазами, да промолчала. Ей ведь неизвестно, знаю я эту молитву или нет. Вот я и стала так из-под нее выворачиваться. Придет, а я ей: не помню этой молитвы, стара стала, память плохая. Вижу, злится, а я свое: не знаю, забыла, не умею.

Потом она перестала ходить и не была у меня почти два года. И вдруг пришла. Гляжу: а у нее в лице ни кровинки. Вижу, попорчена она с ног до головы. Наверное, все же достала кого-то своим характером, вот и нарвалась – кто-то ее сильно уделал.

Болезнь не только не красит, она еще и усмиряет. Совсем другой стал человек: не язвит, не насмехается, не грозит, а просит. И просит со слезами. Стало мне ее жалко, думаю: поумнела, помогу ей болезнь ее избыть.

Взялась я по ней читать, да так мне тяжко, так сильно ей наделано, что сама после отчиток на стены лезу, а ей помощи никакой! Я и это, и то пробую: и помины, и отпевание по болезни. И курицу сама зарубила, и к реке и к колодцу ходила. Целыми днями только ею одной и занимаюсь. Но ей не лучше. Видно, сам Бог по ней молитвы не принимает. Переживаю за нее, стала уже подумывать Вам прописать, чтобы Вы мне пособили ее тянуть. И тут она как взбесилась:

– Ты, – говорит, – аферистка, ничего не умеешь, а берешься. Я на тебя всю прессу натравлю, тебе небо с овчинку покажется!

Так мне стало обидно от ее слов, ведь я столько ей помогала. Разве моя вина, что Бог не желает ей больше помогать?

Вы-то ведь знаете, Наталья Ивановна, что молитва знахаря без Божией милости – как зерно без земли. Ничего не прорастет без Божия позволения.

И действительно, замучили меня. То репортеришка придет, то участковый, то одну бумажку пишу, то другую. Бабенка какая дитенка принесет пупок заговорить. Он орет, а я его в руки не беру, не хочу больше, чтобы нервы мои мотали, ведь я уже старая, да и обидно мне до слез. Откуда только такие кляузники берутся. По рукам бьют, а эти руки столько молились за людей Господу Богу.

Вот и решила Вам написать, что мы в таком случае должны делать? Могла бы я ее загнобить, а как же наш знахарский закон, наша заповедь?»

«Здравствуйте, уважаемая Наталья Ивановна. Я знаю шаманство, христианское и мусульманское лечение и с большим уважением и вниманием читаю все Ваши книги.