Еремей Парнов - Трон Люцифера

На журнальном снимке — обычная бензоколонка, украшенная в целях рекламы завлекательной вывеской «Салем». Есть и дамские сигареты с таким названием. Новый Свет тоже может похвастаться кое-какими традициями. Пусть Америка не знала ни своего Мерлина, ни святой инквизиции, но и салемские колдуньи[4] кое-чего стоят! Или сегодняшние «рыцари» ку-клукс-клана: те же страшные балахоны с прорезями для глаз, пылающие кресты. Да и главарь, фюрер этой террористической банды, именуется не как-нибудь, а «имперским магом»! В подчинении у него находятся «драконы», «циклопы», «гидры», «ужасы» — полный, в стиле Романа Поланского, голливудский набор. Откровенная уголовщина теперь любит рядиться в живописные одежды. Газеты ФРГ с негодованием, надо отдать им справедливость, сообщили о группе молодых людей, убивших в парке оленя. Казалось бы, досадный, но ничем особо не примечательный случай. Разве что характерной подробностью: браконьеры остались на месте преступления и, сбросив одежды, принялись пить кровь. Что это: неуместная выходка? дерзкая шалость? циничное хулиганство? Ответ: все, вместе взятое, плюс колдовство. «Мы совершили ритуальное жертвоприношение», — не без самолюбования признались задержанные на допросе в полиции. Боннская Фемида была в растерянности, хотя и недолго. Ну, раз «ритуальное», значит, и взятки гладки — нет злостного браконьерства и соответственно крупного штрафа в несколько тысяч марок. Однако события последнего десятилетия научили относиться к «играм» с кровопитием и осквернением могил с надлежащей серьезностью.

Во время колдовского посвящения молодыми англичанами Мириам Хиндли и Еном Бреди была убита маленькая девочка. «Темнота и ужас окружают обстоятельства преступления» — так прокомментировал присланный на место происшествия полицейский репортер. Я не знаю, что дало расследование, но биографические штрихи «героев» показались мне весьма примечательными. Хиндли и Бреди были фотографами, работавшими на индустрию стриптиза, причем, как отмечается в репортаже, «интересовались преимущественно болезненной тематикой». Возьмем на заметку эту подробность, ибо она нам еще пригодится. Пока же я приведу лишь один выхваченный из бумажного вороха заголовок — «Привлекательная мисс Мэй оказалась колдуньей». Я взглянул на фотографию и вспомнил, что встречал «привлекательную мисс Мэй» на страницах «Плейбоя». Однажды ей был посвящен даже целый разворот. Проделав нехитрую, но достаточно кропотливую изыскательскую работу, я вскоре выяснил, что путь от «звезды стриптиза» к волшебной короне, который она проделала за два года, отнюдь не является редкостью. На то есть, помимо всего прочего, одна существенная причина, с чем будет сказано несколько позже.

Пока же, прощаясь ненадолго с туманным Альбионом, бегло перелистаем страницы газет, лишь слегка задержав внимание на заголовках и «лицах»: «Эзотерические церемонии они называют «Черным Искусством», «Можно ли убить человека колдовством?», «Возможно ли это в Британии семидесятых годов?», «Жертвы современного колдовства»…

Газеты не лгут: есть жертвы, есть трупы и есть мрачные колдовские церемонии. Но за живописанием всех этих типично средневековых ужасов, всего этого шизофренического бреда как-то утекает в песок главное: ножевые и огнестрельные раны наносят все-таки не духи, не вызванные таинственными заклинаниями демоны, а совершенно конкретные и юридически подсудные лица, которых отправляют впоследствии либо за решетку, либо в психиатрическую больницу. И это настораживает. Когда речь заходит об уголовном преступлении, то в центре все-таки должен находиться преступник и обстоятельства — подчеркиваю, а не антураж преступления, каким бы экзотическим он ни был. Иначе утрачиваются элементарные правовые критерии и на очевидную мерзость набрасывается эдакий потусторонний флер. Это всегда на руку потенциальным убийцам. Ведь если действовал сам дьявол во плоти, то можно ли хоть что-нибудь спрашивать с его прислужников, слепых орудий адского провидения? В том же, что общество хотят уверить в реальности темных сил, сомневаться, к сожалению, не приходится. Приглашенный в Англию «эксперт» черной магии, «консультант» (вспомнил, как отрекомендовался на Патриарших прудах мессир Воланд!), наделенный дипломами и академическими званиями, некто Рассел Робине, со всей определенностью заявил в «Дейли миррор»: «Конечно, мы считаем волшебство реальностью».

