И Калышева - Основы истинной науки - I

ГЛАВА I.

Главное разногласие.

Ещё в древности мудрецы старались внушить человечеству, что самое существенное знание и самая трудная наука - есть наука о самом человеке. Они настаивали на этом, и увековечили своё глубокое убеждение следующею надписью на Дельфийском храме: «Познай самого себя».

Много лет прошло с тех пор. Сколько труда было потрачено, чтобы разъяснить место человека в природе и истинное назначение его жизни на земле. Однако все вопросы, касающиеся внутренней жизни, остаются и до сих пор неразъяснёнными. Человечество не пришло ни к какому заключению, и разногласия в пониманиях себя и коренного смысла окружающей их природы доходят до самых резких противоречий.

В данном случае мы и не думаем употреблять слово «человечество» в полном и обширном его значении. Если бы мы стали разбирать всех людей на земном шаре, мы встретили бы громадную разницу в их происхождениях, расах, организациях, развитиях, образе жизни, вызванных климатами, обычаями и верованиями, и, наконец, состоянием наук и образованности их, вследствие чего нельзя было бы и ожидать однообразия мысли и убеждений. Но мы хотим указать на то, что люди, исповедующие одну и ту же веру, последователи одного и того же Христа, черпающие все свои знания из одного и того же источника, имеющие приблизительно одни и те же обычаи, одно и то же умственное развитие, - расходятся в самых основных принципах и в самом корне понимания себя и своей природы. Мы до сих пор незнаем, что мы такое: Игра ли мы случая? Следствие ли движения атомов? Продукт ли сил и способностей, заключающихся в материи? Или, может быть, мы сотворены? Подчинены чужой воле? Для чего же сделались мы послушными её исполнителями? Имеем ли мы свою собственную волю? Можем ли мы располагать своими поступками? Имеем ли мы самостоятельную личность, или это всё нам только кажется? Всё это, может быть, сумма наших собственных жизненных ощущений, которые прекращаются и пропадают вместе с жизнью нашего тела? С другой стороны, эта личность - наше «я» - не должно бы пропадать после нашей смерти. Мы это чувствуем, мы сознаём, но, однако, куда всё это девается? Во что преобразовывается то, что в нас чувствовало, стремилось и думало? Что это за проблески свободной воли, которые мы так ясно в себе ощущаем? Что это за проявление ума, силы слова, стойкости убеждений, дающих нам несомненные преимущества перед всеми тварями земли, и которые позволяют нам господствовать над ними? Почему мы господствуем и приспособляем всю природу и весь земной шар под свои потребности? Имеем ли мы на это право? Может быть, человек есть в самом деле независимый царь природы и единственный властелин вселенной? Может быть, он рано или поздно силой своего ума и воли покорит не только одну землю и все на ней находящиеся силы и стихии, но и другие небесные тела, и само солнце преклонится пред всесильной волей его? Или мы -полное ничтожество, незаметная инфузория, тля вселенной? Если мы - ни то и ни другое, то что мы именно? Что такое человек? Где же, наконец, место его в природе?

Чем более совершенствуется общество, тем логичнее относится оно к своим знаниям и предъявляет к ним несравненно большие требования. Отделываясь мало-помалу от всякой рутины научных предрассудков и предвзятых идей всякого рода, оно перестаёт удовлетворяться одним поверхностным изучением природы, но требует более глубокого взгляда, могущего выяснить внутренний смысл явлений и фактов, их происхождение, причину и сущность; а потому всё чаще и чаще встречается необходимость касаться подобного рода вопрос. Но где искать ответа на них?

Адепты науки, конечно, обращаются к своей науке для разрешения всех недоразумений. Они подвергают все мнения, мысли и ощущения неумолимой оценке позитивных наук и анализируют их, не отступая от их общепринятых правил. Неизбежным следствием позитивизма в науке является потребность относиться ко всему скептически и с недоверием, даже к свидетельству своих собственных чувств, если они не могут быть подтверждены или выяснены научным опытом, и если они не поддаются мере, весу и другим положительным и неоспоримым мерам или доказательствам.

Этот самый обычный приём или взгляд положительных и материалистических наук, который наши учителя стараются развить и укоренить в нас с самых юных лет и к которому мы действительно привыкаем, обращаясь с наукой, проявляется впоследствии в таком же точно виде и во всей нашей жизни при решении каждого даже житейского вопроса. Этот взгляд как бы сродняется с нами, проникает во все отправления разума, и мы до такой степени привыкаем к нему, что готовы отвергать факты, даже существующие или, по крайней мере, готовы оспаривать их достоверность, если они не поддаются научному анализу и принципам позитивизма.