Что ж, как ни прискорбно, но в известной степени он прав. Колдовские шоу, радения, празднества и многомиллионный оккультный бизнес были и остаются одной из составных частей капиталистической действительности. Ныне эта «первая», ибо все же предшествовала продажной журналистике, древнейшая профессия переживает очередной бум.

Небезынтересно отметить в этой связи, что если древнейшее в Европе английское колдовство, черпающее вдохновение в друидизме, вынуждено прибегать к авторитету заокеанских консультантов, то американские маги вовсю апеллируют к британским коллегам.

ИСТОРИЯ — это не только прошлое, но и наш сегодняшний день. Отжившие свой век идеи и предрассудки крайне неохотно уходят в небытие, и, пока существует мистика, они будут упорно бороться за свое место под луной. А вместе с ними и институты, казалось бы полностью потерявшие под ногами почву, напрочь утратившие не только перспективу, но и смысл своего существования. Мне пришлось убедиться в этом воочию в Риме — Вечном городе, где оставили свой немеркнущий след чуть ли не все эпохи и где неприкаянные тени седой, пережившей себя старины никак не желают уйти на покой, бередя воображение, мучая память мелькающих поколений. Я жил неподалеку от центра, в небольшой уютной гостинице «Светлая месса», и каждое утро, сверившись с планом города, отправлялся бродить по легендарным улицам, неподвластным круговороту светил. Нет, туристическая эйфория не кружила мне голову и глянцевитые, пылающие отражениями Солнца камни Старой Аппиевой дороги не ослепляли глаз. Я замечал помпезные строения начала века, завитушки рококо, разноцветные надписи на камнях и на стенах. Фломастер явно не уважал старины. Пятная обсосанный веками каррарский мрамор, лозунги различных партий перекрывались свастиками, непристойными рисунками, признаниями кому-то в любви, символами спортивных клубов. Одно это могло вернуть на грешную землю и напомнить о дате в календаре. В Непале и Индии я видел ступы, воздвигнутые в III веке до нашей эры. Обряды в святилищах, расположенных вокруг этих внушительных колоколо-образных сооружений, символизировавших изначальную пустоту Вселенной, не претерпели существенных перемен за долгие эти века. Шафрановые сангхати монахов и разноцветные сари прихожанок тоже остались такими же, как и в эпоху Мауриев. Там бессмысленно было бы говорить о возврате средневековья или еще более древних времен. Нечему было возвращаться. Религия никуда не уходила. И в этом смысле не было принципиальной разницы между праздником чудесного рождения принца Сиддхартхи, справляемым в храме Сваямбунатха, и рождественской мессой в церкви Марии Маджоре. Вечным стражем гордых теней высилась каменная резная арка императора Константина, через которую двигался непрерывный транспортный поток. Но Ватикан с его швейцарской гвардией, чьи средневековые головные уборы словно были взяты у карточных валетов, как и замок Сант-Анджело и грандиозный собор святого Петра, где служил кардинал в раздвоенной, усыпанной самоцветами митре, — они были частью современного мира. У меня и мыслей не возникало усомниться в необратимости летейских вод. Недаром же известный астрофизик Эддингтон столь образно упомянул, причем в серьезном научном труде, о «стреле времени»! Она вечно летит из прошлого в будущее и не может вернуться назад, несмотря даже на вероятную кривизну четырехмерного континуума Вселенной.

В чем же дело тогда? — пытался я разобраться в своих ощущениях. Если церковь — древнейшее и, добавим, консервативнейшее учреждение на земле, — продолжает шествовать сквозь века, сохранив исконную обрядность и чин, то почему должна вызывать удивление устойчивость параллельного института, «другого ведомства», со всеми его жрецами и черными магами. Это очень серьезный вопрос, ибо он затрагивает не какую-нибудь случайную, причем чисто внешнюю, аналогию, но нерасторжимую взаимосвязь, диалектическое единство. На вере в существование дьявола и его козней веками покоилась реальная власть церкви над душами прихожан. И наш век торжества Науки почти ничего тут не изме нил. Теологи-модернисты, предпочитающие избегать прямой персонификации дьявола, остроты вопроса тоже не сняли. Подменив рогатого, с хвостом и раздвоенными копытами «князя тьмы» неким «злым началом», гнездящимся в природе и человеке, они просто перевели Проблему на иной терминологический уровень.