С другой стороны, и у каждого человека есть врождённое чувство почитания Божества. Мы все рождаемся с задатками веры, чувствуем и сознаём свою духовную или нравственную сторону. Этим человек отличается от животного. Животное тоже живёт и также умирает, но оно не знает ни своей жизни, ни своей смерти, оно не думает и не соображает, оно просто живёт и чувствует. Человек отчётливо сознает своё существование; постоянно видя смерть на других и представляя себя в таком же состоянии, он невольно задумывается и предаётся потоку мыслей, исходящих из самой глубины сердца, вызывающих самые своеобразные ощущения.

В эти минуты все чувства его не только не находят ни малейшего отголоска в науке, но, напротив, окончательно противоречат всем данным её. Несмотря ни на всё наше уважение к науке, ни на привычку всюду следовать и всегда преклоняться перед ней, какой-то внутренний голос или какое-то безотчётное влечение заставляет нас в эти минуты совершенно отказываться от неё, отчётливо сознавать всю её пустоту и ничтожество, в сравнении с глубиной и полнотой волнующихся в нас чувств, удаляющих нас от всего житейского вещественного и материального.

Если же в таком состоянии находится большинство людей, стоящих у одра умирающего, то что могли бы мы сказать о самом умирающем в полном сознании и памяти? Какие чувства и представления заполняют последние минуты его жизни? Какие мысли роятся в его голове? Многочисленные примеры показывают, что все люди умирают с одним и тем же убеждением будущего и бесконечного бытия. В эти минуты человек не допускает и мысли, чтобы его личность пропадала бесследно; он чувствует, что существование его не кончается, что смерть есть только следствие слабой организации его, но что дух его остаётся здоров и бодр. Мы видим самых ярых атеистов, которые ещё накануне смерти отдали бы голову на отсечение, что всё существо их ничего, кроме игры атомов, в себе не заключает, но которые в торжественные минуты смерти смирялись, признавали свои заблуждения, плакали как дети и прибегали к помощи Бога. Так создан человек! Люди упорные, с сильным характером, бывают в состоянии удержаться от подобных нарушений атеистического принципа, который они преследовали в течение всей их жизни. Они бывают в состоянии даже во время своего смертного часа, идя против своей природы, заглушить в себе внутренний голос насмешками и остротами, направленными на самих себя, на верующих и даже на Самого Бога. Подобные смерти оставляют всегда впечатление полнейшего разлада всех внутренних чувств и ощущений с внешними действиями человека.

Мы с самых ранних лет привыкаем безмолвно уважать и беспрекословно следовать за своей наукой, мы вполне убеждены, что только через неё мы можем получить знания. Мы через неё ищем одного доказанного, непреложно-верного всего умственно возвышающего нас над окружающей природой и тварями.

Рядом с этим мы видим массу настроенных церквей; миллионы молящегося в них народа; пастырей церкви, проповедующих одни прекрасные истины, смысл и глубина которых поражают нас. Но это не те истины, это не тот приём, не те начала, что даёт наука, а потому они чужды нашему пониманию. Мысли эти так резко противоположны всему тому, что усваивалось нами с самых ранних лет, благодаря нашей науке. Пастыри церкви говорят, что видимый мир создан Богом, что всё, что живёт, есть творение Его всесильной Воли, что мы сами живём для будущей жизни, что мы будем и после смерти жить, только в другой форме, в другом месте.

Но наша наука ничего подобного нам не указывает. Материалисты убеждены, что отлично объясняют все явления естественными законами природы, без всякого участия Высшего Разума. Они вполне удовлетворяются своим мировоззрением, которое решительно не нуждается в присутствии Божием во вселенной. Их физика, химия, физиология, анатомия, космогония и т.д. не нуждаются ни в каких отвлечениях, для полного выяснения всех необходимых положений, и всё, что их интересует в природе, они объясняют одинаково для себя, отчётливо и определённо.

Далее мы видим, что во главе учения Церкви стоят люди безупречные, посвятившие человечеству всю жизнь с полным убеждением, с полной готовностью на всё доброе и на всякие самопожертвования. Они ставят свои убеждения и свои воззрения выше своего покоя, выше своего тщеславия и своей личности.